сжимает ключ в кулаке.
– Не хочу лишать ее жизни.
– Но почему? – удивляюсь я.
Он смотрит на меня с изумлением, похоже, не понимая, как об этом можно спорить.
– Монти, боже, да как я потом жить буду? Ни на день не забывая, что отнял человеческую жизнь, лишь бы излечиться.
– Но она и так мертва! Пусть хоть смерть ее будет не напрасной. Герцогу сердце отдавать нельзя, а ты будешь здоров.
– Я не хочу…
– Вспомни Голландию! Если ты поправишься, ты сможешь вернуться домой. Никакого бедлама. И мы с тобой сможем… – Представления не имею, как я рассчитывал закончить эту фразу. Она повисает в воздухе: пусть что угодно додумывает. Фелисити так точно додумает – а она, похоже, знает о моих чувствах куда больше Перси. От этой мысли хочется умереть со стыда, и я стараюсь на нее не смотреть.
– А если мы?.. – Перси замолкает и принимается снова рассматривать ключ. Он задумчиво вертит его большим пальцем, а другой рукой чешет затылок. Между бровей у него появляется морщинка.
– Что бы мы ни решили, все равно никому, кроме нас, сейчас до сердца не добраться, – говорю я. – Значит, что-то сделать надо.
– Если не хочешь… – начинает Фелисити, но Перси вдруг решительно убирает ключ в футляр.
– Хорошо, – говорит он, не поднимая глаз, – поехали в Венецию.
Меня окатывает волна облегчения, но за ней остается какое-то неясное горькое послевкусие. У Перси слишком уж усталый вид, и Фелисити подозрительно пристально за ним наблюдает, будто видит что-то, чего не вижу я.
– Мы успеем на ближайший корабль? – спрашиваю я и пытаюсь встать. К горлу тут же подступает тошнота, все, что еще осталось внутри меня, просится увидеть большой мир, и я падаю обратно, не успев толком подняться.
Спины касается рука Перси.
– Не падай.
– Справлюсь. – Я снова пытаюсь встать и, шатаясь, врезаюсь в Перси. Он подхватывает меня под мышки и помогает сесть на брусчатку. – Надо идти! – возражаю я отвратительно слабым голосом.
– Пару дней можно и тут переждать, – вмешивается Фелисити. У нее непривычно обеспокоенное лицо.
– Но остров погружается, а нас разыскивают Роблесы, – бормочу я.
– Убедительные доводы, но ты в таком состоянии, боюсь, далеко не уедешь, – отвечает Фелисити, вставая и отряхивая юбку от грязи. – Пойду попробую добыть нам еды.
Я поднимаю голову.
– Я не го…
– Вообще-то есть хотим мы с Перси. Вообрази себе, не все подвиги мира совершаются ради тебя. – Несколько секунд она наслаждается своей хлесткой фразой, потом добавляет: – Хотя я бы на твоем месте попыталась что-нибудь съесть. Вдруг сил прибудет.
– Хочешь, лучше я схожу? – предлагает Перси. Фелисити качает головой.
– Меня скорее пожалеют, чем тебя… А у Монти все еще вид свежеподнятого трупа. Сидите здесь, я скоро вернусь.
Едва она уходит, я прислоняюсь к стене, вжимаюсь в нее щекой. Волосы застревают между камнями.
– А если мы не найдем?.. – вдруг спрашивает Перси.
– Что не найдем?
– Усыпальницу. С сердцем. Или что, если мы не успеем и остров уже затонет?
– Мы успеем.
– А если не успеем? Или все это на самом деле выдумка? Или панацея не работает? Что будет, если мы доедем до Венеции, а я все равно останусь болен?
– Панацея сработает, вот увидишь.
– А что, если не сработает? – В его голосе проскальзывает резкая нотка отчаяния. – А что, если можно как-то иначе?..
– Как-то иначе тебя вылечить?
– Как-то иначе избежать бедлама.
– Не бойся, дорогой. Все будет хорошо. – По телу вдруг пробегает мороз, и меня передергивает. – Холодно.
