Это наш родной край, и он может стать таковым для любого, кто приезжает сюда. Сила Питера Бергманна заключена в том, что он сумел с достоинством пройти свой путь и возродиться после смерти – через свои поступки. Через отпечатки, которые оставил в душах людей, которые его даже не знали.
Теперь-то я понимаю. В жизни каждого человека есть только один период в жизни, когда он безнадежно, беззаветно счастлив. У каждого он свой. Когда молод, и душа тоже молода, и мысли… И тело еще не отягощено болезнями, когда все мечты кажутся светлыми, когда близкие живы и всегда рядом. Когда осень не внушает тревоги и тебя радуют листья – потому что с ними можно играть и потому что ты не видишь в них признаков увядания.
Когда твой разум свободен, как ветер, который ты глотаешь, и не думаешь о том, что будешь есть, что носить или где взять деньги. Ты уже не малыш, но еще и не взрослый. И как каждый из нас был ребенком, так и Питер Бергманн тоже был им и был счастлив там, где рос. Призрачный мир детства, где отец был героем, а семью любили и ценили. Где лето было лучшим подарком из всех возможных, а Астор – самым преданным, самым нежным другом.
Он был счастлив здесь, в Россес-Пойнт, – это был лучший период его жизни – и поэтому, только поэтому! Да, я знаю это теперь совершенно точно: именно поэтому он и приехал сюда. Чтобы возродить в памяти то забытое ощущение детского восторга, чтобы вновь стать беззаботным и сбросить тяжкие оковы собственного бремени.
Но не он решил здесь остаться. Это была она, моя мама. Она решила все за него, потому что ее воспоминания были неразрывны с их общей памятью. Это ее голос я различила в тумане, считая, что это лишь эхо, когда я слышала, как она шепчет ему: «Останься». Именно она поняла гораздо раньше меня и сделала все, что в ее силах, чтобы тянуть время, выгадывая дни… Все для того, чтобы, когда смерть тронула Питера Бергманна за плечо, он уже ждал ее и смог повернуться к ней не изможденным стариком, а мальчиком с голубыми глазами, полными детского восторга. Чтобы остался в этом незыблемом единении с природой, океаном, который должен был принять его. В который он готов был уйти.
Именно мама тянула время до самого конца и не отпустила, желая, чтобы он ощутил не дыхание смерти, но растворился в мгновении счастья, абсолютного счастья, которое они, как в далеком детстве, сумели разделить на двоих. Лишь она одна смогла понять, как превратить этот миг для Питера Бергманна в вечность…
Эпилог
В день отъезда Киллиана дом превратился в проходной двор. Туда-сюда сновали школьные друзья, которые хотели попрощаться, хотя и сами совсем скоро уезжали на учебу, кто куда. Когда основной поток гостей схлынул, Сьюзан заглянула в комнату сына и охнула. Полки пусты, шкафы нараспашку – кажется, он решил забрать все свои личные вещи, ничего не оставив о себе на память.
– Такое чувство, что ты уезжаешь навсегда, – сокрушенно произнесла Сьюзан.
– Еще чего, думаешь, ты так просто от меня избавишься, – отозвался Киллиан, в кроссовках меряющий шагами комнату и поглядывающий в окно.
– Они не придут, дорогой, – тихо произнесла Сьюзан.
– Кто? – он быстро взглянул на нее. – Ты думаешь, я жду родителей? Еще чего.
– Но кого тогда? – удивилась Сьюзан и тут же получила ответ, когда Киллиан крикнул в открытое окно:
– Поднимайся!
– Кто там пришел?
– Софи.
– А я и думаю, что-то ее не видно, неужели не придет попрощаться.
– Нет, она тоже едет со мной.
– Софи тоже поступает в Дублин?
– Она еще никуда не поступает, взяла перерыв на год, хочет присмотреться к себе – и вообще.
– Ладно, я вас оставлю. Но учти, через пятнадцать минут мы выезжаем, с тобой или без тебя! – Сьюзан развернулась, чтобы уйти, и столкнулась на пороге с девушкой сына.
– Здрасьте, – улыбнулась та мимоходом и бросилась на шею Киллиану.
«Она его любит, – подумала Сьюзан, – это видно. Как здорово, что это чувство взаимно!»
Спустившись, она увидела, что дверь была нараспашку, видимо, Софи торопилась, и теперь на входном коврике, залитом лучами света, сидела черная кошка, зашедшая с улицы.
– Ты не Кат Ши, – пробормотала Сьюзан, присаживаясь на корточки и гладя животное. Теплая шерсть перекатывалась у нее под пальцами. – Но тоже очень милая.
Словно уловив интонацию, кошка, прикрыв глаза, принялась тереться о ногу Сьюзан. Вещи Софи – две сумки на колесиках – стояли тут же, нужно будет погрузить их в багажник арендованного для поездки фургончика. Это будет отличная поездка – Ирвин за рулем, мама, ребята. Конечно, можно было отправить Киллиана на автобусе или поезде, но так приятно побыть вместе напоследок. Пусть ему запомнится начало этого важного этапа в жизни.
Теперь у него есть девушка, в чужом городе он не будет одинок. И кажется, она совершенно без ума от него. Вон, так торопилась, что даже куртку бросила на пол. Сьюзан подняла ее. «Надо повесить на крючок», – подумала она и стала искать петлю, но пальцы нашарили пустоту. Сьюзан вывернула ворот и застыла.
Этикетка, которая должна быть на воротнике с изнанки, – отсутствовала. «Что за черт», – пробормотала Сьюзан и принялась рассматривать куртку – боковые швы, задние. Ничего, все срезано подчистую. На минуту она застыла, ничего не понимая. А затем метнулась к лестнице и побежала наверх. Не постучавшись, ворвалась в комнату. Подростки, сидящие на кровати, даже не успели отпрянуть друг от друга, занятые поцелуем. Их неистовый прыжок по разным бокам кровати выглядел так, словно их ударило током.
– Мам! Ты чего творишь? – первым спохватился Киллиан, а Софи, напротив, улыбнулась, словно появление Сьюзан было лучшим событием за день.
– Софи, что это? – выкрикнула Сьюзан, задыхаясь от неистового бега по лестнице и едва осознав, что Кил-лиан впервые за долгое время назвал ее не по имени.
– Моя куртка, – проговорила Софи все с той же улыбкой.
– Вижу, что куртка. Что с этикетками, почему… Почему они срезаны, Софи?
– Так это ж секонд-хендовская. Там постоянно срезают этикетки. Некоторым брендам стыдно попадать в секонды, и они дают инструкции, чтобы продавцы срезали этикетки перед продажей. А что?
Руки Сьюзан опустились, и куртка едва не выпала на пол.
– Секонд-хенд, – улыбнулась Сьюзан и задумчиво повторила это простое объяснение. – Всего лишь секонд-хенд…
* * *
Снаружи раздался сигнал автомобиля. Мать и Ирвин подъехали вместе. Пора выезжать.
– Вы готовы? – кивнула Сьюзан Софи и Киллиану, но сама не двинулась с места, рука так и замерла на ручке входной двери. Глаза наполнились слезами, и в груди защемило.
– Ну что ты, не плачь. Я буду приезжать, обещаю, – Киллиан обнял ее.
– Софи, ты свидетель, –
