в голосе сквозит нетерпение.
— Я передумал, — выдавливаю из себя, не встречаясь с его грозным взглядом. — Я не буду у вас работать.
Следующее, что слышу, — смех. Глубокий, немного пугающий смех большого босса.
Потом смех резко обрывается.
— Без проблем, — говорит с дьявольской улыбкой Степанов. Потом берёт ручку и клочок бумаги. Что-то усердно царапает, а закончив, бросает клочок мне в лицо. Он, конечно, не долетает, приземляется ровно на столе, прямо перед глазами. — Отдашь, и свободен, — выплевывает босс. На его губах больше нет улыбки. Вглядываюсь в листок бумаги.
Перед размытым взором пляшут цифры. Семизначные.
— И что это? — спрашиваю с вызовом, подражая его настрою.
— Неустойка, Павлик, неустойка, — договор летит мне в лицо. Долетает. Хлопком ударяется о подбородок, — прочти всё внимательно, а потом приходи.
Опускаю глаза на бумагу. Но куда уж там мне разобраться? Подписал, даже не прочитав. Идиот.
Встаю, бесцеремонно покидаю кабинет. Слышу, как Степанов что-то орёт мне в спину, но даже не останавливаюсь. В машине звоню Филу. Он единственный, кто сейчас может мне помочь.
Филипп прибывает через тридцать минут, деловито изучает документы, а потом смотрит на меня, как на душевнобольного.
— Что там? — с надрывом в голосе спрашиваю у парня.
— Ты совсем, что ли, ку-ку? — крутит пальцем у виска. — Такие документы читать надо, прежде чем подписывать.
— Не томи, Филя.
— Короче, — откладывает контракт на заднее сиденье. Открывает окно и закуривает. — Ты на три года влип, Пашка. Три года ты будешь принадлежать этому… человеку.
— Понятно, — проглатываю ком в горле, — почему я не могу уйти?
— Контракт может расторгнуть только он и в одностороннем порядке, но ты всё равно заплатишь неустойку за невыполненные обязательства. Размер неустойки… — тянется обратно за документами.
— Не говори, я уже знаю. Таких денег отродясь не видел.
— Да, Павлик, ты влип, — смачно затягивается и выбрасывает бычок на улицу.
Смеряю его взглядом.
— А благодаря кому я, собственно, влип? Не ты ли мне помог сюда попасть? Не твоя ли это была идея?
— Вообще-то, предполагалось, что это поможет тебе начать ценить бокс, — тычет в меня пальцем. — Так, по крайней мере, думал Люциано, — вздыхает. — Ну что, Пашка, ценишь теперь бокс?
— Я-то ценю… только он, похоже, не ценит меня… Фил, неужели ничего нельзя сделать? Ну там в суд подать, например.
Филипп хватает контракт с заднего сидения и подносит к моему лицу.
— Подпись твоя?
— Моя.
— На его дубликате тоже твоя подпись стоит?
— Стоит.
— Тогда что мы можем сделать? Нет, мы, конечно, можем попробовать, нанять хорошего юриста, но в итоге впустую выкинем деньги. Его юрист против твоего. Есть бумажка, есть подпись. Всё!
Отворачиваюсь к окну. Пару секунд разглядываю вычурную вывеску на большом современном здании.
«Валхала».
Похоже, мне придется разгребать это дерьмо самостоятельно.
— А что мне делать с Ликой? — вдруг осеняет меня.
— А что с ней? — не понимает Фил. Ну да, он же ничего не знает.
— Она проходу мне не даёт, — объясняю, — говорит, что я теперь ей обязан. Типа она мне помогла сюда попасть. И папаше своему наплела, что мы вместе, и только из-за этого он меня взял.
— Мда, — хмыкает Филип, но встречается с моим укоризненным взглядом и тут же становится серьезным. — Поговори со Степановым, — советует мне, — скажи, что его дочь тебе не интересна.
— Ты считаешь? — задумываюсь.
— Да. Ну при чём здесь Лика вообще? Он же тебя на работу взял, а не в зятья, — снова хмыкает.
— Да пошел ты, — пихаю его в плечо. Открываю дверку, — пойду, поговорю с боссом.
— Ты там это… не хами. Помни, что он может выставить тебе счёт в любой момент.
— Да понял я, — захлопываю дверку. Иду в здание. — Теперь я всё понял, — бубню себе под нос.
Идиот.
В кабинет прохожу без стука, сажусь за стол, и принимаю ту же напряжённую позу, что и прежде. Будто не покидал его почти час назад.
— Ну что, Паша? Прочитал? — Константин Игнатьевич отрывает взгляд от монитора ноутбука всего на секунду. Делает вид, что моя персона ничтожна. А может, это и правда так.
— Да, прочитал. Я понял, что контракт на три года, и я не имею права передумать. Что ж, я не передумаю и останусь на эти три года.
— Как жаль, — с сарказмом отвечает, не глядя на меня. — А я надеялся получить кругленькую сумму денег за невыполнение твоих обязательств.
Его тон — бесит. Весь его надменный вид — бесит. И я не знаю, где беру выдержку, чтобы не взорваться.
— Вы… это, простите меня, Константин Игнатьевич, — мямлю, еле ворочая языком, — я всё понял… просто погорячился.
— Ладно, проехали, — отмахивается. Щелкает мышкой пару раз и закрывает компьютер. Локти ставит на крышку, а подбородок укладывает на руки, сцепленные в замок. — Что случилось-то? Почему ты вдруг передумал? — теперь он хочет поговорить.
— Дело в том… Не знаю, как вам сказать, но у меня есть девушка, — смотрю на реакцию, но лицо большого боса по-прежнему непрошибаемое. Решаю, что подробности своей личной жизни рассказывать не стоит. — А ещё ваша дочь…
— Что с моей дочерью? — проскальзывают властные нотки.
— Вы взяли меня, потому что Лика попросила? — отвечаю вопросом на вопрос.
— А я похож на человека, которым можно управлять?!
Это тот вопрос, на который не стоит отвечать. Нет, не похож!
У меня вырывается вздох облегчения. Значит, Лика тут не при чём. Теперь я хоть что-то смогу объяснить Милке. Она поймет меня, три года потерпит, а потом мы вместе с ней над всем этим посмеемся.
Встаю.
— Я, пожалуй, пойду.
— Вот твоё расписание, — порывшись в ящике стола, достаёт листок с таблицей. Расписание на ближайший месяц.
Отдает в руки. Хорошо хоть больше не швыряет в лицо.
— Спасибо. До свидания, Константин Игнатьевич, — пячусь к двери.
— Паш.
— Да? — я почти вышел.
— Ты хорошо уяснил условия контракта? — киваю. — Особенно тот пункт, где я могу его расторгнуть в одностороннем порядке, — снова киваю. Словно та собачка, которую приклеивают в салон автомобиля.
— Я всё понял, Константин Игнатьевич.
— Хорошо. Тогда лучше не доставляй хлопот, чтобы у меня не было повода с тобой распрощаться, — его взгляд пробирает до самых костей. Этот мужик способен на многое, так про него говорят. — И не обижай мою дочь, — добавляет. — Это мне не по нраву. От настроения Лики зависит твоё пребывание здесь.
Что он имеет в виду?
Вслух я, конечно, ничего не спрашиваю, да это и не нужно. Его глаза говорят красноречивее любых слов. Они полны издёвки. Он издевается.
Уже вполуха слышу его сухое прощание и выхожу за дверь.
Какого хрена? {Бл*дь. Бл*дь.}
Я
