же путь, что и те люди, с которыми изначально и задумывалась борьба.
Но говорить все это вслух не хотелось. У Даши было ощущение, что она упала в липкую грязь, и теперь ей хотелось помыть хотя бы руки. А еще она чувствовала безграничное разочарование. В последнее время Даша много раз разочаровывалась в людях, и она думала, что уже привыкла к этому. Но, как выяснилось, привыкнуть к этому было невозможно. Она просто поставила требуемую дату и свою подпись об ознакомлении на приказе, взяла себе копию и, не сказав больше ни слова, вышла из кабинета.
Дневная жара сменилась вечерней прохладой, но напряжение дня никуда не ушло. Сначала Даша хотела кому-нибудь позвонить, поговорить. Но, вспомнив события уходящего дня, передумала: ей тогда казалось, никто в этом мире никому не нужен и никому ни до кого нет дела. Этажом выше гремела музыка – вечно пьяные соседи горланили какие-то блатные песни. Бороться еще и с ними Даше совсем не хотелось. Бесцельно побродив по квартире, Даша вдруг осознала, чего боится на самом деле. Не увольнения, хотя эта работа, так угнетавшая ее психологически, была ей необходима. Не испорченной трудовой книжки; не весьма туманной и обидной перспективы начать все заново. Она боялась, что никто так никогда и не узнает, что на самом деле она чувствует и как воспринимает всю эту череду событий. Даша невольно угодила в ловушку мнимого счастья – весьма успешно скрывая от своего окружения истинные трудности и переживания, она привыкла полагаться на Дениса и Аню, которые, казалось, всегда ее понимали и всегда будут рядом. Теперь же в ее жизни не было ни Дениса, ни Ани – получив от нее то, что им было нужно, они исчезли, а те немногие люди, которые частично знали о происходящем с ней сейчас, в один голос твердили, что она должна «смириться», «уступить», «подумать о себе и своем здоровье», «уйти и забыть» – и желательно прямо сейчас. Головой Даша понимала, что в этих советах был смысл и некое рациональное зерно, но сердцем чувствовала, что это не выход. И боялась, что сама она так и не сможет его найти, а окружающие так никогда и не узнают, что она чувствует на самом деле.
Выпив уже по привычке сильное успокоительное и плотно задернув шторы, Даша постаралась заснуть. Успокоительное почти не действовало, и она до крови искусала губы. Сон никак не приходил. Даша боялась, сделав вдох, вновь ощутить тот тягучий комок в груди, который тревогой и болью сковал все ее существо и разливался едкой массой по телу, затмевая иные мысли и ядом проникая в самое сердце.
Когда Аня съезжала с квартиры, она оставила у Даши свой телевизор. Первое время Даша не обращала на него внимания, машинально стирая с него пыль. Но после истории с кошкой и массы высказанных Аней в связи с этим претензий этот злосчастный телевизор стал первым, что бросалось в глаза Даше, когда она входила в комнату. С этим пора было что-то делать. В конце концов, ее квартира – не склад, не кладовка. Даша знала, когда Аня с Игорем должны были вернуться в город, и выждала еще несколько дней после их приезда, чтобы дать им отдохнуть с дороги и немного втянуться в привычную жизнь. Ближе к выходным Даша отправила Ане сообщение:
«Аня, привет! Давай решим вопрос с твоим телевизором. Когда ты сможешь его забрать? Давай выберем день, удобный нам обеим».
Долго ждать ответа не пришлось.
«Хм, пока не знаю. Я только вернулась, у меня много дел. Давай напишу тебе через несколько дней».
Прошла неделя, но Аня так и не написала. В этот раз Даша не собиралась идти у нее на поводу и написала вновь:
«Аня, ты приняла какое-нибудь решение по поводу телевизора?»
В ответ пришла новая волна агрессии.
«Я же сказала: я занята! Это что, такая проблема? Почему он не может постоять у тебя? Мне некуда его ставить. И вообще, насколько я помню, ты не была против этого телевизора».
Даша яростно застучала по клавишам.
«А почему у меня должен стоять твой телевизор? Что за бред? Я не должна бесконечно решать твои проблемы – с жильем, с телевизором, с твоими друзьями. И да, я была не против, чтобы ты притащила ко мне этот дебильный телевизор, но по поводу того, чтобы он остался у меня, как на складе, речи у нас не было. Реши этот вопрос в ближайшие три дня. А потом… Я не знаю, как нам дальше с тобой общаться, правда. Хорошего было много, и я его буду вспоминать».
«Зачем ты мне все это говоришь? Устроила какие-то прощальные речи… Или опять поругаться хочешь? Я вот не хотела с тобой ссориться. Конечно, история с кошкой меня очень задела. Но я бы пообижалась еще немного и первая пришла бы мириться, мне тебя очень не хватает. Но такая половинчатая дружба мне не нужна».
Еще несколько месяцев назад Даша бы обрадовалась и забыла все обиды. Но сейчас она смотрела на все иными глазами. Она словно увидела в другом свете этого человека. Даша сама была очень эмоциональной, но это не шло ни в какое сравнение с эмоциональностью Ани. Та была исключительно человеком настроения. И ни наличие каких-то договоренностей, ни обязательства – ничто не могло перекрыть ее эмоции. Если у Ани было плохое настроение, она могла подвести кого угодно, обрушив небеса на головы тех, кто рядом. Аня была взрослым человеком по паспорту, но капризным ребенком по сути. Весь мир должен был крутиться вокруг нее. Если ей что-то было нужно, она не считалась ни с кем и ни с чем, вопрос комфорта другого человека для нее никогда не стоял. Только Даша пока не могла понять – то ли Аня просто избалованная эгоистка, которая живет как умеет и действительно понимает дружбу как постоянные жертвы и уступки в ее пользу, то ли она искусный манипулятор, который подпускает к себе человека ровно настолько, чтобы спокойно решать через него свои проблемы. Даша боялась, что знает ответ: Аня была воплощением и того и другого.
«Аня, я очень переживала за наши отношения. И честно делала все, чтобы их сохранить», – написав это, Даша вдруг почувствовала, что все вот-вот закончится.
Через минуту телефон замигал новым сообщением.
«А у нас что, разве были какие-то отношения? Вот уж сюрприз! А я и не знала! Ни одна моя подружка мне еще не говорила, что “переживает за наши
