когда бежала из Крепости, – это то, что за всю мою жизнь у меня не было ни одного друга и что, возможно, так никогда и не будет. Все, что было у других людей, оставалось для меня загадкой, а то, что происходило в моей душе, знала только я. Не имея возможности этим поделиться, я даже не верила, что все это по-настоящему.
– Вынесем диван на улицу? – предлагает Беатриче, которая не то что не передумала, как я опасалась, но даже помогает нам. – Или это к дождю?
Я инстинктивно поднимаю глаза к небу, но облаков не нахожу.
– Да, давайте вынесем, – отвечает Присцилла, не обращая внимания на шутку. – И я бы еще поставила рядом стул, кресло и, наверное, журнальный столик. Вроде вот этого, который, кстати, я решила купить.
С сегодняшнего дня Присцилла стала одной из наших самых верных и щедрых сторонниц. Благодаря вещам, которые она приобретет в «Новом мире», говорит она, ее квартира станет наконец ее домом. Некоторые из тех вещей, которые мы спасли, спасут ее, помогут приблизиться к обретению себя. Вот он, ответ на вопрос, почему я сражаюсь за это место. Я уже два дня и две ночи без устали чиню и привожу здесь в порядок каждую вещицу, от пепельницы двадцатых годов до старинной шахматной доски, от табличек и сервировочных салфеток до украшений, канделябров и картин, от снаряжения для гольфа до светильников всевозможных разновидностей.
Но выставлено на продажу будет не все. Некоторые вещи останутся магазину в наследство. Например, мини-гостиная, в которой Дороти собиралась с подругами, чайный сервиз, ее глиняный гусь, рояль. Мы все сошлись на том, что если магазину все-таки суждено будет открыться вновь, то эти вещи должны будут остаться с ним. Они его душа.
– Пирожные и печенье Анджелины можно расставить на рояле, – предлагает Аделаида. – Что думаете?
Уже почти время обеда, вот-вот нужно будет открываться. Присцилла, самая организованная из нас, раздает каждой по заданию: мы с Аделаидой отодвинем с середины магазина всю оставшуюся там громоздкую мебель, Беатриче займется расстановкой небольших предметов, а Арья будет отвечать за детали и кассовый уголок.
– Как много у вас дочек, маркиза Ляля, – весело запевает Арья, вытирая пыль. – Как много чудных дочек!
– Себе я оставлю дочек, гонец короля, – подхватывает ее мама, – себе я оставлю… – Проверив свой телефон, она вдруг замолкает. – О боже!
– Вам что, пришло анонимное пожертвование в миллион евро? – острит Беатриче.
Аделаида поднимает испуганный взгляд сначала на Беатриче, а затем и на всех остальных. Снова опускает его в экран и поднимает на нас. И наконец передает мне свой телефон – так, будто это бомба, которая сейчас взорвется. Вряд ли там хорошие новости.
На экране открыт чат со страницы нашего краудфандинга, и кто-то прислал туда следующее сообщение:
Ну давайте, курицы, попытайтесь. Только попробуйте устроить сегодня этот ваш идиотский спектакль. Советую вам вывезти весь хлам по-тихому и не совать нос в дела, которые вас не касаются. И не говорите потом, что я вас не предупреждал.
Неужели это происходит на самом деле? Сообщение анонимное, сайт этого не запрещает. Я поднимаю глаза на остальных – они хотят знать. Я бы хотела прочитать это сообщение вслух, чтобы все тоже были в курсе, хотела бы сделать это непринужденно или, по крайней мере, уверенно, но контуры вещей вокруг начинают расплываться. Я передаю телефон Аделаиде, а сама падаю в кресло. Я слушаю, как она в ярости зачитывает полученные нами угрозы.
Какое-то время все сидят молча. Опускается напряженная тишина, которую прерывает внезапно ворвавшаяся Анджелина:
– Вуаля! – Она весело ставит на кассовый столик два еще не успевших остыть противня, внося с собой запах выпечки и духов. – Так. Что тут у вас происходит?
Аделаида передает ей телефон, чтобы она увидела сообщение своими глазами.
– Может, пока расскажете вкратце? – говорит она, пытаясь нащупать в сумке очки. Но никто из нас не решается проронить ни слова.
Затем она берет телефон, и с каждым новым прочитанным предложением выражение ее лица становится все серьезнее.
