века назад потерял связь со своим парным AI на Земле – и с тех пор тоскует в космическом одиночестве…
– Хорошо, что вы не поэт, Везунчик, – сказал кукуратор. – Почему вы рассказываете про эту станцию?
– Потому, – ответил Шкуро, – что три месяца назад мы получили коды управления ее оружием.
– Как вам удалось?
– Даже не старались. У них там, знаете, конгресс все время что-то рассекречивает. Ну, вы в курсе, кто у них в кордебалете – нативные активисты, диверсифицированные собиратели и охотники, всякие колдуны по части дождя. Один волшебной костью машет, другой «Интернационал» поет…
– Все технологии по-любому у них, – сказал кукуратор.
– У трансгуманистов в Неваде, – уточнил Судоплатонов. – Еще у сетевых спецслужб и медийщиков.
– Гольденштерн с инфокотиками – это серьезно, я не спорю, – сказал Шкуро. – А в столицах все мозги давно слились. Я имею в виду, с природой. Выложили боевые коды управления в открытый доступ вместе с очередным архивом… Никто даже не заметил, потому что архивы эти никто не читает.
Кукуратор усмехнулся.
– Так что, теперь станцией может управлять кто угодно?
– Нет, – ответил Шкуро. – Нужен AI когнитивностью в тридцать мегатюрингов. Но если у кого-то такой появится, то, зная коды, он сможет контролировать всю планету. Это будет гораздо круче кобальтового гейзера. Потому что не придется умирать вместе со всеми.
– Но это же запрещено. Такая когнитивность.
– А что нам не запрещено? – промурлыкал Судоплатонов. – Гейзер вот тоже запрещали.
– Подождите, – сказал кукуратор, – но ведь не только мы такие догадливые… Станцией могут управлять все одновременно?
– Если кто-то построит требуемый AI, – ответил Шкуро, – и выйдет на связь со станцией первым, он сменит коды, поменяет параметры канала управления и замкнет все на себя. Потом уже никто не сможет вмешаться… Даже если соберет еще одну боевую нейросеть. Станция автономна.
– Ага, – ответил кукуратор. – Начинаю понимать, Везунчик. Вы все это уже сделали?
Шкуро улыбнулся.
– Но как вы построили такой AI? На какой элементной базе?
– Крэпофоны, – ответил Шкуро. – Которые крэперам текстовки сочиняют. У самых мощных когнитивность до трех. Есть расчетная формула – если соединить в нейросеть очень-очень много трешек, несколько десятков тысяч, можно получить тридцатку. Крэпофоны не отслеживают, потому что они специально на этот случай залочены. Сеть на них не собрать. Но в Азии можно купить серые разлоченные. Мы уже давно закупали партии серых трешек. Понемногу. Если кто и заметил, подумали про разгул проституции. Крэпофоны для мобильности хранились в отдельном поезде. Специалисты у нас остались – русские научные школы, как вы знаете, веками сохраняются на подножном корму, спасибо им за это от Родины. Чтобы работу не засекли, мы отогнали поезд на запасные пути в Сибири и собрали нейросеть прямо в нем. В вагонах. Работали по ночам. А вчера включили, связались со станцией, передали коды – и она приняла нас за Пентагон. Теперь будем активировать лазер, если дадите добро… Инженеры обещают управиться за две недели.
– А вдруг Ахмад тоже сейчас над этим трудится? – спросил кукуратор. – У них спецы не хуже наших.
– Мы уже поменяли боевые коды и параметры канала. Берни никому не ответит, кроме нас. Старые коды теперь недействительны.
Кукуратор задумался. Потом усмехнулся.
– Даю добро, – сказал он. – Активируйте лазер, надо испытать до съезда. А как им управлять?
