узнать ее ближе, о чем я искренне жалею.
Мне только что исполнилось пятьдесят три года. Эта новая работа стала для меня своеобразным подарком к раннему выходу на пенсию после тридцати лет работы в мэрии. Именно поэтому, когда мне поручили написать этот отчет, я не сразу понял, что под оберткой подарок воняет ядом.
После нескольких месяцев неудач и нескольких шрамов я наконец обратился к Фелисите. Она постоянно покупала у меня осязаемые для призраков предметы; вот я и подумал, что с допросами мертвых ей больше повезет, чем мне – с живыми. А тут еще Мирей только что сообщила, что родилась в Бегума.
Когда я спросил Фелисите, может ли она мне помочь, проводница рассмеялась:
– Как оказалось, могу. Но не с призраками. Не для этой истории. Присядь, и я все тебе расскажу. Хочешь чашку чая?
Эта могила ребенка – самая утопающая в цветах на холме. А под пожухлыми лепестками – самая голая. Имя и две полустертые даты.
Через несколько недель после их с Эгонией спуска в колодец Фелисите позвонили. Марин только что получила разрешение на ознакомление с запечатанным документом. Это было странно. Обычно «акула побережья» никогда не занималась ничем столь незначительным. Факс пришел с такой запиской:
С искренней благодарностью,
господин президент регионального совета Прованс – Альпы – Лазурный Берег
В коробке, которую Марин с осторожностью открыла, обнаружился один-единственный листок бумаги. На нем была указана дата рождения Карин, а также дата ее смерти и местоположение могилы, напротив могилы родителей, написанное уже другим почерком. Закарио, должно быть, использовал все влияние кормилицы-пророчицы, чтобы этот листок хранился здесь, вдали от глаз и памяти Аделаиды.
Близнецы покидают кладбище и направляются вниз по тенистым ступеням холма. Проходя мимо сторожки, ведьма выкрикивает случайные числа, чтобы досадить смотрителю, который заполняет сетку судоку.
Фелисите достает из кармана связку ключей и отдает ее Эгонии. Завтра она отправляется в Бангкок на встречу с новым производителем.
– Тайские чаи прекрасно подходят для живых клиентов. Но нам нужен именно странночай. Передай Марин: мертвые начинают жаловаться. Особенно графиня.
– Анжель-Виктуар жалуется? Быть такого не может.
На Кур-Салея несколько местных жителей нежатся на террасах под солнцем, пока первые апрельские туристы не приехали и не украли его у них. Дворец Каис-де-Пьерла все так же похож на выгоревший подсолнух; преобразился только первый этаж. На фасаде красуется слово, сплетенное из диковинных цветов:
Или так, или «Чаегония». К счастью, название салона сестры разыграли в карты.
В прохладном темном холле Фелисите открывает почтовые ящики и вручает близняшке конверт с ее именем, после чего поднимается по лестнице. Лифт не работает.
Письмо пришло из Испании. И оно не последнее: начиная с этого весеннего дня Эгония еще много лет будет общаться со своей второй сестрой. Но вот ездить туда вскоре перестанет – поезд отменят. Сами знаете, как это бывает. Департаменты не желают содержать поезда, которые ходят в никуда. Им не нравятся рельсы, ведущие в сердце пустыни.
Вот сестры и писали друг другу. Я могу рассказать об этом из первых уст, потому что именно моя рука царапала слова под диктовку Эгонии. Каждый месяц она получала письмо и отправляла ответ. Очень медленный, полный пауз разговор между двумя женщинами, у которых в запасе много времени.
Последнее письмо пришло однажды утром вместе с квитанциями, счетами и каталогами супермаркетов. Маленький конверт с размытыми чернилами, помятый от влаги. Там рукой Веры было написано:
Ну вот, сестра моя, час настал. Все соседи разъехались. В пустыне не осталось людей, которым нужен мой дождь. Не ищи мой призрак: его не будет.
И постскриптум:
Миру нужны твои цветы, Эгония.