– Матерь божья! – наконец восклицает она в негодовании. – Кто это мог написать?
Не сговариваясь, мы снова рассаживаемся вокруг того же столика. Беатриче, оставшись стоять, прислоняется к спинке моего кресла и скрещивает руки на груди.
– Наверное, это табачник… – предполагаю я.
– Почти наверняка он, – вздыхает Аделаида.
– Если только это не мой муж, – вставляет Анджелина, утирая лоб платочком.
Присцилла смеется, приняв это за шутку, но вскоре осекается.
– Ему не нравится, что я отнимаю время у нашего бизнеса, – говорит Анджелина, чувствуя, что ей нужно объясниться. – У его бизнеса – по бумагам. И не нравится эта ерундистика, как он называет нашу затею. – Она пожимает плечами. – Но все-таки я не думаю, что он что-то сделает. Хотя бы просто потому, что он даже не знает, что такое краудфандинг.
В этот раз она сама не удерживается от короткого смешка.
– А может, это Я-На-Вас-В-Суд-Подам? – спрашиваю я скорее себя, чем остальных.
– Кто? – переспрашивают хором они.
– Да так, муж одной соседки, адвокат, который разъезжает на роскошной машине. По-моему, он меня ненавидит.
– А, тот, который воображает себя шерифом, – произносит Присцилла. – Не думаю, что он до такого опустится.
– Да, – соглашаюсь я. – Вряд ли это он. И вряд ли твой муж, Анджелина. И уж тем более не бюрократ из фастфуда. Будем объективны… Скорее всего, это написал наш сосед.
Анджелина наклоняется вперед.
– Что же он может нам сделать?
Я пожимаю плечами.
– Да все что угодно. Магазин беззащитен, мы беззащитны…
– Этого-то он и добивается! Чтобы мы ему поверили! – восклицает Аделаида.
– А можно и мне высказаться, раз уж магазин технически еще принадлежит мне? – вмешивается Беатриче.
Мы все поворачиваемся к ней.
– Табачник боится конкурентов на аукционе, но еще больше он боится, что банк не выдаст ему кредит. Я заметила, что сообщение пришло три часа назад. А где-то час назад он мне позвонил, весь на кураже, и сказал, что получил кредит. Он сможет подать предложение, так что будем верить, что теперь он угомонится. Уверенности, конечно, нет, но все же…
Эта новость приносит нам некоторое облегчение, но за ней снова следует задумчивое молчание, в котором каждая мучается своими мыслями. «А вдруг это был не табачник, а какой-нибудь другой недоброжелатель, которого мы даже не знаем?» – думаю я. Вдруг мы не сможем защитить магазин и себя? Вдруг мы уже проиграли, но не осознаём этого?
Тишину нарушает Аделаида:
– Как бы то ни было, плевать на него. Что о нас подумают, если мы сдадимся, испугавшись первого же шантажа? Кого-то в нашем районе мы не устраиваем, допустим. Как ни странно, кто-то воспринимает нас как угрозу. Впрочем, когда люди объединяются в группу, со стороны они всегда воспринимаются как угроза, особенно если это женщины… Ну и что? Неужели они думают, что проблему можно решить насилием?
– К сожалению, да, – возражает Присцилла. – Достаточно открыть газету.
– Хорошо. Но нас много, мы вместе…
– Мы умеем себя защитить, – добавляю я.
– Это еще неизвестно, – спорит Присцилла. – По юридическим вопросам вы знаете к кому обращаться, а вот что касается всего остального…
«Для этого есть я», – хочу я ответить.
– В самозащите самое главное – не бояться, – настаивает Аделаида.
Если это действительно был табачник, то я знаю, что он попытается провернуть. Он настолько уверен в себе, что даже не скрывает своих карт. Когда-то он уже заикался об этом, и так уж распорядилась судьба, что заикался он при мне.
– Есть кое-какой способ от него избавиться.
Я хочу дать им какую-то гарантию – вроде моей технической подготовки, того, что я от него слышала, и плана, который пришел мне в голову, но я не знаю, с чего начать, чтобы лучше все это объяснить.
– Вы мне доверяете? – вырывается у меня.
Все с любопытством на меня смотрят. Не знаю, почему я об этом спросила, – знаю только, что мне бы очень