– Тепло. Это все белладонна. – Перси снимает сюртук, накидывает мне на плечи и принимается, улыбаясь, растирать мне руки. Я наваливаюсь на него всем телом, кладу голову на грудь. Он смеется: – Спать хочешь?
– Безумно.
Кажется, он собирается уложить меня на мостовую, но вместо этого прижимает к себе так тесно, что мы будто сплетаемся воедино. Вообще говоря, не слишком-то удобная поза. Я вжимаюсь ему в плечо синяком на челюсти, и она гудит. Колени подогнуты под не самым выгодным углом и уже ноют. В нос то и дело тычется локон Перси, щекочет, я вот-вот расчихаюсь – но не шевелюсь.
– Как мне тебе помочь? – спрашивает он, и я вдруг вспоминаю, как Матеу и Элена много лет назад привязывали к пальцам веревку и знали, что не разлучатся. Будто переплелись сердцами.
– Не исчезай никуда, ладно?
– Не буду.
Дыхание Перси становится тихим и ровным, и, слушая его, я потихоньку начинаю дышать в такт, сбиваясь и спотыкаясь, будто скрипка.
В море
21
Назавтра отплывает одна-единственная торговая шебека: сперва она зайдет в Марсель, потом в Геную, а дальше уйдет в открытое Средиземное море. Боцман, коренастый кучерявый малый с лицом, изрешеченным оспинами не хуже доски для криббиджа, поддается чарам Фелисити и соглашается принять нас на борт с условием, что во Франции мы ему заплатим. Мы не вдаемся в подробности того, как именно будем платить: едва ли получится быстро разыскать Локвуда, стрельнуть у него денег и сбежать обратно. Да и вряд ли он все это время спокойно сидел и ждал нас в Марселе.
Сговорчивость боцмана словно сдувает, как только он узнает, что его пассажирами, кроме Фелисити, будем мы с Перси.
– Это еще кто? – наставляет он палец на Перси, и мы замираем посреди сходен.
– Ваши пассажиры, – отвечает Фелисити. – Я же говорила, что нас трое.
– Нет, – боцман качает головой. – Негров на своем корабле я не потерплю!
– Да ваши собственные матросы не светлее него! – отвечает Фелисити, показывая рукой на палубу: два чернокожих как раз затаскивают что-то в трюм.
– Мои негры – моя собственность, – отвечает он. – А чужие – увольте. Эти африканцы слишком много о себе мнят и могут что-нибудь отчудить. Я его на борт не приму.
На лице Перси написан ужас. В глазах Фелисити на мгновение мелькает желание заживо содрать с боцмана кожу, но она натягивает вежливую гримасу и пытается объясниться:
– Он не африканец, он, как и мы, англичанин. Мы все происходим из знатных семей. Наш отец, – она обводит рукой себя и меня, – лорд с собственным имением. Граф. Он заплатит вам любые деньги. А тут у нас ни средств, ни связей. Сжальтесь над нами, любезный.
Боцман сохраняет отвратительную невозмутимость.
– Никаких вольных негров на борту.
Фелисити оставляет все попытки пробудить в нем жалость и взывает к закону:
– Сэр, в этой стране рабство запрещено.
– Какая удача, мадам, что мы делаем остановку в колонии Виргиния, – язвительно отвечает он и бурчит себе под нос, так, чтобы она услышала: – Стерва.
На секунду мне кажется, что Фелисити сейчас столкнет его прямо в бурые воды. К счастью для боцмана, именно в этот миг он наклоняется сплюнуть в море, потом проходит мимо нас и исчезает на берегу. Фелисити кидает полный злобы взгляд ему в спину.
– Простите, – хрипло произносит Перси.
– Да ничего, – отвечает Фелисити, хотя ясно, что неудача ее подкосила.
– Из-за меня одни неприятности, – настаивает Перси.
– Ты не виноват.
Внимание Фелисити привлекают двое мужчин, как раз поднимающихся по сходням. Элегантная одежда не
