class="p">
Залог успешной работы, когда все элементы работают заодно, как единый организм…
Раздался стук. Она вздрогнула и с неудовольствием перевела взгляд с экрана на Катю.
— Я же просила не отвлекать до десяти.
— Простите, но Геннадий Ильич говорит, что у него ЧП. Опять, — Катя скосила глаза на дверь.
Мария Дмитриевна вздохнула: мало того что он был никудышным класруком, так еще и бегал жаловаться по любому поводу. Точно бывший, который всегда раздувал из мухи слона.
Влетел в кабинет и сел на ближайший к ней стул, хотя по заведенным ею самой порядкам посетители располагались строго на противоположном крае стола. Силу так показывает, конечно.
— У нас проблема. В моем классе.
— Проблема в вашем классе — у вас, Геннадий Ильич. Если вы про Тростянецкую, то…
— Нет, не про нее. Хотя я уже и не знаю, как одно с другим стыкуется. Может, она тоже узнала, поэтому и…
— Что узнала?
Он застучал по столу костяшками. Покачал головой и выдал:
— Это касается Лены.
— Елены Сергеевны, вы хотели сказать. Я не поощряю неформальное общение сотрудников, как вы могли заметить.
Он усмехнулся:
— А неформальное общение со школьниками вам как?
— О чем это вы?
— У Елены… Сергеевны, — добавил он издевательски, — отношения с Антоном Алексеевым.
Царапнуло, но вида не подала:
— Она его сопровождала. Конечно, они общались. Возможно, в чем-то неформально, ведь она психолог.
— Она с ним спит, — он грохнул кулаком по столу.
— Лена? — тут она поняла, что происходит, и разозлилась. — Ах ты, гаденыш. Решил ее из школы выжить, да? Думал, поверю?
Геннадий Ильич опешил:
— С чего бы мне ее выживать?
— Знаю я. Как вы начали, так и знаю. Что у вас случилось? Залетела? Стала развода просить? Грозит Машке твоей рассказать? Вот ты, сволочь такая, и решил подстелить соломку?
— Лена беременна? — он покачал головой и тут же нахмурился. — Если так, то не от меня. Пусть Алексеев тест делает. У него папочка богатый, может себе позволить внуков.
— Врешь ты все, — она рявкнула. — Моя Лена не может…
— Вашей Лене тридцатник почти. Вы понятия не имеете, что она может.
Мария Дмитриевна разложила карандаши в правильном порядке. Потом тихо выдохнула:
— Обманул — выставлю, так и знай.
— Да бога ради. Вы куда-нибудь дальше своих бумажек смотрели бы, Мария Дмитриевна. На дочку хотя бы.
— Еще поучи меня, — она пробормотала в дверь, которой хлопнули напоказ.
Не уважал. Простить никак не мог, что Олега ушли. Ну так пора уже было честь знать. И ей — пора уже было расти.
А Лене не пора?
Она написала дочери.
КО МНЕ
НЕМЕДЛЕННО
Лена сидела перед ней безучастно. Опять в какой-то старой кофте, из-под которой выглядывала поношенная майка, на голове пучок из влажных волос, без косметики, с мешками под красными глазами, а на лбу, уже прорезанном морщинками, выскочил прыщ. Она выглядела почти больной, хотя с чего бы: в выходные почти не выходила из комнаты, все только спала, болтала со своей подружкой, которая умотала за границу, да смотрела обзоры на шоу столетней давности. Хоть бы погулять сходила, нет — никакого спорта, обложилась всякой дрянью и валялась с ноутом. Мария Дмитриевна неоднократно говорила дочери, что в ее возрасте она уже заботилась о фигуре, но какое там — Лена всегда была ребенком в наушниках, пусть и невидимых: она существовала как будто отдельно от нее, от отца, ото всех.
— До меня тут дошли слухи. Догадаешься, по поводу чего? — Она всегда начинала расспросы без конкретики, чтобы дать возможность заранее пасть ниц и молить о прощении. На самых трепетных это действовало так, что они признавались даже в том, о чем она и не собиралась спрашивать.
— Да. Гена тебе все рассказал.
— И что же он мне рассказал?
— Что я спала с Антоном Алексеевым.
— Это же неправда? Гена что-то перепутал? — сделала паузу, давая ей ответить, но Лена молчала. — Ты можешь сказать, что он к тебе приставал. Мы можем от него избавиться.
— От Антона? Он и так выпускается.
— От Гены, — с нажимом сказала она.
Лена встала с кресла и прошлась по кабинету. Отвернулась к окну и проговорила тихо, заставляя вслушиваться:
— Так вот что тебя волнует. Не то, что я сплю со школьником. То, что об этом узнали. То, что у Гены на тебя что-то есть. Что он сможет надавить — при желании.
— Не сможет, если мы первыми атакуем. Лена, нападать нужно первыми. Тогда мы окажемся в более выгодной позиции, — говорила в склоненную спину.
— Где-то я это уже слышала.
— Он меня терпеть не может, это все знают. Но надо, чтобы мальчишка молчал. Он же не расскажет? Надо, чтобы не рассказал, Лена. Что у Гены на тебя есть? — Она понизила голос: — А у кого-то еще?
— Ничего. Он просто увидел сообщения. Я не вышла из чата на ноуте. Включила, а они посыпались… — почти шептала, постукивая по стеклу.
— Какие еще сообщения? Удаляй все. А переписку с Геной оставь, но напиши ему, вот сейчас напиши, что все жене его расскажешь. Это подстраховка.
Лена наконец развернулась, потянулась к карману, из которого выглядывал телефон, но вдруг замерла:
— А почему я тебя вообще слушаю?
— Потому что ты моя дочь.
— Я не буду подставлять Гену.
— Но тогда ты подставишь меня.
— А обо мне ты не хочешь подумать? — Лена спросила тихо, но ее это возмутило.
— А я что делаю? Леночка, солнышко, тебя кто вообще воспитал? Кто тебя на работу взял, когда тебя выкинули? Кто тебе премии выписывает? Кто тебе повышение квалификации задним числом проводит? Ты вообще сама хоть что-нибудь здесь делаешь?
— Со школьниками трахаюсь.
Она треснула по столу.
— Не выражаться! — Потом тише: — Ты оступилась. Просто оступилась. Ты еще совсем молодая, а тут красивый новенький мальчик. А главное — совершеннолетний. Это не то, из-за чего я должна страдать.
Дочь подняла глаза:
— А что, если таких мальчиков было много? Откуда ты знаешь, может, я спала со всеми, кого консультировала? Может, из этого же класса? Алексей Костенко, например. Вадим Корнеев тоже ходил. Ты не думала, что это не случайность? Что я
