впервые за столько недель обратили внимание. И вдвойне радостнее было то, что обратила внимание именно молодая девушка.
– Да все они дальше своего носа ничего не видят и не слышат, оттого я и первая. Меня зовут Юна. – Она протянула мне руку.
– Филипп, – ответил я, неуверенно пожимая теплую ладонь с очень тонкими и длинными пальцами.
– Я уже знаю, но очень приятно. Только давайте на «ты», а то как-то ухо режет.
– Хорошо, Юна. Я только за. А что ты здесь делаешь?
– Пришла забрать у бабушки кое-какие свои вещи, и пока мне их собирают – сижу пью чай. Вообще-то я не очень рада сюда приходить, меня бабушка утомляет, но долг внучки обязывает.
– Я тебя понимаю. Одни сериалы чего стоят, я от дона Альберто спасаюсь в соседних парках.
– Да, это бабушкин любимчик. Ей бы на старости плантацию сахарного тростника и того Альберто в придачу, так жизнь бы точно удалась, – снисходительно, по-доброму, как будто о домашнем любимце, сказала Юна.
На кухню вошла АА. Как только я узнал, что это существо может быть родоначальницей Юны, называть её АА у меня язык не поворачивался.
– А, познакомилась с Филиппом? Такого тихони, прилежного студента и мастера на все руки у меня ещё не было.
Я пару раз чинил сломанные или плохо работающие бытовые предметы, отчего Анжела Александровна приходила в восторженное состояние и весь вечер довольно блеяла, бурча под нос, что я молодец.
– Неужели, бабушка?! – хихикнула Юна.
– Да. Смотри в оба на таких, как Филипп, а то найдешь себе, как твоя мать нашла моего Богдана, и потом бабушкам придется компенсировать свои грехи молодости хоть в чем-то. Вот то, что просила. – Анжела Александровна протянула Юне вещи, а та, немного набрав румянец на щеках, косилась на меня.
– Не переживай, бабушка, я не буду совершать твоих ошибок, а найду себе свои, – улыбнувшись сказала девушка, дождавшись своих вещей. – Спасибо, бабуль, я бегу. Пока, Филипп, было очень приятно познакомиться!
– И мне тоже, – пробубнил я так же невнятно, как и в начале беседы, провожая взглядом округлые формы её джинсов.
* * *
Вечер выдался эмоционально очень сложный. Сначала мысли о фантастически рациональной жестокости, созданной человеком, вызвали в сознании бурю эмоций, перетолков и суждений. А в самом разгаре этих суждений мне было показано, что ни один человек на земле не заслуживает к себе пренебрежения. Что в семьях даже самых никчемных и бесполезных людей могут родиться яркие и красивые личности. Юна была этому прямым доказательством. Теперь, уже по памяти, я уловил в молодом лице еле заметные нотки обезьяньего личика Анжелы Александровны. Однако у Юны эти черты были компенсированы целой группой других и только придавали ей индивидуальность. Не исключено, что и сама Анжела Александровна в юности была интересной женщиной, хотя сомнения на этот счет были. Но в любом случае, жизнь преподнесла мне очередной урок, объяснив, что даже навозная куча может дать рост не только конопляному кусту, но и очень нежному редкому цветку. Все, как оказывается, зависит от того, какое из семян занесет в плодородную почву вихрь событий.
Сексуальность Юны была такой же чистой, как у той девочки, Оксаны, встретившейся мне при переезде сюда. И это было странно, потому что внучка Анжелы Александровны была старше, взрослей. И она была именно такой, какой я хотел бы видеть Лизу – слабой, незащищенной, интуитивно тебя понимающей. Такой, которую хочется оградить, сберечь и согреть, живущую эмоциями и окутывающую ими тебя. Такой, которая, получив внимание и заботу, преумножит полученное и замкнет вокруг обоих коконом, делающим внешний мир второстепенным.
Моему отцу посчастливилось найти такую, найти мою маму и дать ей эти эмоции. Лизу же я толком и не видел за ширмой макияжа и логичных поступков. После первого свидания – поцелуй, второе свидание – страстные объятья, третье началось сексом. Румянец, проступивший на щечках Юны, явно свидетельствовал о том, что она бы не стала считать свидания и планировать шаги. Эта девушка была чиста, но и по-взрывному опасна, как горючая смесь, от которой даже искры нужно держать подальше. Возможно, тогда на мои суждения повлияли полгода воздержания, но я не видел в них ничего предвзятого.
Мои сомнения по поводу того, подходим ли мы с Лизой друг другу, зародились ещё тогда, в парке, как только я нашел фигурку. С тех пор они уже давно переросли в глубокое понимание того, что мы друг другу не подходим. Тому прежнему дантисту, или стоматологу, Лиза была идеальной партией, но теперешнему полубеспризорному грузчику – была мелковата. И по возвращении домой мне нужно было бы как-то ей объяснить нашу несовместимость. Надеюсь, я смогу найти достаточно веские аргументы для разрыва отношений и минимально ранить своим решением. Но это было далекой неприятной перспективой, а здесь пока всё шло своим чередом.
Последний зуб мудрости радостно занял свое законное место где-то далеко, почти в горле, и воспаление прошло. Пора было собираться дальше в путь. Я оставил Валентину пропуск в библиотеку возле его кровати и пошел на рынок предупредить, что больше не выйду на работу.
– Что, собрал все нужные секретные сведения? – спросила всегда весёлая рыночная толстуха, явно оберегающая меня от самых грязных и тяжелых работ.
– Какие ещё сведенья?! – удивился я.
– Ох мальчишка! Неужели ты думаешь, что грязные руки или тяжелая работа скрывают твое происхождение? Люди говорят, ты детдомовский, диковатый, но осанка, взгляд и манера двигаться никогда не соврут. Тебе даже кличку на рынке дали – Джон Ланкастер.
– Джон Ланкастер! Что это значит? – немного в смятении спросил я.
– В том-то и дело, что человек нашего круга понял бы хохму про шпиона Джона Ланкастера из песни, но только не ты. Я сперва насторожилась на твой счёт, но по усердному труду и глупости вопросов поняла, что ты хороший парень. Надеюсь, у тебя всё будет хорошо.
– Извините за недоговорки, я всего-то изучаю возможность человека адаптироваться в абсолютно не свойственной ему среде.
– Адаптироваться в несвойственной среде! – прям взвизгнула она от восторга. – Наконец-то ты заговорил на своем языке, по крайней мере, по смыслу своёму. Это ведь не твой родной язык?
– Нет, – скромно подтвердил я
– И я скажу тебе, парень, ты просто красавчик. Когда ты устраивался сюда, то ничего не понимал и не мог связать и двух слов на местном, а сейчас прошло пару недель, и ты уже щебечешь как соловей. У нас всякая бестолочь годами не может перейти на общепринятый язык.
– Я старался, узнавать языки очень интересно. Извините, что недоговаривал.
– Да ладно тебе, ты хорошо делал свою работу, лучше, чем все мои горе-работники забулдыги. Наверное, поедешь на газончиках клюшкой шарики гонять.
– Нет, – улыбнулся я, уже немного расслабившись, – я не играю в
