- Будьте уверены!
1923
УПРЯМЫЙ АМЕРИКАНЕЦ
Четыре часа я водил мистера Смита по выставке.
Я показал ему хлопок, жесть, железо, дерево, кожу, сало...
Американец молчал как истукан.
- Мистер Смит, - сказал я задушевно, - товарищ Смит... Ну хоть теперь, когда мы уже все осмотрели, скажите искренне и чистосердечно свое мнение о нашей выставке.
Американец поправил роговые очки.
- Замечательная выставка! Спорить не буду. Но это все показное. Это все - пышная витрина магазина, в котором ничего нет. Я уверен, что девяносто девять процентов посетителей вашей хваленой выставки под пиджаками не имеют даже рубах.
- О! - воскликнул я.
- Хотите пари?
- Хочу.
- Тысяча фунтов против одного!
- Есть. Эй, молодой человек! Будьте любезны. На одну минутку. Десять фунтов хотите заработать? Хотите? Отлично! Снимите пиджак. Да не стесняйтесь, чудак вы, снимайте. Здесь дам поблизости нет.
Американец ехидно улыбался.
Молодой человек застенчиво снял пиджак.
- Прошу убедиться - великолепная егерская рубаха.
- Это единичный случай, - тупо сказал американец.
- Ах, единичный случай? Хорошо. Папаша! Дядя! Как вас там? Будьте любезны, снимите пиджак. Да не стесняйтесь, папуля. Червонец заработаете. Прошу убедиться. Рубаха. Не стану, конечно, уверять, что она батистовая, но что из хорошего домашнего полотна, так это факт. Спасибо, папуля, за мной червонец.
- Это не факт.
- Великолепно! Возьмем третьего. Эй, снимите пиджак! Не стесняйтесь! Здесь все свои люди. Вот чудак! Червонец заработаете!
Молодой человек испуганно покраснел и пытался улизнуть. Американец злорадно улыбнулся:
- Э, нет, подождите, снимайте пиджак!
Я схватил молодого человека за шиворот и стащил с него пиджак.
О, ужас! На молодом человеке не было рубахи.
- Ага! - закричал американец. - Я же был уверен. Я говорил!
Разъяренный молодой человек закрылся пиджаком и смущенно пробормотал:
- Это ошен нэкарашо - так поступайт с заграничным гостем. Я буду жаловатьця нах дейтче миссия...
Американец был убит. Он выложил, по крайней мере, полфунта фунтов и исчез.
Я расплатился с потерпевшими и, весело насвистывая, пошел жертвовать на Воздушный флот.
1923
ГАЛЕРЕЯ ВЫСТАВОЧНЫХ ПОСЕТИТЕЛЕЙ
Руки глубоко засунуты в карманы штанов. На носу старомодное пенсне. Толстая нижняя губа выпячена. Говорит в нос. Рыжий.
- Ну-с! Где же ваша хваленая Всероссийская сельскохозяйственная выставка?
- Да вот же, вокруг. Она и есть.
- Н-не вижу.
- Не видите? Но павильоны, экспонаты, посетители... Арка главного входа опять же...
- Да, но я не вижу выставки. Выс-тав-ки самой не вижу!
- Помилуйте, да это же выставка и есть! Вокруг.
- Вот это? Вокруг? Выставка? Это вы называете выставкой? Ну, знаете...
- А что такое?
- Ничего, ничего... Не стану спорить... Конечно... Может быть, это и выставка... Но только не так, как я себе представлял, молодой человек, эту выставку!
- Вы меня удивляете. Ведь налицо имеются павильоны и экспонаты. Не станете же вы отрицать...
- Бога ради, я ничего не отрицаю! Нечто вроде павильонов я действительно вижу, но есть ли в вышеупомянутых павильонах экспонаты? Это ба-а-льшой вопрос!
- Как вопрос? Позвольте! Мы можем войти в любой павильон. Прошу убедиться. Вот вам и экспонаты.
- Где?
- Да вот же. Стоят. Видите?
- Не вижу. Лошадей действительно вижу, а экспонатов не вижу.
- Так это же и есть экспонаты.
- Лошади? Экспонаты?
- Да, экспонаты.
- Может быть... может быть... У каждого свой взгляд на вещи. По-вашему, пожалуй, этот автомобиль тоже экспонат?
- Экспонат.
- Ах, так... Ну конечно... В таком случае... Не смею сомневаться. Но только не так я представлял себе эту хваленую выставку! Что ж, по-вашему, этот человек с сигарой тоже экспонат?
- Нет, он не экспонат. Он экспонент.
- Ах, простите, простите! Экспонент. Не стану спорить. Значит, автомобиль - экспонат, а господин - экспонент?
- Да.
- Так, так... Выставка, значит? А не будете ли вы добры мне объяснить, что же это у вас здесь натыкано?
- Это показательный огород. Картофель, помидоры.
- Ага! Это, значит, как же - экспонаты или экспоненты?
- Экспонаты.
- И картофель - экспонат, и помидоры - экспонаты? Превосходно! О-ча-ро-ва-тельная выставка! Бла-го-дарю, не ожидал...
