стоянка извозчиков.
— Я смотрю, вы наш человек, Яков Моисеевич. А я-то боялась, что Витя смутил ЦЕНТР своей несдержанностью.
— Ваш Витя — сморчок и тля противу нашей крепости! — сказал он высокомерно.
Я поднялась из-за стола и поцеловала его в румяный мешочек щеки. Впрочем, в желтом свете фонаря лицо старика тоже приобрело желтоватый оттенок. Хотя бы этим он напоминал сейчас китайца.
— Мне пора, Яков Моисеевич. Спасибо за штрудл, за булочки… Я нисколько не жалею, что встретилась с вами, хотя, по логике событий, мы ведь сейчас расстаемся навеки с вашими китайскими гульденами?
— Не говорите так! — взволнованно воскликнул старик. — Мы все взвесим, Морис изучит проект и смету.
— К чертям вашего Мориса.
— Я уверен, что мы найдем выход из создавшейся ситуации! Мы ведь искренне хотим поставить дело на новые рельсы!
— И пустить по этим рельсам конножелезку.
Он понурил голову.
— Придумайте что-нибудь! — умоляюще проговорил он. — Алик должен клеить газету. Он болен, он инвалид детства. Он добрый хороший мальчик… Придумайте что-нибудь! Человек в таком победительном красном плаще должен знать выход из всех тупиков…
* * *
Прошла еще неделя, китайцы отмалчивались. Я советовала Вите забыть этот незначительный эпизод нашего цветущего бизнеса. Он же уверял, что все впереди, что китайцы раскрутятся, что на базе «Бюллетеня» мы еще создадим международный журнал, и даже распределил рубрики.
Я рассказываю все это только для того, чтобы вы поняли, с кем я имею дело.
Основным нашим заказом оставалась газетка муниципалитета.
…Сейчас уже можно написать: светлой памяти газетка.
Витя, тут ничего не скажешь, — страшный идиот. Как упомянуто мною выше, он очень образованный человек, просто ходячий справочник. Но двигательный аппарат с мыслительным у Вити связаны опосредованно. Отсюда — вечная путаница во всем, за что бы он ни взялся. Кажется, это называется «дислексия», вещь вполне объяснимая с точки зрения медицины, но мне-то от этого не легче. А поскольку живем мы в разных городах и общаемся в основном по телефону и через компьютер, следить за каждым Витиным шагом мне накладно.
Передавая газетный материал и посылая к нему фотографии, мне приходилось писать прямо в тексте — в скобках, конечно, — пояснительные приписочки с шеренгой восклицательных знаков. В выражениях я не стеснялась, тем более что только так можно было привлечь внимание рассеянного Вити. Предполагалось, что приписочки Витя потом сотрет, чтобы, не дай бог, они не попали на газетную полосу. Он и стирал. Всегда. Ведь он не был клиническим идиотом. Хотя, конечно, мне следовало понимать, сколько веревочке ни виться…
Ей-богу, дешевле было бы каждую неделю мотаться в Яффо и самолично надзирать за работами. Вы догадываетесь, куда дело клонится?
Раз в месяц Витя на своей колымаге привозил готовый тираж газеты в городок, и сразу развозил по точкам: мы забрасывали экземпляры в Дом культуры, в поликлиники, в магазины — чего там скромничать! — среди русской публики газетенка имела оглушительный успех, а «Уголовная хроника» — та вообще шла на ура.
Помню, как в последний раз явилась к Саси Сасону за очередной порцией безобразий.
— А! — сказал он, обрадовавшись при виде меня. — Ты вовремя. Есть горячий материал для вашей газеты.
Я сразу поняла, что отличился опять кто-нибудь из наших и опять — с неожиданной стороны. Это Саси и называл горячим материалом: когда ему удавалось порадоваться за «русских».
Я включила диктофон.
— Такой вот, один ваш идьёт… из города Дине-пер-тер…
— Днепропетровска, — подсказала я, — дальше!
— …идиот и прохвост, неспособный к какой бы то ни было работе, — рассказывал Саси. — Единственное и первое, в чем преуспел, — развозил на машине шлюх по клиентам. Сидел внизу, в машине, ждал окончания сеанса. Решал кроссворды.
Однажды заехал к приятелю на день рождения, говорит:
— Слушай, я на работе, мне некогда. Хотел вот подарок купить, да с деньгами туго. Там у меня внизу в машине шалава сидит. Спустись, трахни ее, считай, что от меня — подарок. Вроде как я пятьдесят шекелей тебе подарил.
Приятель обиделся, говорит:
— Да кто сейчас на день рождения пятьдесят шекелей дарит?
Тот подумал, прикинул:
— Ну, два раза трахни.
— Так вот, этот приятель и стукнул нам, видно, сильно разозлился, — продолжал Саси. — Потому что если у человека день рождения, так дари ему подарок, как человеку, я так считаю, а? А мы положили глаз на этого типа из Дер-пи-дет…
— Днепропетровска…
— И что же выяснилось? За двадцать тысяч шекелей он купил проститутку, какую-то мулатку из Гвинеи. Поселил ее в отдельной квартире, платил тыщу долларов в месяц и водил к ней клиентов. Тут мы его и взяли… И, представь, он охотно дает показания, уверяет, что одумался, и когда освободится, будет вести только законную жизнь. Наверное, станет торговать надувными резиновыми женщинами. За них хоть не сажают… Интересно, чем он занимался в своем Пер-ди-пен…
— Саси, — оборвала я запись. — К черту подробности!
Поздно вечером я отослала Вите по модему все файлы с моими деловыми комментариями, которые в процессе верстки он должен был стереть за ненадобностью. Смешно вспоминать, что именно этот номер казался мне наиболее удачным.
Ну, так вот. Через день, к вечеру, привез он, значит, тираж в город, раскидал по точкам… а на следующее утро — как принято писать в таких случаях, — мы проснулись знаменитыми.
Короче: объяснительные мои приписочки в целости и сохранности сопровождали фотографии видных деятелей города.
На первой полосе, где обычно подавались городские новости, под заголовком «Городу — расти и расцветать!» помещалась групповая фотография членов муниципалитета, под которой шел лично мною набранный жирным италиком текст: «Внимание! Не перепутай эту компанию мошенников с другой, что на фотографии поменьше. Тут — сотрудники муниципалитета, там — работники отдела обеспечения. Справа налево: крашеная шалава с омерзительным оскалом — Офра Бен-Цви, заместитель мэра. За ней мужик, с рожей уголовника-рецидивиста — это глава отдела благосостояния Шай Дебек. Микроцефал в вязаной кипе — начальник отдела безопасности Нисим Хариш, а в центре — пузач с конфузным выражением на физии, словно он обосрался, — министр транспорта Эли Базак».
Ниже шел вполне культурный, отредактированный мною текст о визите в наш прекрасный город нового министра транспорта Эли Базака.
И так далее… Словом, мои интимные домашние комментарии сопровождали каждую фотографию. А фотографий у нас всегда было в изобилии. Все это венчала «Уголовная хроника» с ярким репортажем о торговце проститутками.
Тут над скандалом я опускаю плотный занавес, если вам угодно — бархатный, с кистями, ибо действительно ничего не помню, не знаю: неделю я не выходила из дому и всерьез подумывала о
