тогда-то, костюм на тебе должен быть серым с отливом, а в петлице бутон; нашего сына, который родится тогда-то, назовем Сережей, а если будет девочка, назовем Анной».
Конечно, нет. Она просто рассказала, как она видит свою жизнь через год, через два, через пять, через десять…
– Шаг вправо, шаг влево – попытка к бегству, прыжок на месте – провокация, – пробормотал Артем.
– Что, прости? – переспросила опешившая Ольга.
– Оля, – мягко сказал Артем. – Для меня такая прагматичность… уже чересчур. Я тоже строю планы, конечно, но чтоб вот так? Я действительно почувствовал себя запертым. Как в тюрьме. И я не то что не готов к этому. Я – так – вообще не хочу.
Оля молчала. Она искренне не понимала, что она не так сделала. Ведь все шло так хорошо.
– Оля, ты… пошутила? – осторожно поинтересовался Артем.
Она молча покачала головой.
– Вот так иметь столь серьезный и четкий план на каждый свой шаг на годы вперед… – Артем вздохнул. – Прости, это не для меня. Ты очень хорошая, красивая, умница, но… знаешь, нам лучше расстаться прямо сейчас, пока ничего серьезного не произошло.
Ольга по-прежнему молчала.
– Я не хочу тебя огорчать, правда, – сказал он. – Ты мне по-своему дорога. Но, получается, у нас разное видение жизни. Мы просто не совпадаем. Прости. Правда, прости.
И он ушел.
Ушел!
Впервые в жизни Оля чувствовала себя так, словно потеряла почву под ногами. Она не заплакала, ее просто оглушило. И, наверное, впервые в жизни она задумалась – а так ли она была права, отстаивая свою железобетонную жизненную позицию?
Словно кадры какого-то кино, замелькали лица друзей, коллег, родных, зазвучали в ее ушах их фразы: и все они на разные лады повторяли, что такой разлинованный подход к жизни – это путь никуда.
– «Запланированного счастья не бывает», – вдруг голосом известного киноактера из всеми любимого новогоднего фильма сказала ей сама Жизнь.
Ольга вздохнула и поднялась с лавочки, на которой сидела.
Было лето, пышный август. Оля, верная своим принципам, собиралась завтра на занятия по фитнесу. Но впервые почувствовала, что все это так неважно. Она довольно долго шла пешком одна, размышляя. Мама… Как же она сказала?.. Что ее правильные жизненные установки когда-нибудь сыграют с ней злую шутку?.. А вот, пожалуй, уже и сыграли. Она, «правильная, разлинованная Оля», попыталась запихнуть в ячейку, в графу своего жизненного плана живого человека. А он… Он ведь живой человек, а не несколько слов в графике. Вот он и не «запихнулся». У него свой путь, своя установка. Возможно, более гибкая, более многоходовая, более… правильная? Человечная? И возможно, прав ее романтичный братец Антон, что она сама превратила себя в андроида? Себя, живую, симпатичную, в общем-то, девушку.
– Вот ведь ужас-то, – пробормотала она.
Результатом мучительных раздумий на эту тему стало то, что Оля наконец призналась себе, что, наверное, даже могла бы стать менее прагматичной и расчетливой. Наверное. Но только ради чего-то очень важного. Ради… большой любви, например. Любви, про которую она сказала папе, что это не стоящая особого внимания и скоро проходящая эмоция…
Оля, печатающая одинокие шаги по улице, вдруг отчетливо поняла, что ни к кому еще не испытывала этой эмоции. И к Артему тоже.
Он молодец. Правильно он предложил ей расстаться – если вдуматься, непонятно, зачем они и встречались. Как оказалось, никакой любви-то у нее к Артему и не было – так, хорошие знакомые, но каждый сам по себе. Ведь Оля выбрала его исключительно разумом, а не сердцем. Душевные порывы ей вообще были как-то несвойственны… Не то что ее «непутевому» брату.
Он, в отличие от сестры-близнеца, был на удивление влюбчивой личностью. Эта особенность начала проявляться еще в детстве и сохранялась на протяжении всей его жизни. Поскольку влюблялся он красиво, романтично ухаживал и относился к своим избранницам по-рыцарски, девушки часто отвечали ему взаимностью. Но ни один из романов Антона не длился долго – вскоре он встречал новый идеал, и вся история повторялась вновь…
– Вот ругаешь меня за упорядоченность, – упрекнула как-то брата Оля. – А сам? Думаешь, это лучше – как мотыльку с цветка на цветок перепархивать?
– Это для меня не самоцель, – возразил он. – Но лучше, конечно, испытывать чувства, пусть и противоречивые, чем существовать среди графиков и схем, как засушенный цветок в гербарии.
Оля шла и думала, думала, думала…
А на другой день, выходя из дома на тренировку, столкнулась со странным молодым человеком. Он был симпатичным. Пожалуй, даже каким-то сказочно красивым. Похожим на персонажа вроде тех, что рисовал в своих комиксах Антошка. И он был потерянным, словно его каким-то космическим ветром сдуло с родной планеты и пригнало сюда, и он никак не может понять, как и, самое главное, где он очутился. С напрочь севшим телефоном. Без зарядки. Без пауэрбанка. Сама Оля, например, всегда кидала его в рюкзачок, предварительно зарядив под завязку.
Молодой человек попросил позвонить. Говорил, по всей видимости, с мамой. Что-то он там такое перепутал. То ли пришел не туда, то ли, наоборот, не пришел туда, куда было нужно. Но вид у него был донельзя убитый. Он даже сказал, что «все пропало». Чушь какая. Она вон вчера рассталась с… а кто ж ей был Артем? Как минимум человеком, с которым она встречалась почти полтора года. Ну, и ничего не пропало, жизнь не остановилась… «Да, с железками явно проще», – с горечью сказала она, и не себе, а вслух. Забавно, этот белокурый «принц» сказал то же самое.
Что-то с ним не так…
– «Все пропало» – это когда тебя уже нет в живых, – решительно сказала она ему, желая подбодрить или его, или себя. – Так что… Все наладится.
И, доведя «принца-потеряшку» до метро, Оля сама потерялась в толпе, замесилась в нее, желая стать незаметной для самой себя и снова думать, думать, думать…
И неожиданно вместо того, чтобы идти на запланированную тренировку по фитнесу, она отправилась в кинотеатр.
Потянулись дни, недели, месяцы. Периодически перед внутренним взглядом Оли почему-то всплывало лицо белокурого «принца». Почему? Зачем? Она даже не знала, кто он, как его зовут. Про себя она так и называла его – «принц-потеряшка»…
Так прошли
