Троцкий постоянно обращался к правительствам и политическим лидерам европейских государств с просьбами о визе: Германии, Англии, Франции, Голландии, Чехословакии, Австрии, Норвегии и даже герцогства Люксембург. Просил он о содействии Г. Уэллса, Б. Шоу, Беатрису и Сиднея Вебб. Но все тщетно. Троцкому либо припоминали его прежние, относившиеся ещё к временам мировой войны "проступки", как, например, во Франции, либо ссылались на его новые, послеоктябрьские прегрешения. Так, когда в английском парламенте зашла речь о предоставлении Троцкому убежища, премьер-министр и министр иностранных дел в один голос заявили: "Он сидит в Константинополе на задворках, и никто не заинтересован в том, чтобы он находился в другом месте. Мы все боимся его". Нелестно отозвался о Троцком и У. Черчилль. "Троцкий, некогда обрекавший на смерть тысячи людей, теперь, точно мешок с тряпьем, сидит на рифах Черного моря", - писал он в одном из своих очерков.
Как и в годы своего могущества, Троцкий окружил себя свитой: секретари, личная охрана. Помимо тех нескольких нарядов полицейских, которые для этой цели вынужден был выделить Кемаль-паша. Среди наиболее близких к нему были гражданин Чехословакии Франкель Ян, Шлюссер Карл Фриц Отто из Германии, голландец Жан ван Хейеноорт, оставивший воспоминания о Троцком.
В сопровождении этих людей Троцкий в ноябре 1932 г. по приглашению студентов Копенгагенского университета совершил поездку в Данию, чтобы прочесть там лекции об Октябрьской революции.
В окружении Троцкого за всю эмиграцию самым толковым и, конечно, преданным ему человеком был сын Лев.
Сын стоил двух-трех секретарей, а может быть, и половины всего секретариата Троцкого. В 1938 г. в некрологе, написанном на смерть сына, Троцкий признал, что без поставлявшихся ему Левой материалов, архивных и библиотечных изысканий, сперва в Турции, затем из Берлина и Парижа, где Лева находился с 1931 г. "невозможна была бы ни одна из написанных мною за последние десять лет работ, в частности "История русской революции"... Почти на всех моих книгах начиная с 1929 года надо было бы, по справедливости, рядом с моим именем написать и имя сына".
Содержание штата секретарей, личной охраны, переписка, публицистическая деятельность, издание "Бюллетеня оппозиции", органов троцкистской печати в ряде других стран требовали немалых расходов. Те 10-20 тыс. долларов, которые Троцкий получил за свои интервью и статьи в буржуазной прессе, были каплей в море. "Революционная деятельность" требовала финансирования. Дейчер назвал некоторые источники денежных поступлений к Троцкому. Это 7 тыс. долларов за американское издание "Моей жизни" (были издания и в других странах). В 1932 г. журнал США "Сатердей ивнинг пост" заплатил Троцкому 45 тыс. долларов за "Историю русской революции", которая печаталась там в виде серии статей. В 1930 г. Троцкий вернул своему стороннику из Франции Морису Пазу занятые у него весной 1929 г. 20 тыс. долларов.
Наконец семье Троцкого удалось перебраться во Францию. На Атлантическом побережье приезжих ждали два стареньких "форда", которые направились в Сент-Пале. Около местечка Руайана Молинье и его подруга Вера Ланис сняли для Седовых маленький домик.
Вскоре французская Сюрте (служба безопасности) смягчила меры пребывания в стране. Троцкому разрешили жить всюду, кроме Парижа и департамента Сены. Он перебрался в городок Барбизон неподалеку от Парижа и поселился в двухэтажной вилле "Кер Моник".
Полиция раззвонила на всю страну о пребывании Троцкого в Барбизоне и о его политической работе. Начался невообразимый скандал: как так, опаснейшая личность проживает рядом со столицей, в шикарной вилле, и никто об этом понятия не имел? Явился местный прокурор. Убедившись, что на паспорте Троцкого стояла отметка Сюрте женераль, он умерил свой пыл.
Напуганная центральной прессой провинция смертельно боялась "русского кровопийцу". Троцкого нигде не принимали. Почти три месяца, как перекати-поле, скитались они с женой из отеля в отель, из пансионата в пансионат. Пока, наконец, в июле не осели в Домене, близ Гренобля. В память об этом событии в 70-е годы в Гренобле был создан Институт Л. Троцкого. Супруги поселились в доме учителя Бо. Здесь они пробыли 11 месяцев, до июня 1935 г.
