Собрав развьюченных ослов и привязав их к деревьям, чтоб дать им выстояться, Бахтиор говорит Худододу: "Теперь иди! - и Худодод торопливо уходит домой, в селение.
- Куда складывать будем? - спрашивает Бахтиор, и Гюльриз советует ему не трогать мешков, пока не придет Шо-Пир.
Бахтиор садится на кошму, разостланную старухой под деревьями, приглашает Даулетову сесть рядом. Гюльриз выносит Бахтиору деревянную чашку с кислым молоком. Он протягивает ее Даулетовой. Мариам, сделав несколько жадных глотков, возвращает чашку Бахтиору, и он, поднеся к обмороженным, иссохшим губам, залпом выпивает молоко. Гюльриз очень хочется услышать рассказ обо всех подробностях путешествия, но Бахтиор уже растянулся на кошме, его глаза закрываются от усталости. Гюльриз незаметно отходит в сторону, Бахтиор спит. И, как была в расстегнутом полушубке, спит приезжая женщина.
Гюльриз уходит в дом, выносит две подушки, бережно подкладывает одну подушку под голову Бахтиора, другую - Даулетовой. Затем опускается перед сыном на корточки и замирает в этой позе, не отрывая глаз от его безмятежного лица и отгоняя согнутою ладонью неведомо откуда прилетевшего жука.
7
Весть о прибытии муки мгновенно облетела все селение. Кое-кто встретился с Худододом, когда он торопливо шел домой, любопытствующие ущельцы устремились за ним, но, к их разочарованию, войдя в дом, Худодод сразу же завалился спать; другие видели, как цепочка ослов спускалась по зигзагам тропы и исчезла в саду Бахтиора. Побросав работу, многие ущельцы поспешили туда.
Когда Шо-Пир, запыхавшись, подоспел к своему дому, перед каменной оградой уже толпился народ. Никто не решался нарушить обычную вежливость войти во двор или в сад. Но любопытство было неодолимо, и потому, приникнув к ограде и сидя на ней, ущельцы обсуждали все, что им было видно.
- Пришел! Пришел! - расступаясь перед Шо-Пиром, возбужденно заговорила они. - Бахтиор пришел, с ним женщина, наверно русская, спит...
- Знаю, знаю! - отмахивался Шо-Пир, хотя еще ничего толком не знал, и, миновав пролом в стене, обойдя спящих, сказал Гюльриз: - Тише! Пусть спят.
Гюльриз наскоро сообщила все, что знала сама, и очень удивилась, когда Шо-Пир, всматриваясь в лицо Даулетовой, сказал:
- Не знаю, кто это. Не русская она, наверно таджичка.
Досадуя на ротозеев, Шо-Пир прикинул в уме вес привезенного груза, ощупал сваленные в кучи мешки, занялся сортировкой.
Затем осмотрев ослов, решил сразу же вернуть их владельцам, толпившимся у ограды.
Шо-Пир отвязывал ослов, выводил их по одному за ограду; владельцы тотчас кидались к Шо-Пиру и, окруженные советчиками, принимались деловито щупать ноги, ребра, шею осла, неизменно при этом вздыхая и рассуждая о том. Как вреден такой дальний путь, как добрый осел исхудал, как сбиты его копытца. Зная характер ущельцев, Шо-Пир не обращал внимания на причитания и жалобы и продолжал выводить ослов, пока на дворе не остались только маленький, с окровавленной мордой ослик Худодода да широкоухий осел Бахтиора и еще два осла, владельцы которых отсутствовали. Ущельцы потребовали назад арканы, потнички и всю амуницию, но Шо-Пир, собрав ветхое имущество в кучу, заявил, что во избежание путаницы и нареканий вернет все это на следующий день через Бахтиора.
Затем Шо-Пир ушел в дом. Расчет его оказался правильным: ущельцы, убедившись, сто смотреть больше не на что, обсуждая событие, удалились.
Шо-Пир велел Гюльриз взять из привезенных продуктов все, что ей вздумается, и приготовить обильный и вкусный ужин.
Ниссо не возвращалась, и Шо-Пир, присев возле спящего Бахтиора, составляя в тетради список привезенного, поглядывал на тот склон горы, по которому Ниссо должна была спуститься в селение.
Спящая на кошме рядом с Бахтиором женщина вызывала недоумение. Шо-Пир сразу определил, что эта таджичка, судя по одежде, видимо, городская, сапоги и полушубок военного образца, ватные, защитного цвета брюки тоже. Зачем она явилась сюда? Шо-Пиру очень хотелось узнать поскорее новости, но приехавшие крепко спали. Надо было терпеливо ждать, когда они проснутся.
Под вечер первой проснулась Даулетова. Села, протерла заспанные глаза. Увидела Шо-Пира.
- Вы товарищ Медведев? - просто и дружески протянув руку, по-русски, с легким акцентом заговорила она. - То есть вы тот, кого здесь зовут Шо-Пиром? Привет вам от Швецова.
Шо-Пир сдавил пальцы Даулетовой так, что она, вырвав руку, быстро замахала ею.
- Виноват! - смутился Шо-Пир. - Это я русской речи обрадовался. Швецов? Кто это?
- В Волости новый замнач гарнизона.