- Подождите. Куда же вы уходите? Вы еще не видали и сотой части. Я сейчас вам покажу лесной павильон, мелиорационную систему, показательный колхо... Подождите. Не уходите... Ушел, проклятый!
И напрасно вы будете его удерживать. Скептик непоколебим. Все равно он будет вечером пить чай у знакомой старой генеральши и говорить:
- Понимаете, Глафира Петровна, такое большевики устроили... такое... Построили павильоны. Понаставили лошадей, автомобилей. Понатыкали какие-то подозрительные овощи. Гуляют иностранцы. "Это, говорят, экспоненты, а то, извольте видеть, экспонаты". Прррродают билеты! И уверяют, что это все Всероссийская сельскохозяйственная выставка! И чего только Европа смотрит? Не понимаю... Ужас-с!
1923
НЕИСПРАВИМЫЙ
- Ну-с, что вы скажете теперь, милостивый государь? - весело воскликнул я, врываясь в затхлый кабинет Тупягина.
- А что такое? - кисло поморщился Тупягин, поджав тонкие лиловые губы.
Я выдержал блестящую паузу и, заранее предвкушая эффектное изумление Тупягина, небрежно бросил:
- Звонкая монета. Выпущена Советским правительством.
- Ерунда! - сказал Тупягин.
- Но сегодняшний номер газеты... На первой странице...
Я ткнул Тупягину газету. Тупягин лениво скользнул глазом по очерченному синим карандашом месту и сказал:
- Брешут! Очки втирают! Погубили Россию, а теперь баки забивают.
- Это кто Россию погубил?
- Большевики ваши погубили. Чувствуют, что их песенка спета, и морочат доверчивых людей. Могу вас уверить, что не пройдет каких-нибудь двух недель, как все ваши совнаркомы полетят кувырком вместе с вашей мифической звонкой монетой!
- Тупягин... Ха-ха... Вы меня просто удивляете! Ведь совершенно то же самое вы утверждали два года назад.
- Я своих мнений не меняю-с! Тогда утверждал и теперь утверждаю. Ваша звонкая монета - брехня.
- Ах, так! А это, по-вашему, тоже брехня?! - воскликнул я, вынимая из кармана новенький двугривенный.
Тупягин вскользь посмотрел на двугривенный, сиявший в моих пальцах, и пожал плечами.
- Обыкновенный николаевский двугривенный... Награбленный большевиками из Монетного двора в семнадцатом году...
- Да, Тупягин, видите: вместо орла - ненавистные вам серп и молот и надпись: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь".
- Ерунда! Приклеили!
Я заскрежетал зубами.
- Слушайте, вы, Тупягин! Видите: пятирублевая ассигнация? - Я вытащил из кармана казначейский билет. - Посмотрите на него внимательно. Сейчас мы с вами пойдем в любой магазин, купим четвертку табаку, и я на ваших глазах получу сдачу се-ре-бром!
- Чепуха! Никакой нормальный человек не разменяет вам эту подозрительную советскую бумажку на серебро.
Я почувствовал, что ком подкатил к моему горлу. Я собрал всю свою силу воли и процедил сквозь зубы:
- Тупягин... Какие же деньги в таком случае вы признаете?
- Ро-ма-нов-ски-е! - скрипнул Тупягин. - Ни-ко-ла-ев-ски-е! Это настоящие деньги. Без всяких фиглей-миглей.
- Ах, так, дорогой товарищ Тупягин? - сказал я, ласково улыбаясь. Очень приятно. А скажите, пожалуйста, что это у вас такое висит в простенке между этими двумя многоуважаемыми окнами?
- Зеркало, - с удивлением сказал Тупягин.
- Зеркало. Но оно мне не нравится.
Непосредственно за этим я взял с письменного стола какую-то бронзовую собаку и бросил ее в зеркало. Осколки брызнули во все стороны. Тупягин окаменел.
- Кроме того, мне не нравится цвет ваших обоев. Но мы это сейчас исправим.
Я взял со стола большую бутылку чернил, и не прошло двух минут, как обои приобрели очень оригинальную и живописную окраску. Затем я выпустил из перины пух, наскоро вспорол перочинным ножом бархатный турецкий диван, сунул в него жалкие остатки стенных часов, выдавил тюбик синдетикона в ночные туфли хозяина и затопил камин обломками какого-то мореного дуба.
- Надеюсь, - ласково сказал я, - что вы не доведете дело до народного суда? Я понимаю, если б это был еще окружной суд, но стоит ли мараться об этот паршивый большевистский судишко! Не правда ли, Тупягин? Лучше я вам просто заплачу пятьсот рублей наличными за организацию уюта в вашей мрачной холостяцкой берлоге - и дело с концом.
- Как угодно, - сухо сказал Тупягин.
- Потрудитесь получить, - сказал я, протягивая Тупягину романовскую пятисотку.
- Вы что, издеваетесь надо мной?
- Какое уж тут может быть издевательство, - грустно сказал я, - умел уют старому холостому другу устраивать - умей и денежки за это платить. И не какие-нибудь советские... паршивые... фигли-мигли. А настоящие, романовские, так сказать.
