- Вы - извините мой вопрос - крепостной Петра Григорьича? - спросил он.
- Нет-с, я нанятой!
- Звание ваше?
- Из разночинцев! - ответил неопределенно управляющий.
Губернатор, впрочем, этим удовлетворился.
В почтовой конторе при появлении начальника губернии, произошел маленький переполох: чиновники, удивленные и отчасти испуганные таким нечаянным посещением его, принялись проворно запаковывать и запечатывать деньги и документы Петра Григорьича и писать со слов управляющего адресы, а губернатор тем временем, развернув книгу денежных выдач, стал просматривать ее.
- Что это такое? - спросил он стоявшего перед ним навытяжке помощника почтмейстера. - Тут я вижу, что за какого-то крестьянина расписался почтальон Зубарев.
- Крестьянин неграмотный-с! - отвечал было бойко ему помощник почтмейстера.
- Это я вижу, - произнес уже строго губернатор, - но почтальоны, равно как и другие чиновники конторы, не имеют права ни за кого расписываться. Прошу вас, чтобы вперед этого не было!
- Слушаю-с! - сказал, потупляя глаза, помощник почтмейстера.
Потом, когда надобно было выдать расписку в принятых почтою предметах, то ее унесли подписывать куда-то в другие комнаты.
- Куда ж расписку унесли? - спросил опять губернатор помощника почтмейстера.
- К подписанию господина губернского почтмейстера! - отвечал тот.
- А отчего его здесь нет?! - воскликнул губернатор с удивлением и негодованием.
- Они больны-с! - пояснил помощник.
- Тогда в исполнение всех его обязанностей вы должны были вступить!
- Они больны очень продолжительною болезнью - водяной, и около года уже не выходят из своей комнаты, - проговорил, еще более потупляясь, помощник почтмейстера.
- Понимаю, - отозвался на это губернатор, - но этого нельзя; от меня завтра же будет предложение, чтобы больной господин почтмейстер сдал свою должность вам, а расписку, мне выдаваемую, извольте разорвать и выдать мне другую за вашим подписом!
Этого, впрочем, оказалось ненужным делать, потому что почтальон, носивший расписку к губернскому почтмейстеру, принес ее неподписанною и наивно доложил:
- Борис Михайлыч почивают!
Губернатор на это злобно усмехнулся.
- Вот плоды существующих у вас порядков! - сказал он, обращаясь к совершенно растерявшемуся помощнику почтмейстера и спешившему подписать расписку, которую он и преподнес губернатору, а тот передал ее управляющему.
По отбытии начальника губернии и молодого управляющего из конторы, помощник почтмейстера принялся ругать почтальона, носившего расписку:
- Дурак и дурак! Я вот скажу Борису Михайлычу, что ты бухнул!
Почтальон и сам уж понимал, что он бухнул.
Слушавший это бухгалтер конторы - большой, должно быть, философ почесал у себя в затылке и проговорил, усмехнувшись:
- Мы плакались и жаловались на чурбана, а Юпитер вместо него, видно, прислал нам журавля!
Пока все это происходило, Екатерина Петровна поселилась с мужем в принадлежащей ей усадьбе Синькове и жила там в маленьком флигеле, который прежде занимал управляющий; произошло это оттого, что большой синьковский дом был хоть и каменный, но внутри его до такой степени все сгнило и отсырело, что в него войти было гадко: Петр Григорьич умышленно не поддерживал и даже разорял именье дочери. Впрочем, Катрин была рада такому помещению, так как ее Валерьян, по необходимости, должен был все время оставаться возле нее. Смерть отца, по-видимому, весьма мало поразила Катрин, хотя она и понимала, что своим побегом, а еще более того смыслом письма своего, поспособствовала Петру Григорьичу низойти в могилу; на Ченцова же, напротив, это событие вначале, по крайней мере, сильно подействовало.
- Боже мой! - воскликнул он в ужасе. - Еще и еще смерть!
Катрин неприятно было это слышать.
- Я не понимаю тебя! Неужели ты этими словами оплакиваешь смерть Людмилы или жены твоей! - проговорила она с легким укором и вместе с тем смотря жгучим и ревнивым взором на Ченцова.
- О, я оплакиваю также и смерть отца твоего! - отвечал Ченцов.
- В этом случае ты успокойся!.. - возразила ему Катрин. - Если тут кто погрешил, то это я; но, как ты видишь, я не плачу и знаю, почему не плачу!