- Спасибо. Только я не знаю его.
- А он вас знает. Слух о вас далеко идет!
- Ну, скажете! Как в норе живу.
- В Волости знают вас... Только, по-моему, Швецова и вы знать должны. В отряде Силкова служили?
- Василия Терентьевича? Как же!
- И Швецов там служил. Забыли?
Шо-Пир взволновался:
- Постойте! Швецов? Маленький такой, щуплый?
- По сравнению с вами? Ну, скажем так: худощавый, небольшого роста! Даулетова улыбнулась. - "Шуме-ел камыш, де-е-ревья гнулись, а ночка темна-а-я бы-ы-ла!.."
- А! - обрадовался Шо-Пир. - Ну, значит, тот самый! Без этой песни дня не было у него! Красноармейцем был, гармонист хороший! Петькой зовут?..
- Правильно, Петром Николаевичем! С ним я приехала. Он меня сюда и сманил, давно хотелось ему в эти края вернуться.
Подумав: "Здорово! Пошел, значит, в гору!" - и сожалея, что вежливость велит отложить волнующий разговор о Швецов, Шо-Пир спросил:
- А вы что, работать сюда приехали?
- Ага. Учительницей... Где тут школа у вас?
- Школа? - Шо-Пир был озадачен вопросом. - Какая здесь школа!
- Разве нет? - смутилась Даулетова. - Ну ничего, мы соберем актив комсомола, организуем школу!
- Комсомол? - еще более изумился Шо-Пир. - Да вы, товарищ... как вас зовут? Да откуда здесь быть комсомолу?
- И комсомола здесь нет? - в свою очередь, удивилась Даулетова. - А мне, когда комитет комсомола меня посылал, сказали... Впрочем... - Даулетова окинула взглядом обступившие Сиатанг горы, селение внизу, иссушенные осенними ветрами сады. - У нас считали... Мы в карту вглядывались... На ней река Сиатанг пунктиром намечена, а внизу сказано: "Составлено по расспросным сведениям". На этой карте Волость и Сиатанг - почти рядом, все те же горы... Ну, считали, что раз в Волости есть комсомол, то... - Даулетова улыбнулась. - Кажется, я действительно попала в глухое место...
Проснувшийся Бахтиор старался вникнуть в полупонятный ему разговор.
- Зовите меня Мариам.
- А фамилия ваша?
- Даулетова... А я-то целый год сиатангский язык изучала, думала, приеду - сразу начну работу со здешними комсомольцами... А тут, оказывается... - Мариам покраснела. - Вы не думайте, что я о трудностях! Словом, неясно я себе представляла... Как же вы тут живете?
- А ничего живу. Поглядите: вот дом, вот сад, вот парни, какие у меня в друзьях! - И чтоб рассеять свое смущение, Шо-Пир так хлопнул по колену ничего не ожидавшего Бахтиора, что тот испуганно привскочил, а Даулетова расхохоталась.
- Ничего, Бахтиор! - усмехнувшись, по сиатангски промолвил Шо-Пир. - не пугайся, это я объясняю, какой ты у меня хороший! - И снова по-русски обратился к Даулетовой: - А вы, коли к нам приехали, жить у нас будете, сами увидите, какие тут дела. Советскую жизнь устраиваем!.. Это что у вас, наган?
- В городе дали. Сказали по Восточным Долинам поедете, разное там бывает. Только не пригодился.
- Ну и здесь тоже не пригодится. Штучка хоть и хорошая, однако в селение пойдете, снимите ее, а то, пожалуй, вас и за женщину не посчитают. Скажите, где ж это караван четыре месяца пропадал? Мы думали - крышка!
- Четыреста верблюдов, - на весь край товары везли. Ну, а верблюды, знаете, пока Восточными Долинами шли - ничего, а поближе к Волости перевал уже снегами закрыт, зима раньше там начинается, выше вот этого дерева там снега!
- Знаю, купался в них! Там и летом снег. А как же прошли с верблюдами?
- Про то и речь! Тропинки узкие начались, никак не пройти верблюдам.
- Значит, застряли?.. Над Соленым озером, что ли?
- Именно! Наши на Восточную границу поехали лошадей доставать неспокойно там, вернулись ни с чем. А мы месяц под перевалом прождали, верблюды начали падать, нет подножного корма. Девяносто верблюдов пало. Назад идти? Швецов говорит: "Не по-нашему это!" Да и позади уже снега выпали. Мы половину груза под скалами сложили, - теперь весною его возьмут, - сами вкруговую; километров двести круг сделали; вот и пришли.
- Досталось, значит?
- Ничего, досталось! Сюда, в Сиатанг, знаете, еще несколько работников ехало: Ануфриев - фельдшер один, толстяк, Дейкин - комсомолец, кооператор. Во все крупные селения люди назначены были. Только почти все, как добрались до Волости, там и остались, кое-кто заболел, другие - просто так, до весны, говорят, проживем, тогда двинемся на места...
- А вы что же?
- А я? Вот с Бахтиором вашим приехала. Хорошая вышла оказия! Кооператору без товаров и делать здесь нечего, а фельдшер, хоть и отощал в дороге, а все-таки толстяк, куда ему зимой? Лазать не может, да и трусоват немножко... Словом, весной сюда явятся.
