но он свое получит, будь уверен! Ударить беззащитного ребенка только за то, что он англичанин!..
Если бы миссис Харрис вела дневник, в котором отмечала бы каждую свою вендетту, можно было бы видеть, что никто, попавший в ее черный список, не остался безнаказанным. Кентукки Клейборн только что внес себя в него, потому что совершил, с точки зрения миссис Харрис, непрощаемый грех – и он должен был поплатиться за это, когда-нибудь и где-нибудь. Его песенка была, считайте, спета.
До сих пор, ввиду крайней занятости, хлопот с Генри, забот о доме и тому подобного, знакомство миссис Харрис с Нью-Йорком (если не считать двух въездов в город, сопровождавшихся величественным видом мегаполиса) ограничивалось широким ущельем Парк-авеню с уходящими в небо домами по сторонам и бесконечными потоками транспорта, замирающими лишь по сигналам светофоров. Ну еще магазины в квартале к востоку на Лексингтон-авеню и мюзик-холл в «Радио-сити», куда миссис Харрис как-то сходила с миссис Баттерфилд. Так что она не знала даже Манхэттена, не говоря уж о Большом Нью-Йорке.
Миссис Харрис как-то еще даже не ощутила всей огромности этого города – уж слишком она была занята и озабочена, слишком резкой была перемена обстановки. Но теперь все изменилось – она узнала этот Вавилон наших дней, и познакомили ее с ним Джорджи Брауны.
Это стало возможным благодаря периоду относительного покоя, воцарившегося с официальным признанием прав Генри на жизнь на половине прислуги пентхауса Шрайберов. Охватившая всю Америку сеть дистрибьюторов и агентов «Нортамерикан» изучала всех Джорджей Браунов на участке каждого из агентов в поисках отца Генри, а миссис Харрис получила возможность заняться собственными изысканиями.
Хотя Генри спал в комнате миссис Харрис и обедал с прислугой, в целом он пользовался свободой передвижения в доме Шрайберов. Ему было позволено рыться в библиотеке, и он начал всеядно поглощать книги одну за другой. Миссис Шрайбер часто брала его с собой, когда отправлялась в кино или за покупками, а каждое воскресное утро мистер Шрайбер и Генри играли в бейсбол на Овечьем лугу в Центральном парке – Генри, у которого был глаз как оптический прицел и открылась прекрасная координация движений, посылал мячи в самые дальние углы поля, так что мистеру Шрайберу приходилось гоняться за ними – что было весьма благотворно как для его здоровья, так и для настроения. Затем они шли в зоопарк кормить обезьян или просто бродили по парку, или же, взяв напрокат лодку, катались по озеру. Такие прогулки быстро стали обязательным ритуалом и сдружили старого и малого.
Таким образом миссис Харрис больше не было нужды все свободное время отдавать мальчику, тем более что в доме она выполняла уже в основном руководящие обязанности – помогала миссис Шрайбер подбирать прислугу, наставляла и обучала ее и присматривала за работой. И в какой-то момент она осознала, что не выполняет свою часть работы в поисках отца Генри.
Конечно, мистер Шрайбер сказал, что, если человека вообще можно найти, его организация это сделает; но, в конце-то концов, миссис Харрис ехала в Америку, чтобы самой найти отца Генри, то есть по-американски – Гарри, она в свое время была абсолютно уверена, что сумеет это сделать. Она была абсолютно уверена, что стоит ей приехать сюда, и все проблемы малыша Генри будут решены; ну вот, она в Америке, питается от тука земли и кто-то другой делает за нее ее работу. А она могла бы, по крайней мере, проверить всех Браунов Большого Нью-Йорка!
– За работу, Ада Харрис! – велела она себе, и с этого дня посвящала все свои свободное время систематической проверке всех Дж. Браунов, внесенных в телефонные книги Манхэттена, Бронкса, Бруклина, Куинса и Ричмонда.
Конечно, можно было просто обзвонить их всех и спросить каждого, не служил ли он или кто-то из его родственников во время войны в Англии и не женился ли там на официантке по имени Пенси Котт. Но это было бы грубой и малополезной работой, с ее точки зрения, и вот она одного за другим посещала их лично, иногда умудряясь в один день наведаться в два, а то и в три адреса.
После лондонского метро нью-йоркская подземка не казалась ей чем-то сложным или опасным; но вот автобусы, после лондонских культурных и аккуратных двухэтажных машин, были настоящим испытанием. Уже в одной из первых поездок ей довелось столкнуться с одним из бедняг, у которых невроз – профессиональное заболевание, с водителем за рулем чудища, прокладывавшего путь к северной окраине мегаполиса. Замороченный необходимостью давать сдачу, складывать деньги в кассовый ящик, открывать и закрывать двери, выкрикивать номера улиц и вести неуклюжий автобус сквозь плотные потоки лимузинов, грузовиков и печально известных желтых такси – и все это одновременно! – водитель накричал на нее, приказывая убираться к черту в середину автобуса или выходить прочь из машины, ему все равно.
– Вот как! – парировала миссис Харрис. – Попробовали бы вы так-то на меня наорать в Лондоне – живо очутились бы посреди мостовой на Кингс-Роуд, мигнуть бы не успели!
Водитель, услыхав знакомый ему акцент, обернулся к миссис Харрис.
– Послушайте, леди, – сказал он, смахивая пот, – был я в вашем Лондоне, когда в морпехах служил. Так вот ваши шофера только баранку вертят!..
Несправедливость к людям ее класса всегда трогала миссис Харрис. Она похлопала водителя по плечу.
– Ну, бог с вами – так, конечно, с леди говорить не годится, но и вас нельзя заставлять делать столько дел сразу. Я бы на вашем месте просто разорвалась. Не-ет, у нас в Лондоне никто бы не позволил превращать человека в какую-то там машину…
Водитель остановил автобус, обернулся и изумленно посмотрел на миссис Харрис.
– Ну! – воскликнул он. – Вы правда так считаете? Уж простите, что сорвался, но, сказать правду, просто приходится иногда выпускать пар, чтоб не лопнуть. Пойдемте, я вас посажу.
Он встал из-за руля, совершенно не обращая внимания на то, что позади автобуса немедля образовалась гигантская, кварталов на двадцать пробка; взял миссис Харрис под руку, провел ее сквозь толпу и распорядился:
– Ну-ка, парни, уступите кто-нибудь даме место. Она из Лондона. Вы ж не хотите, чтоб она считала ньюйоркцев сплошными невежами?
Поднялись сразу трое. Миссис Харрис, поблагодарив, уселась и подмигнула шоферу:
– Спасибо, голубчик!
– Порядок, мамаша? – спросил тот на всякий случай и пробрался на свое место.
Он чувствовал себя бойскаутом, сделавшим свое доброе дело дня. И чувствовал себя хорошо еще почти целых десять кварталов.
Вскоре миссис Харрис увидела и узнала о всех пяти огромных районах Нью-Йорка и его жителях, пожалуй, больше,
