было выбежать из ванной.
– Ее сожгут на костре раньше! – Аня зловеще расхохоталась, припала к разделяющей их границе совсем близко и, сверкнув зелёными глазами, произнесла:
– Выпусти меня, Юленька.
Юля отпрянула от зеркала и глухо вскрикнула.
– Нет, нет, не стану! Я не ты, я не ты!
Она зажмурилась и стала хлопать себя по плечам. Ее руки дотронулись до волос, Юля в панике раскрыла глаза и заметила, как они медленно-медленно завивались, точь-в-точь как у Ани!
Юля закружилась по ванной, затопала ногами и затыкала уши, чтобы не слышать приказы тёмного двойника. В голове настойчиво звучал Анин голос:
– Выпусти меня! Выпусти меня!
Юля сильно жмурилась, лишь бы не видеть свое отражение. Но и с закрытыми глазами она видела образ тёмного двойника, только в воображении он был ещё страшнее: Аня совсем как настоящая ведьма стояла перед ней близко-близко, глаза ее уже горели красным, а кудрявые волосы обернулись клубком ядовитых змей!
Юля закричала, что есть силы, открыла глаза, левой рукой схватила стеклянную бутылку с жидким мылом и всей силы запустила в зеркало.
Теперь Юля увидела в нем лишь свои многочисленные испуганные отражения. Неужели она расщепилась на много десятков Юль?! И у каждой была в крови левая рука по самый локоть – она же разбила зеркало! Но потом все исчезло и стало черным: Юля потеряла сознание.
Вечером того же дня, бабушка и соседка сидели на кухне и разговаривали.
– Как я устала, Лида, ты не представляешь! – сетовала Анастасия Николаевна. Она разрыдалась, и, глядя на потолок, запричитала:
– Вроде и в семье сумасшедших не было, но что дочь, что внучка – обе с дефектом! И, главное, в кого уродились?!
– Настасья, а ты ее не показывала доктору? – сочувствовала соседка.
– С ума сошла?! – вспыхнула Анастасия Николаевна. – Одну полжизни по психушкам таскала, эту не стану! Позорище! Я не переживу, хватит с меня!
– А еcли она ещё что-нибудь с собой сделает? – осторожно спросила Лида.
– Не сделает! Я ее припугнула, если повторится подобное, сразу санитаров вызову.
– Так сказала же, что не станешь?! Что с дочкой, царствие небесное, намучилась?!
– С дочкой я амбулаторно ходила. До поликлиники и обратно. А Юльке сказала, что сразу в дурдом положу. Что проку? Одну лечила-лечила, и зачем? В двадцать семь на тот свет ушла, а мне дочурку – свою копию оставила. Так что я больше таких ошибок не совершу. Я Юльке, как сказала, что санитаров вызову, так по лицу ее и увидела, что она меня поняла. Я уверена, что подобного не случится.
– А как все случилось-то? – переспросила Лида. – Может, на нее задачка так подействовала? Она прямо грустная такая ко мне пришла.
– Да причем тут уроки?! – вспыхнула Анастасия Николаевна. – И раньше эта математика хлопот доставляла, ничего подобного не случалось!
– Честно говоря, я испугалась. Дед твой прибежал в панике, мол, Юлька вся в крови лежит, и ты убежала сразу! Расскажи толком, что она сделала?
– Зеркало разбила!
– А зачем?! – охнула Лида, хватаясь за грудь.
– Буду я ещё выяснять! Мало ли, какой бред она расскажет.
– Может, всё-таки врачу показать?
– Никаких врачей. Я ее так припугнула дурдомом, что ни один врач так быстро не вылечит!
Юля лежала в кровати и все не могла уснуть. Рука болела, да и бинт уж больно сильно был затянут. Ей удалось спрятать Аню далеко-далеко в глубины сознания, и теперь, чтобы ей появиться, придётся вновь писать зеркальным почерком. Так и случалось раньше, когда она была ещё слишком слаба, чтобы сразу появляться в отражении. Но пройдет еще немало времени, прежде чем левая рука заживёт, и ею можно будет безболезненно писать. Поэтому молчание между Юлей и Аней продлиться пару недель точно.
Третьего марта 2015 года Юле исполнилось шестнадцать. Анастасия Николаевна по этому поводу устроила настоящий пир.
Куча родственников и ее друзей пришли на праздник.
Юля разглядывала праздничный стол, подарки, блюда. Взгляд упал на голубцы с бараниной – от которых ее всегда тошнило – и сразу захотелось уйти. Конечно, дело было не только в голубцах, от которых потом неприятно жирно во рту: даже в день рождения бабуля, зная, что она их не любит, наготовила целую кастрюлю!
Как она завидовала Ане из зазеркалья!
Сейчас Аня томилась в одиночестве, бедняжка. Может, выпустить ее на чуток? Но нет, уже и гости пришли, и бабуля велела не портить праздник, а улыбаться. Даже в свой день рождения Юля не могла что-то решать самостоятельно, например, улыбаться или грустить?
За столом гости говорили о какой-то девочке – отличнице, победительнице всех возможных олимпиад, и про внешность не забыли упомянуть:
– А волосы-то длинные! Переливаются как река!
– А цвет-то, какой! Цвет какой! – не переставая, верещал чей-то писклявый женский голос.
– Каштановый! Не знаешь, что ли?! – низким тихим басом ответил чей-то бесстрастный мужской.
– Да, знаю, знаю, но словно самой дорогой краской покрасили! Насть, признавайся, ты какой ей шампунь покупаешь?
Юля чувствовала себя голой. Хотя на ней были джинсы и жёлтая нарядная кофточка в обтяжку, которая жутко не нравилась Юле, и она ни за что бы ее не надела. Была бы воля – сожгла в печке!
– Юлька, ты чего загрустила? – спрашивала толстая тётка в платье с очень уж глубоким декольте.
– Да так ничего… – тихо произнесла Юля, опуская голову.
Ей все больше и больше казалось, что она совершенно случайно оказалась на чужом празднике. Бабушка не посчитала нужным спросить, как внучка желает отпраздновать день рождения, да и желает ли. А Юля боялась и заикнуться о своих маленьких мечтах. Например, не звать в дом все отделение гнойной хирургии. День медика празднуется в конце июня, а на дворе начало марта. Ее день рождения – просто повод, чтобы созвать коллег. Осознав это, Юля почувствовала отвращение. Тело ее будто парило в невесомости: она ничего не значила, поэтому бабка-ведьма в очередной раз использовала ее.
Никем не замеченная, она встала из-за стола и ушла в ванную.
В зеркале она видела свое жалкое отражение. Аня не появилась. Чтоб позвать ее, надо написать маркером на зеркале перевернутые буквы (она давно не использовала бумагу), но сегодня это невозможно: полон дом людей. А Аню она вызывала только в одиночестве, когда бабушка на дежурстве, а дедуля, равнодушный ко всему, и не догадывался о ее странной дружбе со своим тёмным двойником.
Юля глядела на свое отражение в жёлтой кофточке и чуть не плакала: ей не нравилось, как она сидела на ней. Все выбирала бабка-ведьма!
