— И меня! И меня возьмите с собой, Сирена! — послышался откуда-то голос из-за спин и голов рыбаков, и прежде, чем Сирена могла ответить, Сережа Скоринский тоже прыгнул в баркас…
Глава VI
Под хрустальной пеленою
Нелегкая работа предстояла гребцам. Зловещий вихрь метал легкое суденышко из стороны в сторону… Черные волны то высоко выбрасывали баркас на гребне своих валов, то стремительно низвергали его в пучину…
Казалось, вот он исчезнет навеки в черной клокочущей пропасти, называемой морем… На веслах сидело четверо…
Адам, Яков, Мартус и юноша Мартин…
Фонарь, прикрепленный на корме, освещал слабым светом напряженные, суровые и угрюмые лица латышей… Они гребли изо всех сил, напрягая мышцы, но ветер и волны были вдвое, втрое, вдесятеро сильнее их. Они бросали, как щепку, баркас вправо и влево, и расстояние от берега до лодки уменьшалось с убийственной медленностью… Сирена правила рулем и изредка отдавала краткие приказания… И странно! Беспрекословно повиновались гребцы этой необычайной девушке, почти ребенку, знавшей море, как свои пальцы на руке.
— Вправо! Забирай вправо, Мартин! — одиноко звенел ее резкий, властный голос среди бушующей стихии. — А ты, Адам, приналяг… Вот я вижу вдали огонек старого Петера!..
Сережа, находившийся один без дела в баркасе, взглянул вперед и в надвигающемся мраке ночи увидел яркую звездочку в вышине.
— Я буду править на огонь! — ни к кому не обращаясь, заявила Сирена и с силой, трудно ожидаемой от ее маленькой руки, повернула руль… Потом глаза ее неожиданно встретились с глазами Скоринского.
— Вы умеете править? — сурово прозвучал ее голос, и, не дождавшись его ответа, она произнесла:
— Садитесь на руль… Я должна отыскать «их» глазами!
Сережа повиновался. Он невольно подчинился этому властному существу, распоряжавшемуся в море, как дома.
Старший Мартус, после долгого молчания, произнес мрачно:
— Здесь близко грифы… Если мы завязнем в них — конец. Баркас разобьет вдребезги, как игрушку…
— Жаль старую Ирму… Брата Андека постигнет та же участь… Все мы погибнем в пучине, — откликнулся Адам, с последними силами налегая на весла…
Mope бушевало… По-прежнему грозно вздымались седые гребни… заливая баркас… Из сил выбивались гребцы, налегая на весла… С нахмуренным, сосредоточенным лицом стояла на коленях посреди баркаса Сирена, держась обеими руками за его борта, и напряженным взглядом мерила даль… Ее зеленые глаза сверкали, как у кошки, и лицо, казалось, было белее гребня седой волны…
Вдруг она вздрогнула и закричала:
— Я вижу там… Я вижу там… белеет их парус…
— Где, где? — вырвалось из груди пяти человек.
— Там!
Маленькая рука вытянулась вперед. Где-то вдали белела точка… Это был парус, во все стороны бросаемый на крыльях ветра.
— Они погибнут… Это ясно, как день! Без весел им ничего не поделать, — произнес Яков Ленд, не переставая грести.
— Мы должны их спасти! Должны, во чтобы то ни стало! — И голос Сирены зазвучал суровыми, упрямыми нотами.
Снова налегли с удвоенной силой на весла люди. Снова воцарилось молчание, значительное и мрачное, как эта ночь. Совсем стемнело… Только яркая звездочка одинокого огонька сияла на маяке.
Только ее, да белый парус и видно было среди сгустившейся темноты… Вот она ближе и ближе… Вот неожиданно вынырнула огромная плывучая башня с фонарем, вся вымокшая от брызг фигура человека.
— Мой старый Петер! — кричит Сирена, изо всех сил напрягая свой звонкий голос, — идем на помощь туда! — И она махнула рукою куда-то вдаль, неопределенно.
— Спаси вас Бог, барышня! — прозвучал старческий голос с верхушки маяка.
Снова ночь… Снова молчание… Только волны ревут, не умолкая, как безумный…
И вдруг отчаянный треск… Грохот… и белая точка с быстротою молнии исчезла в волнах.
— Погибли… Паруса не видно, все погибли! — вырвалось снова стоном из груди пяти человек.
Только Сирена по-прежнему молчала, напряженно вглядываясь в темноту своими кошачьими глазами.
Новый выстрел прозвучал над морем среди общего хаоса звуков…
— Так и есть! Они успели достигнуть серого камня, — радостно сорвалось с уст девушки, — и вскарабкались на него! Иолас, Иолас, — напрягая голос и сложив руки рупором, прокричала она.