Не давай им увянуть.
Твои цветы нужны, чтобы напоминать миру о красоте, об опасности и о грядущем.
Уже темнеет, салон скоро закроется. Мне тоже не хочется уходить, если вас это утешит.
Два года я слушал Фелисите. Прямо здесь, в этом кресле, в котором вы сидите. Взамен я пробовал вино, которое она привезла из Азии.
Здесь, у Эгонии, среди чайников и привидений, в парах ароматов роз и зелени, я как будто снова обрел Фелисите.
Даже после того, как сдал отчет, я все равно приходил сюда. Как можно чаще.
Приехав в это место, я нашел нечто большее, чем красивый документ, чтобы заполнить пробел в архиве. Я получил лак и золотую пыль. Куски историй, сок, чтобы их починить, и инструменты, чтобы они, в свою очередь, починили меня.
Я подарил Фелисите столько призрачных артефактов, что графиня наверху уже не знает, что с ними делать. В трактире их полно. Даже лампочки в светильниках. Если бы какой-нибудь призрак захотел их выкрутить, это не составило бы труда.
Я, видите ли, хотел поблагодарить ее. Потому что умею говорить только о других людях, но когда речь заходит о себе… не знаю. Не могу подобрать слов.
Хотел бы я объяснить ей, как признателен, что она раскрыла мне свою историю-кинцуги. За то, что она взяла обычного неопрятного мальчишку и превратила его в рассказчика.
Но у меня не хватило времени подобрать нужные слова. В прошлом году Фелисите замолчала.
В тот день на четвертом этаже дворца Каис-де-Пьерла она держала в руке дымящуюся чашку. Ее кисти были покрыты морщинами, на ней красовалось серебристое шерстяное платье, а на плечах лежал шарф, связанный Марин. Эгония, сидевшая рядом на диване, читала сборник сказок, шевеля губами и почти не запинаясь. Призрак графини дремал под стадом чайников.
Чайки кружили под дождем над стеклянной крышей. А за мокрыми крышами Ниццы море и облака смешивались с галькой. Еще дальше, за дорогами и руинами, под безветренным небом, в глубокой почве долины Чудес, завязывались новые почки странночаев.
Фелисите закрыла рот. Вдохнула эти ароматы и широко распахнула глаза.
Чашка выпала из ее рук и почти беззвучно покатилась по паркету.
Лужица чая на полу стала ее последним зеркалом.
Тебе, чье именование – Магия, магия римского профиля и черных, как нефть, глаз, незримых путешествий на новые острова, ночных переходов лицея Массена, без которых я бы уже пресытилась утрами;
тебе, чье именование – Руки, руки, которые сажают и собирают чай, кто открыл мне истинные ароматы «Пай Му Тана» [25] – такие же тонкие, как ароматы дружбы, неподвластной времени;
вам, кто придал этому тексту зеркальную гладкость, ясность и прозрачность, кто показал, какие фрагменты нужно склеить, а какие – выбросить, кто помог мне найти трещины и заполнить их золотом;
моему отцу-картографу, который знает все тропинки в стране и кто привел меня к мраморному дворцу; моей матери-кормилице, которая приняла стольких детей и передала мне любовь к своему городу ангелов;
и вам, чьи именования я вскоре надеюсь узнать, кто слушал этот рассказ так же терпеливо, как Фелисите – призраков, всем проводникам историй и искателям истины:
спасибо.
Руководитель редакционной группы Анна Неплюева
Шеф-редактор Павла Стрепет
Ответственный редактор Арина Ерешко
Креативный директор Яна Паламарчук
Дизайнер обложки Валерия Шило
Корректоры Елена Гурьева, Лилия Семухина
ООО «Манн, Иванов и Фербер»
mann-ivanov-ferber.ru
Джандуйя – шоколадная паста, на треть состоящая из молотых лесных орехов. Прим. ред.
Мангольд – подвид свеклы. Прим. ред.
