легко ли (или нет) трахаться по шесть раз в день, отсасывать столько же и делать это хорошо: с улыбкой, не укусив по неловкости, без нетерпеливых вздохов. Мы с тобой знаем, что, пока мы молоды и крепки, пока для нас это забава и лесть, эти деньги требуют от нас мало усилий — вот что я называю
легким. Я имею право использовать это слово. Пока значительная часть нашей персоны радуется мужскому вниманию, их желанию, пока мы считаем, что нам платят за красоту и ум, эти деньги кажутся нам легкими. Пока мы любим секс, и, бог свидетель, такое положение дел может длиться очень долго.
И даже когда нам это докучает, ты прекрасно знаешь: мы способны привыкнуть ко всему. Достаточно посмотреть на всех этих тупиц, которые заставляют себя бегать трусцой и в конечном итоге им начинает нравиться это. В этом как раз таки и есть корень проблемы — в том, что секс становится привычкой. Как секс становится спортом, тренировкой? И пускай это самый полный, самый развлекательный из всех видов спорта, с течением времени мы перестаем понимать, где развлечение, а где соревнование.
Это ремесло взывает к способности женщин терять свои привычки и снова находить их без изменений в том же самом месте. Проще говоря, оно заставляет женщин трахаться без сердца и души, когда им платят за это, а вне борделя снова наполнять секс его магической силой; слова, произнесенные во время акта, — их смыслом, будто никакой денежный обмен никогда и не покушался на священное понятие. Полностью отделить одно от другого. Ты не можешь быть самой собой в борделе и во внешнем мире. Конечно, мы с тобой знаем, насколько член любимого мужчины не похож на все остальные (да и член любого идиота, который не платит тебе, тоже), насколько он значим. Тогда как все остальные сливаются в один нейтральный фаллос, у этого есть запах, вкус и уникальное поведение. Для нас не секрет, насколько правдиво в таких случаях звучат издаваемые нами звуки, до какой степени мы чувствуем. В течение какого-то периода мы сами решаем, чувствовать нам что-то большее, чем просто спазм, или нет. И причина не в мозге, а в части нас самих, которая с течением времени устает из часа в час открывать и закрывать шлюзы. Ведь часто приходится возвращаться домой, не имея ни малейшего желания заниматься любовью. А как иначе? Тебе это знакомо. Уже в метро ты осознаешь, как же хорошо просто сидеть. Как же хорошо ничего не делать. В голове у тебя уже готова программа: по приходе домой ты собираешься, обрушившись на диван в толстых носках и неприличном пеньюаре, слопать фалафель, смотря последнюю серию «Игры престолов». Это было бы идеально, но не стоит слишком лелеять эту идею, так как твой парень тоже дома. Порой, надо признать, это раздражает. Даже разговаривать. Потому что, господи, наши трудовые будни ведь и болтовней тоже забиты: даже больше, чем всем остальным. Мы в буквальном смысле треплем языком! И пусть этот мужчина, с улыбкой поджидающий тебя, — твой парень. Пусть он имеет полное право хотеть тебя, но и он ведь тоже мужчина, который хочет поболтать. Ему многое нужно рассказать, и наверняка большая часть из этого очень интересна, но, если задуматься, в этой комбинации фалафель-сериал-пеньюар больше всего тебя радовало молчание, не так ли? А когда приходит время ложиться спать и он шепчет тебе на ухо фантазии, в которых ты являешься главной героиней, ты вяло спрашиваешь себя, сколько же у тебя осталось энтузиазма для занятий любовью прямо сейчас и для того, чтобы дать вовлечь себя в энный половой акт с проникновением. Ватерлоо, хмурая равнина, старик. Долго ли нужно выбирать между этим и возможностью узнать, отрубят ли голову Тириону Ланнистеру? В общем и целом, именно это англичане называют «очевидным решением».
Сложно признаться в подобном своему парню, и уж точно не стоит делать это, используя подобную лексику. Любая другая девушка может сказать, что ей не очень хочется, что она устала, что у нее болит живот, — в общем, она может фальшиво умирающим тоном выдать любое оправдание. Все становится гораздо деликатнее, когда ты целыми днями удовлетворяешь других мужчин за деньги. Мне очень нравится пример с сантехником. Хорошо, пусть будет сантехник. Никто не упрекнет сантехника в том, что вечерами ему хотелось бы поговорить о чем-то, не касающемся работы, пусть он даже страстно любит свое дело. Однако и у него дома тоже могут найтись протекшие краны и прокладки, требующие замены. Каким же сантехник должен быть бессердечным монстром, чтобы ответить своей жене, что, боже мой, это может и подождать, что он целый день возился с трубами. Это что, никогда не закончится? Может, весь мир — это просто огромный протекающий кран? Нет же! Жена аккуратно просит его об услуге: она тут беспомощна, да и что ему стоит быстренько покрутить отверткой еще разок ради мира в семье. Может быть, это даже самый важный поворот отвертки из всех сделанных за день.
Только вот сантехнику-то, наверное, хочется трахаться по возвращении домой. А я некоторыми вечерами предпочла бы скорее починить кран.
Но все не так драматично, эй, я это хотела сказать. Но часто ли, до того как ты стала проституткой, тебе приходилось говорить себе «Ладно, покончим с этим», начиная заниматься любовью? Не принимать в происходящем особого участия и в какой-то момент с удивлением осознать, что тебе хотелось бы, чтобы он кончил как можно быстрее, как будто в том самоцель, как будто тогда всякое давление внезапно отступит? Я уже и не говорю о том, чтобы самой получить наслаждение, и тем не менее в этом-то и заключается принцип. Здесь на кону нет денег, устанавливающих понятную цель: нет, достаточно было бы просто желания. И пусть он твой парень, иногда вечерами секс становится нагрузкой: этому мужчине от тебя нужно столько же терпения, такое же неизменное усердие, такое же владение собой, как и для клиентов. И его желание, проявления нежности с его стороны — это тоже требования, которые нужно удовлетворить. Бывает, что их запах, остающийся у меня в волосах, обязательная улыбка, то, что нужно думать о них, — все это становится настолько невыносимым, что требуется какое-то время, чтобы осознать, что мужчину, находящегося рядом со мной, выбрала я сама. Кстати, а зачем? Иногда я могла бы довольствоваться одиночеством — только я и больше никакой компании на ночь.
Но проблема никуда не денется, одна ты или
