понимал, что в большом ящике находится рояль, но понимал, что ему не дадут что-то, что будет у сестры. Он перевернулся, с трудом встал на колени, по-прежнему стянутый ремнем. Гасси не видела, что он сделал, потому что наклонила голову в титаническом усилии. Земля стала ухабистой.
Николас перегнулся через спинку коляски и схватил за верх шляпку Гасси. Он натянул шляпку ей на глаза, сильно дернув при этом за волосы, застрявшие в резинке. Гасси вскрикнула от боли и гнева, но продолжала изо всех сил толкать коляску.
Рояль с громкими криками и щелканьем кнута вытянули с берега реки на обрыв всего лишь за день до этого. Вся округа собралась посмотреть, как четверка лошадей с натугой бьется, пытаясь поднять груз. Один раз веревки сорвались, и рояль чуть было не полетел обратно, но в конце концов он оказался в безопасности наверху. Сегодня его должны были отнести в гостиную.
Все, что Гасси вынесла от брата, сейчас переполняло ее. Он всегда хотел все, что у нее было. Что бы она ни делала, он вмешивался. Он стал центром всего. Мама, папа, няня, Лиззи – все любили его больше. Даже Пэтси О’Флинн этим утром снял ее со своих плеч, чтобы вознести Николаса на эту высоту. Вот маленький Эрнест хороший. Она может иметь с ним дело. Но терпеть Николаса дальше – ни за что! Перед ней лежал длинный крутой склон, по которому тащили рояль. Под тяжестью ящика он был укатан до относительной гладкости. Гасси вложила все силы в последний толчок коляски. И отпустила ее.
Коляска понеслась вниз по склону. Николас все еще цеплялся за спинку сиденья. Удивление на его лице сменилось безудержным восторгом. Колесо ударилось о камень, коляску от толчка подбросило. Николас снова сел, но уже в другом положении, Гасси больше не видела его лица.
Тут коляска достигла речного берега, опрокинулась, и Николас оказался под ней. Он не двигался. Передние колеса зависли над водой. Внезапно Гасси испугалась. Она решила, что осталась одна в этом бескрайнем мире, и посмотрела вниз. Рояль лежал внизу. Сейчас – он наверху. Коляска была наверху, сейчас – внизу. Николас шумел, теперь молчит. Все так изменилось. Гасси стало страшно.
Она побежала туда, где слышались звуки топора и песни двоих франко-канадцев. Их пение напоминало ей что-то давно ушедшее и приятно-успокаивающее. Гасси, притаившись, встала и принялась следить за взмахами топоров и за тем, как бугрятся мышцы на загорелых руках.
Вдруг она слегка подпрыгнула от удовольствия. В одно мгновение лес пропал, и она увидела кухню в доме на улице Сен-Луи, почувствовала, как ее обнимают и укачивают руки Мари, услышала, как Мари поет:
Alouette, gentile Alouette,
Alouette, je te plumerai… [30]
Она увидела в молодой траве у своих ног крошечные розовые цветочки и наклонилась к ним. И тут она услышала, как ее зовет няня.
– Августа! Августа! – В голосе няни слышалось отчаяние.
Тут няня увидела ее и сама подбежала к ней.
– Где малыш? – задыхаясь, спросила она.
– Там, внизу, – сообщила Гасси, показывая на дно оврага.
– Боже милосердный!
Няня подбежала к краю оврага и глянула вниз. Гасси пошла следом, наблюдая, как няня отчаянно бежит вниз по крутому склону. Сунув палец в рот, она следила, как няня подняла коляску, взяла Николаса на руки, осмотрела его и, раскрасневшись, с трудом взобралась наверх.
Николас пострадал не больше, чем пианино, решила Гасси, посмотрев на его лицо. Он казался спокойным и озадаченным. Чепчик сполз на один глаз. Няня посадила его на землю, затем снова спустилась в овраг и подняла коляску. Она совершенно запыхалась. Достав подушку и покрывало, она стряхнула с них землю, взбила подушку и все заново перестелила. Время от времени она испуганно поглядывала в сторону дома. Наконец, обняв и нежно поцеловав Николаса, няня склонилась над Гасси.
– Как это случилось? – злобно спросила она. – Что ты наделала, дрянная девчонка?
– Я толкнула коляску, и она перевернулась. Я его катала, – ответила девочка.
– Просто чудо, что ты его не убила. – Няня схватила Гасси за плечи и с силой затрясла. Затем шлепнула сначала по рукам, а потом и по щекам. – Вот тебе! И не смей рассказывать об этом маме с папой. А теперь прекрати реветь. Ты не получила и половины того, что заслуживаешь.
В этот день рояль избавили от ящика. Инструмент стоял, освещенный солнцем, похоже, после всего, через что ему пришлось пройти, он не сломался. Оставалось выяснить, насколько он расстроен. Соорудили платформу на колесиках, на которой рояль потащили к дому. Его везли шестеро мужчин и довольно страшно, по мнению Гасси, кричали и толкались. Когда наконец рояль обрел покой в гостиной, они его обступили и стали восхищаться корпусом из розового дерева, резными ножками, серебряными канделябрами так, словно он был их собственностью.
Когда работники ушли, в гостиной остались Аделина, Филипп, Дейзи и Уилмот.
– Теперь все выглядит по-домашнему, – заявила Дейзи. – Я всегда говорю, что фортепиано – это душа дома. Очень надеюсь, что он не слишком расстроен.
– Пожалуйста, сядьте и сыграйте что-нибудь, – попросил Филипп. – Давайте сразу узнаем худшее.
Дейзи устроилась на вращающемся табурете, покрутив его вверх-вниз, подгоняя к нужной высоте, и заиграла вальс Штрауса.
– Неплохо, – заявила она, не прекращая игры. – Совсем неплохо. Прекрасный звук.
Филипп просиял. Он обнял Аделину за талию и, не спрашивая, в силах ли она танцевать вальс, закружил по залу.
– Оп-ля! – воскликнул он. – Да ведь мы уже целую вечность не танцевали вместе.
Гибкая и сильная, Аделина скользила по полу вместе с ним. Уилмот стоял и мрачно-уныло наблюдал за ними, явно жалея, что у него нет партнера. Увидев, что из-за двери выглядывает Гасси, он подошел к ней, низко поклонился на французский манер, перенятый в Квебеке, и спросил:
– Не окажете ли честь, мисс Уайток?
Она учтиво поклонилась, и он, держа за руки, повел ее круг за кругом.
– У нас тут часто будут вечеринки, – сказала Аделина через плечо Филиппа. – Конечно, мы самая счастливая пара в мире!
Она опустилась на диван, раскрасневшаяся от удовольствия, но немного уставшая после вальса. Дейзи повернулась на табурете.
– Я бы с радостью потанцевала, – сказала она. – Вот бы кто-нибудь потанцевал со мной.
– Сыграй нам что-нибудь, Уилмот, – попросил Филипп и поднял Дейзи на ноги.
Игра Дейзи была веселой, легкой, хоть поверхностной и несколько неверной. Мелодия Уилмота лилась медленно, с какой-то точной чувственностью. Гибкое тело Дейзи почти бесстыдно выражало удовольствие от ритмичных движений. Прошедшей зимой Филипп и Дейзи часто танцевали
