сочтите, будто я излишне драматизирую, говоря, что от этого зависят чьи-то жизни. И между прочим, нашим читателям мои статьи очень нравятся. Если уж на то пошло, многие признаются, что покупают журнал только ради рубрики «Спроси Айону».
Вот тебе, жалкий римский центурион!
— Несомненно, когда-то так оно и было, — ответил Эд, выхватывая невидимый меч и вонзая ей в сердце. — Но когда вы в последний раз слышали эти слова?
Айона не сразу вернулась на свое рабочее место. Вначале она направилась в туалетную комнату, глядя себе под ноги, поскольку отвратный ковер, впрочем довольно практичный, до сих пор оставался липким после недавней офисной вечеринки, когда на него пролили фруктовый пунш. Запершись в кабинке, она опустила крышку сиденья и села, усадив Лулу на колени. В туалете пахло сосновым освежителем, потом и собакой. Айона заплакала. Правильнее сказать, зарыдала, чувствуя, как нос наполняется соплями, а по щекам течет размытая тушь для ресниц. Эта работа была смыслом ее жизни. Причиной, заставлявшей вставать по утрам. Работа давала ей цель. Делала той, кем она была. А теперь, после того как она почти тридцать лет отдала журналу и на всех парах приближается к своему шестидесятилетию, ее хотят уволить. И кем тогда станет Айона? Как же так получилось? Куда подевались хвалебные отзывы начальства, восторги читателей и церемонии награждения? Как это вдруг так вышло, что она оказалась в подобной ситуации?
Айона попыталась пробудить в себе злость, но ей не хватало сил. В прежние дни она была занята под завязку: вела социальную колонку, страницу советов, а иногда также делала обзоры ресторанов и маршрутов для путешествий. Это изматывало, но недозагруженность изматывала еще сильнее. Сейчас Айона чувствовала, что устала. Она устала излучать уверенность, которой давно уже не испытывала. Устала постоянно напускать на себя занятый вид, когда на самом деле у нее постепенно отобрали все редакционные обязанности, оставив лишь одну-единственную рубрику «Спроси Айону».
Она научилась растягивать каждое задание на долгие часы. Монитор ее компьютера был повернут под таким утлом, что другие сотрудники не видели, чем она на самом деле занимается. А она планировала фантастические поездки с Би на прекрасные коралловые острова или же путешествовала по Facebook, заглядывая на страницы своих старых школьных друзей.
Такая жизнь, конечно же, не была борьбой. А ведь Айона всегда считала себя лидером. Все эти годы она тайно насмехалась над приоритетами своих современниц. Одна за другой они съезжали со скоростной автострады карьеры на обочину ради того, чтобы производить на свет детей или ублажать неблагодарных, эгоистичных мужей, когда-то вполне симпатичных, но успевших отрастить пивные животы, волосы в носу и подхватить грибок на ногах.
Однако теперь, когда она смотрела на снимки выпускных церемоний их детей или праздников, где за отдраенными кухонными столами собиралось несколько поколений семьи, и даже на фотографии крошечных новорожденных внуков, неосмысленно пялящихся глазенками в объектив камеры… у нее возникал вопрос. А что, если (это всего лишь предположение) эти женщины в конечном итоге выиграли? По крайней мере, они не плакали, сидя в офисном туалете и утыкаясь в шею комнатной собачонки.
Айона услышала, как открылась дверь и по плиткам пола зацокали две пары высоких каблуков. Она подняла ноги, подтянув колени к груди, и еще глубже зарылась лицом в шерсть Лулу, дабы заглушить всхлипывания.
— Боже, до чего я ненавижу понедельники! — произнесла первая женщина.
Айона испытала облегчение. Она узнала голос Марины, редактора одного из отделов. Невзирая на разницу почти в тридцать лет, они с Айоной были добрыми подругами: любили перекинуться словечком у кулера и даже несколько раз вместе ходили на ланч. Марина сообщала Айоне все редакционные сплетни, а Айона бесплатно консультировала приятельницу, помогая той разбираться в запутанной личной жизни. Они обе уважали друг друга как профессионалы, как женщины, находящиеся на пике карьеры. Может, выйти из туалетного «укрытия» и рассказать Марине о случившемся? Поделиться проблемой и все такое. Может, им стоит пойти на ланч и выпить чего-нибудь покрепче для восстановления сил.
— Я тоже, — послышался в ответ голос кадровички Бренды. — Хотя еще сильнее я ненавижу среды. Болтаешься где-то посреди недели: ни здесь, ни там.
— Видела, как вы с Эдом разговаривали с нашей динозаврихой, — сказала Марина. — Ну как, нашли способ подтолкнуть ее к вымиранию? Что вы задумали? Ледниковый период или удар метеорита?
Вот тебе и женская солидарность.
Поезд, который повезет ее домой, как всегда, уже стоял на пятой платформе вокзала Ватерлоо. Но сегодня, увидев его, Айона испытала особое облегчение. Хотя бы эта часть дня была успокоительно предсказуемой. Войдя в свой обычный вагон, она мысленно выругалась и случайно стиснула Лулу, заставив бедняжку тявкнуть. В вагоне находился Пожиратель Винограда — этот, как его? Пирс. В ее любимом седьмом ряду оставалось единственное свободное место, а этот тип, как назло, сидел по другую сторону прохода. Кажется, он собирался завести разговор. Айона любила, когда ее много и горячо благодарили, однако сейчас ей хотелось просто тихо сесть и представить себя в мире, где она еще по-прежнему что-то значила.
Вздохнув, Айона села, открыла сумку, достала стакан и фляжку джина с тоником, а также пластиковый пакетик с замком-застежкой, где лежала пара ломтиков лимона. Она ждала, что Пирс сейчас заговорит, но этого не случилось. Тогда она украдкой взглянула на соседа. Тот откинулся на спинку сиденья, словно по желанию мог задать любой угол изгиба, и развел ноги так широко, что старуху, сидящую рядом, припечатало к окну, как римскую штору. Пирс поймал взгляд Айоны, и на мгновение ей показалось: сейчас он обратится к ней. Но взгляд Пирса тут же сместился. Он достал мобильник и стал тыкать в виртуальную клавиатуру своим властным указательным пальцем.
Айоне стало неловко. Затем она рассердилась на себя за то, что позволила этому… болвану вывести ее из равновесия. Казалось бы, если ты видишь женщину, которая несколько часов назад помогала спасать твою жизнь, было бы уместно сказать ей спасибо. Разве не так? Или хотя бы поздороваться. На худой конец, просто кивнуть. Может, Пирс ее не узнал? Это исключено. На что Айона никогда не могла посетовать, так это на свою, так сказать, запоминаемость.
— Дорогая, — произнес в мобильник Пирс. Судя по громкости и тону, ему было наплевать на покой остальных пассажиров. — Ты бы не могла спуститься в погреб, взять бутылочку «Пуйи-Фюме» и поставить ее в холодильник?.. Нет, не ту. Гран-крю. Из тех, что мы привезли с Луары, когда нас угораздило снять виллу вместе с Пинкертонами.
Лулу, сидевшая на коленях
