с седативных, начинает понимать, что это правда. Можно даже оставить последнюю пару глав. Вам неплохо удалось описание этого… трипа. Только вот танец в конце нужно убрать, он вообще никакой смысловой нагрузки не несет. Итак, она понимает, что у нее раздвоение личности и она Сархан.
– Сран.
– Что? – сбился Суонси.
– Конспектирую.
Том вышел во двор с коробкой, пивом и сосисками. Одними глазами покосился вправо и усмехнулся, поймав на себе взгляд жены соседа. Да-да, Одри, я в одних трусах и даже без ног выгляжу намного лучше, чем твой мужик.
– Лиза понимает, что она и есть Сархан, достает деньги и оплачивает операцию бабушке.
– Великолепно!
– Спасибо. Кстати, если уж вы тяготеете к мистицизму, то можете отойти от банального раздвоения личности.
– Да что вы?
– Да. Допустим, Сархан решил забыть, кто он, чтобы зачем-то получить возможность посмотреть на свои работы со стороны. Эта мысль проскальзывает в книге. Он нашел способ потерять память, но, чтобы вернуться, оставил себе лазейку в виде фотографии.
– Невероятно! – Том поставил коробку на полочку гриля, а поверх коробки уложил сосиски и пиво. – Но как быть с тем, что Лиза исчезла?
– А? Я вам еще раз говорю, это не документальная книга. События трехлетней давности никого не волнуют.
– Это я понял. Я в целом интересуюсь.
– Я думаю, тут все понятно. – Суонси хмыкнул.
Тому показалось, что собеседник обмахивает себя какой-нибудь папкой, как бы сбивая с себя жар после удивительно бурного и плодотворного творческого процесса.
– Что понятно?
– Скорее всего, мистер Хёст решил завершить этот спектакль и Лиза оказалась не нужна. Получила отступные и живет где-нибудь в глубинке.
– Не думали, что она могла принять предложение Хёста?
– Какое? – не понял Суонси.
– Исчезнуть. Он ведь предлагал ей долю и…
– Честно говоря, об этом факте я узнал только из вашей книги. Больше ни в одной статье он не упоминается. Не знаю, откуда вы его выкопали, но думаю, что это выдумка.
– Ясно. – Том плеснул жидкость для розжига и чиркнул спичкой.
– Ну что же, Томас, я накидал вам общую структуру, дело за малым: осталось только написать.
– Так пишите.
Повисла тишина.
– Что, простите? – Собеседник перешел на какой-то змеино-вежливый тон.
– Неплохая идея, говорю. Пишите.
– Послушайте-ка, мистер! Я потратил целую кучу…
– …моего времени, – перебил его Том.
– Я приложу максимум усилий, чтобы эту книгу…
– Идите к черту! – Том нажал кнопку на наушнике, сбрасывая вызов.
Посмотрел на разгоравшиеся угли и пошел в дом за телефоном. Включил радио и вернулся к грилю. Диктор приятным успокаивающим голосом рассказывал о новостях искусства. Том уложил сосиски на решетку и открыл пиво. Покосился вправо. Поймал взгляд соседской жены и ухмыльнулся. Она его хочет, это точно. Но, видимо, никогда не решится.
Через несколько минут он снял сосиски с огня, положил на тарелку и поставил на вторую полку. Открыл принесенную из шкафа коробку и заглянул в нее. Конечно, в ней не могло появиться что-то неожиданное.
Стопка исписанных от руки листов формата А4, скрепленных с помощью канцелярских прищепок в блоки примерно по двадцать штук. Том сунул руку в коробку и вытащил один блок. Пробежал глазами по тексту. На первом листе было короткое письмо.
Здравствуйте, Томас!
Я обещала вам, что опишу события, происходившие со мной во время поисков Сархана. К сожалению, я так и не смогла понять, что важно, а что нет, поэтому подробнейшим образом записала все. Вплоть до моих ощущений. Я понимаю, что сильно запоздала с выполнением своего обещания, но тем не менее надеюсь, что это вам поможет в написании книги.
Л. Р.
Том усмехнулся, пролистал блок страниц и подумал, что в чем-то Суонси был прав. Нужно было подправить, подредактировать этот текст. Чуть-чуть вернуть его в логическое русло, а не пытаться издать в таком виде. Том бросил блок листов в огонь и, глядя на то, как чернеют и обугливаются листы, подумал, что так умирает искусство. Потом усмехнулся, взял второй блок и кинул за первым.
Нет, так рождается искусство. А умирает оно, когда какой-нибудь Суонси напихивает туда гору ненужного смысла. Один блок отправлялся вслед за другим. Том краем глаза увидел, как что-то капнуло на банку пива. Он удивленно посмотрел на безоблачное небо и утер слезы тыльной стороной ладони. Покосился на соседскую жену. Не видит ли? К счастью, она вообще пропала куда-то.
Том продолжил кидать блоки в огонь, уже не сдерживая слез. Это были не рыдания, нет. Просто из глаз почему-то текла соленая вода, облегчая боль. Он как будто избавлялся от непосильного груза, который нес эти два года. В руке оказался последний блок. Он вздохнул и посмотрел на лист, открывавший стопку. Этот блок тоже начинался с письма, как и первый.
Снова здравствуйте, Томас.
Вот и все, больше мне нечего добавить. В руках вы держите последние двадцать страниц, которые дают ответ на главный вопрос. Но я хочу вас предостеречь. Если вы их прочтете – вы все поймете. А понимание – приз для дураков.
Л. Р.
Том долго смотрел на письмо слезящимися глазами. Перечитал его три раза, не зная, как поступить. Раньше это почему-то было важным, но почему бы не прочесть теперь?
– Мистер Хантер! – Том вздрогнул, сжал банку, едва не окатив себя пивом, и посмотрел на источник голоса.
Одри стояла у забора и, смущенно улыбаясь, махала ему.
– Да?
– Вы не могли бы мне помочь? Нужно поднять кое-что тяжелое, а муж уехал к маме на весь уик-энд…
Том непонимающе смотрел на соседку. Что за чудо произошло? Два года нос воротила, а теперь…
– Да, одну минуту!
Он посмотрел на блок листов в руке и вздохнул. На эту чушь он потратил два года и просто бесконечное количество сил. Хватит. Том бросил бумагу в огонь, допил пиво и хотел было отправиться к соседке, но его внимание привлекло радио.
– …В результате адвокатам удалось добиться проверки картины, и результат независимой экспертизы показал, что в музее современного искусства хранится реплика, а оригинал, уже получивший в народе название «Бабочка Сархана», будет выставлен на частном аукционе нефтяного магната Эспена Хёста. По словам экспертов, картина Матисса, ставшая основой для новой работы загадочного Сархана, не только не испорчена, но и приобрела новый смысл, став символом нигилистического подхода в современном изобразительном искусстве, в рамках которого художник, отрицающий свои корни, отказывается от самого себя. Искусствоведы утверждают, что картина парадоксальна. Несмотря на то что в ее основе лежит нигилистический отказ от признания ценности искусства, она выражает безусловную и безграничную любовь художника. Уже сейчас
