если я опоздал, Фра, — проговорил он медленно, запинаясь, пьяно. — Ну не надо злиться. Мы немного отметили.
— Пошел ты.
— Брось, Фра, какого хрена…
— Пошел ты.
Она подошла к мужу, наклонилась, хотела схватить его за плечи и, вывихнув их, выдернуть из этого кресла. И смотреть, как он извивается от боли.
Массимо с трудом поднялся. Свалился обратно. Встал.
— Брось, Фра, пожалуйста, это был прекрасный день, не делай этого, ну. Пора-а-адуйся за меня, а-а-а, — он рассмеялся. — Разве это не смешно, а-а-а?
— Радоваться за тебя? Боже! Да я только и делаю, что радуюсь за тебя.
— Ну Фра, прости, ты права. Это был непо-о-одходящий день, чтобы опа-а-а-здывать. — Боже, как он растягивал гласные. — Но пойми, это важно, это то, над чем я работал все эти месяцы, брось, Фра, черт возьми, я был неправ, я опоздал, прости.
Он закрыл глаза.
— Ты засранец. Я сидела здесь одна весь день, как всегда, ждала тебя, — она кричала, но тихо, чтобы не разбудить девочек, и крик грохотал внутри нее и гремел, рос, опустошал и хотел уничтожить все вокруг, но не мог, а потому взрывался и разрушал все внутри нее. — Понимаешь, что случилось? Случилась трагедия, здесь, прямо здесь, здесь, ты можешь это понять? — с каждым «здесь» она тыкала указательным пальцем себе в грудь, все сильнее и сильнее, одним пальцем, а потом двумя, тремя, четырьмя пальцами, кулаком.
— Я знаю, что это трагедия, Фра.
— Перестань называть меня Фра, я Франческа! — буря, бушевавшая внутри нее, толкалась, толкалась, пытаясь вырваться наружу.
— Хорошо, Франческа. Успокойся, любимая.
Он попытался взять ее за руку. Он был счастливым человеком, довольным своей работой, который отпраздновал успех. Он напился, потому что у него была причина праздновать, и теперь хотел продолжить праздновать с человеком, с которым всегда все разделял.
— Тебе на все плевать, плевать. На все, на все. Только ты. Есть только ты, твои потребности, твои чертовы дела, а я весь день сижу тут взаперти с девочками, и меня просто больше не существует. И что, черт возьми, ты делаешь, засранец, я прощу тебя о помощи, один раз, один хренов раз прошу помочь мне, и ты обещаешь, что приедешь, а потом не приезжаешь?
— Послушай, это не игра, — муж стал более собранным, более жестким. — Это моя работа. Меня тут нет, потому что я много работаю.
— Но я схожу с ума, Массимо, а ты ничего не делаешь. Для чего это все? Для чего?
Массимо достал из кармана пакет с табаком. Франческа увидела, что у него дрожат руки. Он свернул самокрутку, просыпал табак на пол, попробовал еще раз, наконец все получилось. Он закурил эту кривую сигарету, наполовину развернувшуюся, с кусочками табака, торчащими из бумаги. Закурил прямо в гостиной. Ничего не значащий, бессмысленный поступок, но Франческа знала, что он раньше никогда так не делал. И всегда настаивал: в доме не курить, тут девочки.
— Тебя постоянно нет дома, постоянно. И даже когда ты дома… Я тебя больше не узнаю.
— Брось, Франческа. Прекрати.
— Я хочу уехать. Давай продадим этот гребаный дом и вернемся в Милан.
— Мы не можем продать дом сейчас, как ты не по — нимаешь? Все наши сбережения… они все здесь, — он коснулся стены.
Франческа ясно увидела, как по стене пробежала трещина.
— Давай продадим его.
— А деньги, Фра, откуда деньги, чтобы уехать? Все они здесь, все здесь, — он снова коснулся стены, и та пошатнулась. — Все здесь, здесь всё, что у нас есть.
— Мы все преодолеем. Мы справимся.
— Я не могу уехать. У меня работа. Тут.
— Это все, что тебя волнует? Твоя работа? Тебе насрать на своих дочерей?
— Не вмешивай в это девочек, так нечестно. Я всегда заботился о наших дочерях, ты прекрасно знаешь. Мы же именно поэтому переехали сюда, так? Из-за моей работы. Мы так вместе решили, помнишь? Ты собиралась работать над книгой, а я…
Дымка образов, кровать в Милане: Рим, университет, что скажешь, Фра? — Да. Видение исчезло.
— А еще, — он попытался взглянуть на нее ясным взглядом, но не смог. — Поскольку ты ничего не зарабатываешь, скажи, если я уйду с работы, как мы будем платить ипотеку? На что жить?
— Боже! — она сжала кулаки, мечтая раздавить его. — У меня была работа! Были друзья, жизнь! Я все бросила ради тебя! И твоих долбаных хотелок!
— Это неправда, у тебя есть книга, и ты точно не собиралась сидеть здесь и бездельничать. Разве не об этом ты мечтала всю жизнь — бросить работу, наконец-то получить возможность делать то, что хочешь, быть свободной?
— У меня не получается рисовать, хрен бы тебя побрал, ничего не получается!
— А ты начни, и увидишь, все получится.
— Начать? Что ты, черт побери, несешь? Съешь яблоко, и все наладится? Пойди прогуляйся? Разве ты не видишь, чем я занята каждый день? Не видишь, в каком я состоянии?
Наступила тишина. Он уставился в пол. И когда поднял голову, то превратился в человека, состоящего из одной ненависти.
— Мы всегда говорим о тебе, правда, Франческа? Франческе хорошо, Франческе плохо, Франческа хочет ребенка, Франческа отлично справляется со своей работой, Франческа хочет еще одного ребенка, Франческа хочет пить, есть, Франческе грустно, и Боже, помоги нам, если Франческе грустно, мы ведь должны ее утешить. Мы здесь для этого, не так ли? Мы живем, чтобы сделать Франческу счастливой, — он взял стакан со стола. Наполнил его водой. Рука все еще дрожала. Он поднес стакан к губам, но тот выскользнул и разбился. Никто не шевельнулся. — А ты понимаешь, что я тоже существую, Франческа? Это момент моего триумфа, сейчас речь обо мне, а не о тебе. Обо мне, понимаешь? На этот раз обо мне! — крикнул он. Затем понизил голос. — У тебя всегда была отличная работа. Ты всегда была такой хорошей, уважаемой, любимой. Много друзей, умные и приятные коллеги, тебя все всегда обожали. Гениальная Франческа. Франческа может позволить себе иметь одного, двух, десять детей, из-за этого лишиться работы, но какое ей дело? Вечно проигрывающий придурок в этой ситуации — я. Еще и потому, что у нас две дочери, Фра. Тебе когда-нибудь было не наплевать на это? Когда-нибудь замечала это?
— Хочешь сказать, ты не хотел, чтобы Анджела с Эммой появились на свет?
— Не смей так говорить, Франческа. Я люблю их, и я всегда был рядом с ними. И ты это знаешь.
— Тогда какого хрена ты хочешь?
— Это момент моего триумфа, Франческа. Моего триумфа. Моего. Вбей это себе в голову. В твоей голове вообще