– Сделаем еще одну контрольную панель в вашем чемоданчике, – ответил Шкуро. – Правая половина экрана управляет гейзером, а левая станцией…
– Хорошо, – сказал кукуратор. – Молодцы, объявляю вам благодарность от имени Доброго Государства. Возьмите себе по медальке, какая понравится… Шкуро может взять две. Даже три.
Генералы засмеялись.
– Я бы предпочел короткий отпуск, – сказал Шкуро. – Несколько дней. Стряхнуть все заботы.
– Отдыхайте, Везунчик – вы заслужили.
Кукуратор покосился на стену – и вдруг заметил висящую на ней картину.
– Что это? – спросил он. – Раньше такого не было.
Картина была прямоугольником белого холста в массивной раме. На холсте было написано большое красное слово в обрамлении двух стрелок:
– Я тоже не видел, – сказал Шкуро.
– Судоплатонов, вы у нас отвечаете за дизайн-бюро? – спросил кукуратор.
– Так точно. Вернее, мой заместитель. Но за него отвечаю все равно я.
– Как это понимать?
Судоплатонов растерянно пожал плечами.
– Картина, бро кукуратор. Я им команду давал, что-нибудь из культурного наследия. Чтобы связь с исторической магистралью… Действительно странно… Я сам-то в искусстве, если честно, не очень…
Шкуро подошел к стене и прочел табличку на раме.
– «Вольное сердце». Логотип радиостанции «Эхо Москвы-2» в тридцатых и сороковых годах двадцать первого века… Художник… Не слышал про такого. Похоже, у нас в дизайн-бюро фронда.
– Вряд ли, – вздохнул кукуратор. – Я сегодня про них уже вспоминал. Для фронды мозги нужны. А там просто идиоты.
– Или вредители, – сказал Шкуро, значительно поглядев на Судоплатонова.
– Идиотизм – всегда вредительство, – ответил кукуратор. – Думать надо мозгом. Тут комната совещаний высшего руководства, если визуал-утечка произойдет, что про нас скажут? Кому мы говорим «obey [4]»? Человечеству? А если мы говорим человечеству «ой-вей», это еще хуже. Такого здесь быть не должно. Или вот Невада на карте – это как понимать? Вы же знаете, что у нас в Неваде.
– Согласен, – кивнул Шкуро. – Я тоже обратил внимание.
– Распорядитесь к следующему разу заменить. Повесьте на стену что-нибудь такое… Духовное, позитивное. Можно религиозное. Но не икону. Совсем старое не надо. Чтобы выглядело еще актуально, но уже как бы и классика.
– Библейское? – спросил Судоплатонов.
– Можно, если найдете. Но только без бога, а то опять кого-нибудь обидим. И чтобы художник международно известный. Идеально что-нибудь из карбона. И табличку сразу пояснительную подготовьте с историей создания и смыслом. Чтобы никаких кривотолков…
– Будет сделано, – сказал Судоплатонов.
– И подумайте, не пора ли там банки поменять. В смысле, в дизайн-бюро. А то народные деньги на них тратим.
– Есть.
– На сегодня все?
– Так точно, бро кукуратор.
Кукуратор отдал партийный салют – как бы наполовину в шутку, но строго по форме – и отступил от стола. Стена раскрылась, и он нырнул в солнце и птичий щебет своего Сада, свет которого на прощание озарил озадаченных генералов. Полезно заканчивать встречу на строгой ноте. Не будут расслабляться.
В Саду было жарко. Мозг должен как можно больше работать в некомфортных режимах, говорит лейб-медик. Благоприятно для общей пластичности нейронных связей.
Сейчас самое время поработать на грядке. Вспотеть. Даже, может быть, случайно тяпнуть себя по пальцу…
Кукуратор вернул своему телу наготу и вслушался в ощущения кожи. Прикосновения ветерка, жужжащие тычки каких-то мушек, мокрый жар подмышек. Все-таки слишком жарко. И это прекрасно. Как в жизни.
Если получится со станцией, подумал он, будет замена гейзеру. На сколько лет еще