Ченцов не продолжал далее об этом разговора и вытянулся на стуле, что он всегда делал, когда был чем-нибудь взбудоражен. С тех пор, как мы расстались с ним, он сильно постарел, оплешивел; по лицу его проходило еще большее число борозд, а некоторая одутловатость ясно говорила об его усердном служении Бахусу. Не видаясь более с дядей и не осмеливаясь даже писать ему, он последнюю зиму, дожив, как говорится, до моту, что ни хлеба, ни табаку, сделал, полупьяный, предложение Катрин, такой же полупьяный обвенчался с нею и совершенно уже пьяный выкрал ее из родительского дома. Катрин все это, без сомнения, видела и, тем не менее, с восторгом бежала с ним; умная, эгоистичная и сухосердая по природе своей, она была в то же время неудержимо-пылкого и страстного женского темперамента: еще с юных лет целовать и обнимать мужчину, проводить с ним, как некогда сказал ей Ченцов, неправедные ночи было постоянной ее мечтой. Двадцативосьмилетнее девичество сделало еще стремительнее в ней эту наклонность, и поэтому брак с Ченцовым, столь давно и с такой страстью ею любимым, был блаженством, при котором для нее все другое перестало существовать.
"Пусть все погибнет, - мечтала она, - но только бы утопать в блаженстве с этим человеком!.."
Ченцов на первых порах не обманул ее ожиданий: он был именно таков, каким она его чаяла.
В один из вечеров Катрин велела накрывать ужин. Она давно знала, что Ченцов любит хорошо поесть, а потому, приехав в деревню, разыскала их старого повара, которого Петр Григорьич не держал в городе за то, что тот имел привычку покупать хорошие, а потому недешевые запасы, и поручила ему стряпать, убедительно прося его постараться и о цене припасов не думать. Старик, найдя возможность прилагать свое дарование, начал стряпать с замечательным искусством. Вместе с этим Катрин запаслась и вином для мужа, по преимуществу шампанским. Водки она упросила его, как только обвенчалась с ним, не пить, и Ченцов обещал ей это, но зато налег на шампанское. Для настоящего ужина повар им приготовил фаршированного поросенка под галантиром, соус из сморчков и чирков с свежим салатом. Ченцов ел все это и пил шампанское с великим удовольствием, выпила и Катрин стакана два; глаза у нее после этого еще более разгорелись, и она, обняв мужа, хотела было начать его целовать, но в их маленьком флигеле послышались чьи-то негромкие шаги. Супруги поспешили поотодвинуться друг от друга. Оказалось, что это приехал из губернского города управляющий, который, впрочем, предварительно спросил через дверь, может ли он войти.
- Пожалуйста! - крикнул ему Ченцов.
Управляющий вошел. Он после дороги успел уже умыться и приодеться.
- Кончили все? - спросила его Катрин как бы и печальным голосом.
- Кончил! - отвечал управляющий и подал ей три объявления с почты: одно на посылаемое ей золото и серебро, другое на билеты опекунского совета в триста сорок тысяч и, наконец, на именной билет самого Тулузова в пять тысяч рублей серебром. Катрин хоть и быстро, но зорко прочитала эти объявления и с заметным удовольствием передала их мужу; тот также пробежал глазами эти объявления и произнес: "Ого!"
- Благодарю вас! - сказала затем Катрин, мотнув приветливо головой управляющему. - Но вы, надеюсь, объяснили нашим знакомым, что я убита совершенно горем?
- Объяснил-с, и губернатору новому и многим другим лицам; все весьма соболезнуют об вас, - проговорил управляющий.
- Чем собственно умер Петр Григорьич? - спросил Ченцов.
- Мудрено ли умереть такому старому человеку, как Петр Григорьич! отвечал управляющий без пояснения каких-либо подробностей.
- А похоронен отец был прилично? - сказала Катрин.
- Как он был похоронен, это и описать трудно! - принялся ей докладывать управляющий. - На похороны стекся весь город: губернатор, архиерей, певчие, чиновники, и все они оплакивали умершего.
- Приятно это слышать, - произнесла Катрин несколько сентиментальным голосом.
Затем управляющий еще подал Ченцову бумагу.
- Это, еще что? - спросил тот.
- Счет, что стоили похороны, - объяснил управляющий.
- О, разве подобные расходы считаются! - отозвался Ченцов, отодвигая от себя бумагу.
- На всякий случай все-таки взять надо, - заметила Катрин.
Управляющий поспешил подать ей счет, который она и положила себе в карман.
- Вы так все это превосходно устроили, - говорил между тем Ченцов, что позвольте вам предложить стакан шампанского.
- Благодарю вас, я не пью никакого вина! - отказался управляющий.
- Даже шампанского? - воскликнул Ченцов с удивлением.