Пора было снова отправляться в путь. Через своего поклонника, известного художника Диего Риверу, Троцкий обратился к президенту страны Ласаро Карденасу. Почему Мексика? В памяти мексиканцев ещё были свежи воспоминания о буржуазно-демократической революции 1910-1917 гг., которая вылилась в подлинно антиимпериалистическую, антиамериканскую, с одной стороны, а с другой - в крестьянскую войну за свободу и национальную независимость. Карденас был одним из активных руководителей революции, ярким представителем мексиканского либерализма. В 30-40-е годы он занимал в правительстве Мексики ряд министерских постов. Президентом стал в 1934 г. и оставался им до 1940 г. После второй мировой войны, в 1955 г., был награжден международной Ленинской премией мира. С 1969 г. до своей смерти в 1970 г. Карденас являлся почетным президентом Всемирного Совета Мира.
В канун 1937 г. Троцкий отплыл из Норвегии. Организацию его переезда взяли на себя норвежские власти. Они предоставили ему танкер "Руфь", который следовал без пассажиров. Отплытие держалось в строгой тайне.
В пути Троцкий обдумывал свое будущее. Он отойдет от политики. Познакомится с Мексикой, Латинской Америкой вообще, продолжит изучение испанского языка, которым начал заниматься 20 лет назад в мадридской тюрьме. Наконец-то закончит прерванную работу над книгой "Жизнь Ленина".
Скитаниям Троцкого пришел конец. Он обретал долгожданное постоянство, правда, не в желанной для него Европе. Однако на душе у Троцкого по-прежнему было неспокойно. "Я покидал Европу, раздираемую ужасающими противоречиями и потрясаемую предчувствием новой войны, - писал он. - Этой всеобщей тревожностью объясняется возникновение бесчисленных политических и ложных слухов, распространяющихся по разным поводам, в том числе и по поводу меня. Мои враги искусно пользуются против меня этой атмосферой общей тревоги. Они продолжат, несомненно, свои усилия и в Новом Свете".
СЛАДКИЙ ГРЕХ ТРОЦКОГО
Троцкий в Мексике поселился в Койоакане, бывшей тогда окраиной Мехико - столицы страны, - и ставшей знаменитой благодаря проживанию там Троцкого.
В мексиканском порту Тампико Троцкого и Седову ждал сюрприз. На палубу танкера поднялась группа встречавших во главе с лидером троцкистской Социалистической рабочей партии США М. Шахтманом. Вместо приболевшего Риверы чету приветствовала его жена Фрида Кало (которая вскоре станет причиной одного из самых острых за более чем тридцатилетнюю совместную жизнь Троцкого и Седовой семейного конфликта). От имени президента Карденаса Троцкого приветствовал генерал Бельтран в сопровождении журналистов. "Идальго", личный поезд президента, отвез их в Мехико. Они поселились в приготовленном Риверой "голубом доме"
Троцкий и Седова были ошеломлены резко контрастировавшим с их скромным бытом в Норвегии сердечным приемом, условиями жизни и отношением к ним властей. Они восприняли новый дом, как неизвестную планету. Он был окружен деревьями, диковинными тропическими растениями. Громадные комнаты, украшенные фресками и картинами, напоминали залы художественной галереи. Прекрасное питание, овощи и фрукты, которые вызвали особенное удовольствие Троцкого. Было от чего прийти в приподнятое настроение
Когда он познакомился с Фридой Кало, она обращала на себя взоры мужчин куда моложе и энергичнее стареющего Троцкого. Как и её муж, Фрида была художницей, обладала тонким чутьем, прекрасными манерами, образованием. Семья Риверы жила рядом с "голубым домом" и почти ежедневно навещала его обитателей. При встречах от ударившегося в галантность Троцкого все чаще можно было услышать в виде приветствия слова "лав", "май лав". Пошел обмен записочками. Делалось это в незатейливой, с расчетом на невинную шуточку манере полуфлирта. Троцкий вкладывал записочку в книгу, которую предлагал Фриде почитать. Та отвечала ему тем же способом, возвращая очередной роман. Происходило это нередко в присутствии Диего и Натальи.
Переписка обернулась встречей на фазенде Сан Мигель Регла в 130 километрах от Мехико, которую снял для дорогих гостей Ривера. 7 июля 1937 г., сославшись на необходимость отдохнуть, поохотиться в горах, Троцкий уехал на фазенду, оставив Наталью одну. 11 июля к нему присоединилась Фрида. Узнав об этом, Седова в письме Троцкому потребовала объяснений. Между ними началась, как всегда бывает в таких ситуациях, нелепая переписка.
Наталья стеснялась даже написать полностью имя Фриды, ограничившись инициалом "Ф". Хотя внешне она оставалась спокойной, переживала чрезвычайно. Подобно Крупской, узнавшей о связи Ленина с И. Арманд, предложила Троцкому свой уход, не желая мешать его счастью.
