настолько измотанной, что желала лишь поскорее оказаться в своей комнате. Однако, услышав, что Шусяо получила повышение, тут же отправилась на ее поиски.
Я постучала в комнату подруги, предполагая, что она празднует там с приятелями. Но когда она открыла мне, в ее улыбке не виднелось привычной теплоты. Шусяо выглядела бледной копией самой себя. Темную комнату освещала одинокая лампа, а на столе стоял фарфоровый кувшин с вином.
— Вот как ты празднуешь свое повышение? В одиночестве? — покачав головой в притворном возмущении, я вошла внутрь и опустилась на стул. — Разве ты не рада моему приходу?
— Больше, чем ты думаешь.
Она вынула красную матерчатую пробку из кувшина и налила мне чашку вина.
— За лейтенанта Шусяо, пусть это звание будет первым, но не последним, — произнесла я тост.
Она осушила свою чашку одним глотком. Я уставилась на подругу, так и застыв с поднятой в воздух рукой. Обычно Шусяо пила немного, хотя, наверное, сегодня особый случай. И когда я вновь налила ей вина, она опять проглотила его залпом. Пожав плечами, я решила поддержать подругу в ее желании.
Мы пили в дружеском молчании, пока на щеках не расцвел румянец, сладкий аромат османтуса не наполнил наше дыхание, а огонек лампы не начал расплываться. Но взгляд Шусяо оставался пустым, словно ее мысли витали далеко отсюда и вдобавок в не столь приятном месте.
— Что случилось? — наконец не выдержала я. — Что-то произошло с твоими родными? Ты получила плохие новости?
Она крепче стиснула чашку.
— Я хочу домой.
Эти простые слова так сильно поразили меня, ведь они перекликались с теми, что отдавались в моей голове днем и ночью. Я знала, что Шусяо скучает по своей семье, по тому, с какой тоской она рассказывала о них. Но подруга родилась в Небесной империи, и я считала, что она счастлива жить во дворце и сама выбрала этот путь.
— Разве дворец не твой дом? Разве тебе не хочется находиться здесь? — осторожно спросила я, гадая, не притупило ли вино мой разум.
— Нет. Мой дом на юге, в сельской местности, в тени яблонь, у реки, что разрезает поля. — Легкая улыбка заиграла на ее губах. — Отца никогда не интересовало место при дворе, и он не пытался заслужить благосклонность императора. И хотя наша семья обладает некоторым влиянием, у нас нет сильных союзников. Но это не очень нас заботило, пока могущественный аристократ не положил глаз на мою младшую сестру. Он пришел к отцу с просьбой отдать ее ему в наложницы. Что за оскорбление! Даже не будь он развратным стариком с более чем дюжиной наложниц и тремя женами.
Такие соглашения часто заключались среди знати, но у меня подобная мысль вызвала отвращение. О какой любви можно говорить при такой разнице в возрасте?
— Сестра отказалась, и отец поддержал ее, что сделали бы немногие. Но старый козел разъярился из-за того, что мы отвергли столь великую честь, — прорычала она. — Стал угрожать, что разорит мою семью. Что очернит нашу репутацию при дворе Небесного императора. И кто бы вступился за нас, если имя нашего рода мало кому известно?
— Так вот почему ты пошла в армию?
Она кивнула.
— Чтобы остановить поток угроз и издевательств. Чтобы подобное не повторилось вновь. Мало кто осмелится возводить на нас напраслину, зная, что я служу под командованием генерала Цзяньюня. Но не о жизни среди толпы людей в Нефритовом дворце я мечтала. Мне хочется проводить время со своей семьей и с друзьями и, может, даже влюбиться. Но чем выше звание я получаю, тем сильнее привязываю себя к этому месту. И тем большего лишится моя семья, если я уволюсь из армии.
Я не знала, что ей сказать. Возможно, подруга ждала от меня каких-то советов, но я продолжала молчать. Мне всегда казалось, что Шусяо нравится во дворце. Ее любили и командиры, и солдаты. Но видимо, Ливей был прав: у каждого свои проблемы, просто одни выставляют их напоказ, а другие скрывают в себе.
Я не могла посоветовать ей следовать зову сердца или наплевать на сестру и вернуться домой. Ей предстояло сделать этот выбор самой, хотя я бы поддержала любое решение. Каждому из нас приходится нести собственное бремя, и только мы сами знаем его истинную цену и можем ли ее заплатить.
— А вдруг ты повстречаешь кого-то здесь? — поддразнила я, пытаясь поднять ей настроение.
Шусяо сморщила нос.
— Ха! Да ты забрала себе самого лучшего… по крайней мере, среди мужчин.
Она порылась в стоявшем позади нее сундуке и вытащила еще один кувшин вина.
Шусяо имела в виду Вэньчжи? Жар опалил шею, но я придержала язык, стараясь никак не реагировать на ее слова.
Поняв, что я не собираюсь продолжать тему, она толкнула меня локтем в плечо.
— Я давно хотела тебя кое о чем спросить, Синъинь.
Я сделала большой глоток, проталкивая внезапно возникший комок в горле. У нее возникли какие-то подозрения насчет моей семьи? Про то, кто я есть на самом деле? Я не боялась, что подруга предаст мое доверие, но и не собиралась рисковать.
— Что за украшение ты всегда носишь на талии? С камнем в форме слезы. Я видела подобное у принца Ливея.
Я протяжно вздохнула, испытывая облегчение оттого, что тайне мамы ничто не угрожает, хотя внутри все сжалось от новой тревоги. Мои отношения с Ливеем — это еще одна глубоко запрятанная тайна, но я не собиралась лгать Шусяо. Не в этом вопросе.
— Это подарок. От принца Ливея. — Как же я ненавидела, что мой голос дрожал, когда я произносила его имя. Подруга понимающе усмехнулась, и я поспешно добавила: — Это лишь знак дружбы, не более того. Он ведь помолвлен.
И это столь же очевидно, как цвет моих волос.
Но Шусяо прищурилась, словно пыталась отыскать что-то в своем опьяненном разуме.
— Принц Ливей всегда надевает кисточку. И слуги говорят, что мелодия, которую ты играла для него на торжестве, часто доносится из его комнаты.
Он до сих пор хранил раковину?
«Это ничего не значит и ничего не меняет», — прошипел внутренний голос.
Я покрутила чашку и в этот раз осушила ее первой.
— Не думала, что ты слушаешь сплетни.
— Только если они касаются моих друзей, — с усмешкой ответила Шусяо.
Я больше ничего не стала говорить, да и она — тоже. И остаток ночи мы провели в дружеском молчании, погрузившись в тяжелые воспоминания.
Неудивительно, что на следующее утро у меня дико болела голова. Я понадеялась, что прогулка облегчит мое состояние, но ноги сами привели меня в