— А-а-а-а-а! — долетело откуда-то заглушенным звуком…
— Так и есть! Гребите скорее!.. Они на скале, — прерываясь от волнения, звенел голос Сирены… — Надо торопиться, иначе порывом ветра их снесет в море…
— Но, барышня… путь к серому камню опасен: там подводные грифы встречаются на каждом шагу, — несмело произнес старый Мартус.
— Так что же? Им погибать, что ли, по-твоему, старина? — И снова грозно сверкнули на старика зеленые глаза Сирены.
Точно серое привидение, выскользнул из мрака большой камень… На плоской площадке его копошились люди… Иолас, Андек и другие пять молодцов из рыбацкой слободки.
Отчаянно борясь с волнами, баркас причалил к скале.
— Закиньте веревку! Закидывай веревку! — крикнул под самым ухом Сережи знакомый голос… — Зацепи и за камень… Так… Теперь прыгай, Иолас!.. Андек… все вы… другие!
Баркас отчаянно закачался, едва не черпая воды…
Раз!
Темная фигура соскользнула со скалы и с шумом прыгнула на дно лодки… За ней другая… Третья… Еще и еще… Юноша Мартин ринулся к брату и замер в его объятиях.
— Что? Назад! — повелительными нотами прозвучал голос Сирены. — Ты хочешь погубить всех нас, мальчишка!
Мартин, сконфуженный, застыл на своем месте.
И снова, в следующую же минуту, голос Сирены прозвучал в баркасе:
— Правьте на маяк! На маяк правьте, молодцы!
Под шум, свист и лепет бури снова повернул баркас. Иолас стоял на коленях на дне лодки и говорил спокойно, закуривая свою трубку:
— Кабы не вы, несдобровать бы нам… Думал, уж не увижу свою старуху… Еще малость и сбросило бы нас в море… Уж последнюю трубку докуривал на скале… А теперь долой с ваших мест!.. Мы будем грести обратно.
И четверо из вновь прибывших заняли места Мартуса, Адама, Якова и Мартина… И снова запрыгала, завертелась лодка, легкая, как ореховая скорлупка, на груди расходившихся валов.
Андек, изо всех сил налегая на весла, с трубкой в зубах, говорил медленно и тягуче:
— Жаль нашей лодки… Пошла камнем ко дну… Дорого заплачена… другую не скоро купишь…
И вдруг замолк сразу.
Отчаянный, оглушительный треск раздался под ними. В тот же миг баркас накренился на бок, и огромный вал набежал с шумом и поглотил всех, сидящих в нем…
Первое, что почувствовал Сережа, было ощущение колючего холода, охватившего его со всех сторон… Студеная движущаяся масса покорно расступилась перед ним и спокойно накрыла его своей хрустальной пеленою…
— Я тону! — вихрем пронеслось в его мыслях, — я тону! Прощай, мама! отец! Наташа!
Он попробовал плыть и не мог… Бешеные валы закружили его, как щепку… В дикой пляске водоворота он не мог сделать ни одного движения ни рукой, ни ногой… Непонятная слабость заполнила все его члены… Голова закружилась… дыхание сперло в груди… Он слабо крикнул и, лишившись чувств, пошел ко дну, как камень…
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
Прошла минута, другая… Несколько сотен минут… Несколько десятков часов, быть может… Сережа не мог сообразить, сколько именно, когда открыл глаза и удивленным взглядом обвел окружающую его обстановку. Он находился в странной комнате — круглой, как внутренность башни. Сквозь крошечное оконце пробивались солнечные лучи, радостные и пугливые, как целое стадо веселых молодых змеек. Близко, близко за стеною шумело море, но не бурное и грозное, каким он запомнил его в последнюю минуту, а тихое и кроткое, как всегда.
— Где я? — произнес слабо юноша, озираясь тем же изумленным взором.
Обветренное, морщинистое, бритое лицо и седая голова склонились над ним.
— He бойтесь, молодой господин, — прозвучал над ним добродушный голос, — вы на маяке у старого Петера.
— А те? Где остальные? Они погибли? — взволнованно вскричал Сережа.
— Живы и уже отправились на берег. За ними выслали лодку. Слава Богу, не погиб никто… Все спаслись, к счастью. Ваша лодка разбилась о подводный гриф вблизи маяка, и я успел выкинуть вам спасательные круги…
— Но я… я не мог видеть круга, я лишился чувств. Кто же спас меня? — живо заинтересовался Сережа.
— О, вас спасла молодая барышня… Она сильна, как барс, и плавает, как рыба… Недаром она находится большую часть времени в море, — не без гордости заключил старик.
— Где же она, Сирена? — спросил с живостью Скоринский.
