с собой кое-кого из своих предков?
– Что?
– Дария Великого. Или Дариуша. Тебя же назвали в его честь. Так?
Я был поражен, что Циприан Кузумано, Бездушный Приверженец Господствующих Взглядов (возможно), провел такую параллель.
Я был поражен, что он знает, как правильно произносится мое имя в Иране.
Я был поражен, что он даже не пытается пошутить на эту тему.
– Да. Ну, то есть меня в честь него назвали, но я почти уверен, что мы не родственники.
– Ну, все равно клево. – Чип снова убрал волосы в хвостик при помощи резинки. – Эй. Я рад, что ты вернулся, Дарий.
– М-м… Спасибо.
– Кайф. Увидимся.
– Ага. До встречи.
Первый километр Чип ехал за мной, все смеялся насчет того, как сложно прощаться. Да и потом наши дороги не расходились, пока он не повернул направо возле «Сейфвея» [31], а я продолжил ехать прямо.
Я не знал, что и думать о такой внезапной и необъяснимой перемене в отношении.
Может, он был прав, и я как-то изменился.
Может, я привез с собой небольшую частичку Дариуша Великого.
Надо будет спросить Сухраба, что он об этом думает.
Мы каждый день переписываемся по электронке.
На самом деле скорее через день – из-за разницы во времени. Сухраб ведь жил на полдня вперед.
Поэтому я и ненавижу путешествия во времени.
Тем вечером мы ели суши навынос из одного ресторанчика, расположенного за углом от папиного офиса. А потом смотрели эпизод «Семья», в котором капитан Пикард приезжает домой во Францию, чтобы навестить домашних и восстановиться после захвата боргом.
Он впервые за много лет увидел своих родных.
– Только мне так кажется или совпадение довольно странное?
Папа рассмеялся.
– Не только тебе.
Мама села рядом со мной еще во время открывающих титров. Мы с папой оба посмотрели на нее.
– Что? Мне нравится эта серия. На ферме.
– Вообще-то на винограднике, – поправил ее отец.
Мама потянулась через меня и стукнула папу в грудь.
– Какая разница.
Папа поймал мамину руку на лету и поцеловал в ладонь, и это очень ее рассмешило.
Всю серию мама запускала пальцы мне в волосы. Было так приятно сидеть между ней и папой.
(Лале стало скучно еще во время заставки.)
Мы с папой досмотрели финальные титры до самого конца, а потом я пошел заварить чаю. Бабушки отвезли меня в «Роуз Сити Тиз», когда мы вернулись из Ирана, чтобы отпраздновать мой прошедший день рождения, и я выбрал на пробу новый цейлонский чай «Нувара Элия».
Пока чай заваривался, папа достал нам пару чашек и поставил их на кухонный стол. Потом сел и стал меня ждать.
После просмотра «Звездного пути» мы теперь почти всегда так делали. У нас появилась новая традиция.
Я налил чаю ему, потом себе, после чего поднес чашку к носу и вдохнул аромат. Папа последовал моему примеру.
– М-м-м. – Папа наморщил нос. – Лимоны?
– Да. И цветочные нотки.
Он шмыгнул носом и отпил глоток.
– Хороший чай.
– Ага. Мягкий.
Мы пили чай и разговаривали. Я немного нервничал перед тем, как пересказать ему слова тренера Фортеса, но папа удивил меня.
Стивен Келлнер в последние дни часто меня удивлял.
– Не позволяй ему на себя давить и прессинговать, – сказал отец. – Но если хочешь заняться футболом, мы будем приходить и болеть за тебя.
– Хорошо. Может быть. Я не знаю, будет ли у меня время. Я собирался в следующем году попробовать постажироваться в «Роуз Сити Тиз».
– С зарплатой или без?
Мои уши покраснели.
– Без.
– Хорошо. Тебе будет полезно.
Я во все глаза смотрел на своего отца, Стивена Келлнера, Сверхчеловека, который сидел, обхватив чашку руками, пил утонченный цейлонский чай и говорил, что здорово работать бесплатно в области, которая никак не связана с его собственной профессией.
– Что, правда?
– Конечно. Тебе же это нравится. Так ведь?
– Да.
– Ну и прекрасно.
Мы допили чай, и, пока я вынимал наши таблетки, папа поставил на плиту чайник для следующего подхода.
– В этом кофеина, правда, будет поменьше.
Мама и Лале снова забрели в кухню, как раз когда я ставил чайник чая «Драконья жемчужина с жасмином» на стол.
– Пахнет зеленью сабзи, – заявила Лале. Она предпочла на этот раз не класть в чай кубик льда, потому что он заваривался водой с температурой в восемьдесят градусов, а не кипятком.
– Пахнет как в саду у Бабу, – произнесла мама.
Мы сидели за столом, пили, смеялись, улыбались друг другу, но потом как-то все одновременно затихли.
Это было приятное затишье. В такое можно завернуться, как в теплое одеяло.
Папа взглянул на меня.
– Ты в порядке, сынок?
– Да, пап, – ответил я. Сделал длинный, медленный глоток чая. – Я великолепно.
Рассказывая историю Дария, я хотел показать, как депрессия может влиять на жизнь, даже когда она под контролем. Она влияет и на тех, кто подвержен ей, и на тех, кому дороги подверженные ей люди.
Мне было двенадцать, когда мне поставили диагноз «клиническая депрессия», и целых четыре года психиатр подбирал мне препарат (точнее, как в итоге вышло в моем случае, комбинацию медикаментов и терапии), чтобы контролировать проявление симптомов. Я считаю, мне очень повезло, потому что в моей семье есть случаи депрессии и мои родители, зная, что я нуждаюсь в лечении, оказывали мне всю необходимую поддержку. А еще мне, по-моему, очень повезло, потому что депрессия ни разу не приводила меня к тому, чтобы причинить вред самому себе.
У разных людей депрессия принимает совершенно разные формы. В моем случае речь шла о заедании стресса (и в серьезных масштабах). Еще я целый месяц не ходил в школу, потому что не мог вытащить себя из постели по утрам. И домашнюю работу не делал, потому что не видел ни в чем смысла.
Даже сейчас депрессия иногда заставляет меня остаться дома, чтобы поиграть в дурацкие компьютерные игры, когда я чувствую, что с внешним миром связываться не готов.
Жизнь с клинической депрессией – это когда ты зацикливаешься на череде непонятных мотивов, постоянно подозреваешь людей в самом худшем или воображаешь, что они думают самое худшее о тебе.
Иногда при депрессии ты отталкиваешь людей, потому что тебе кажется, что ты не стоишь времени, которое они с тобой проводят.
Иногда страдающие депрессией принимают препараты, чтобы сохранить себе жизнь, подавить желание причинять себе вред и прогнать суицидальные мысли, даже если лекарства подавляют те части их личности, о которых они даже не подозревали. (И это совершенно оправданно.)
А
