в парк, вернувшись, приняла душ и легла в постель. Нервы были напряжены. Я вслушивалась в ночные звуки, но всё было тихо и вскоре мне удалось заснуть. Проснулась я посреди ночи от того, что мне трудно дышать. Казалось сверху на мне лежит бетонная плита, я попыталась повернуть голову, но ничего не вышло. Всё мышцы сковало параличом, но ум работал ясно.
– А ведь это действительно сонный паралич, – пронеслось в мыслях.
Я читала о таком однажды, штука довольно страшная, но безопасная по своей сути. Я попыталась успокоиться и расслабиться, понимая, что в таком состоянии толку мало, нужно успокоиться, твердила я себе. Где-то сбоку послышались шаги, а я даже не могла повернуть голову и посмотреть в ту сторону.
Шаги остановились возле моей кровати. А после кто-то прикоснулся к моим волосам и начал гладить их. Видимо страх достиг своего апогея и я заорала во всё горло, разбудив, наверное, всех соседей, но зато это помогло, и я наконец то смогла почувствовать свои руки и ноги. Я вскочила с кровати и запустила в сторону изголовья фоторамкой, стоящей на тумбочке. Стекло разбилось вдребезги о стену и осколки разлетелись повсюду. Я бросилась к выключателю и зажгла лампу, мои ноги были в крови – я успела порезаться об осколки и даже не ощутила боли.
– Ну всё, это уже слишком, – думала я, судорожно наматывая трясущимися руками бинт, – Завтра же иду к врачу.
В платной клинике, куда я обратилась, было очень светло и уютно, персонал был вежливым и корректным. Меня попросили подождать, а потом проводили в большой кабинет, где меня уже ждал врач. Сбиваясь, я поведала психиатру о своих кошмарах и визитах ночного гостя, боясь, что сейчас услышу в ответ, что мне следует лечь в их клинику и пролечиться, так как всё серьёзно. Но этого не последовало.
Доктор объяснил мне, что такое бывает и называется сонным параличом, до сих пор доподлинно не установлены причины его возникновения. Но всё это проходит и совсем не говорит о том, что у меня не в порядке с головой. Я успокоилась и пообещала придти на повторный приём после курса, который он мне подписал. В него входили массаж, физиотерапия и травяные успокоительные препараты.
В первые два дня действительно стало спокойнее. Но после всё вернулось. Ничего не помогало. Причём, если раньше я слышала голос, зовущий меня, словно сквозь толщу воды, то теперь он стал более явным и близким. Прикосновения к моему телу я тоже ощущала всё чётче. Отчаяние поглощало меня… Нервы были на грани.
В ту ночь всё повторилось, как всегда, не успела я провалиться в сон – шаги, звуки, прикосновения. Кто-то теребил мою руку, а я ничего не могла поделать. Всё сильнее и сильнее, мне казалось, что ночной гость оторвет сейчас мои пальцы, да и пусть, я так больше не могу, я устала, пусть всё это закончится скорее. Внезапно руку пронзила невыносимая боль, такая, что сердце бешено заколотилось в груди, и всё тело вытянулось в струнку. Я закричала и…
– О, Господи, Ксюша… Она очнулась! Скорее сюда!
Уже не я, а кто-то другой кричал рядом со мной не моим голосом. Кто это? Почему в моей комнате такой яркий, режущий глаза, свет? Я видела всё сквозь пелену тумана. Силилась что-то сказать и не могла. Я с трудом приподняла голову и разглядела множество проводков вокруг себя. Тело ужасно болело. Рядом со мной суетились какие-то люди. Снова боль. Меня шевелят, что-то делают. Да отстаньте же вы от меня, что вообще происходит?? Голова закружилась и я отключилась.
Когда я очнулась и огляделась, то увидела, что лежу в незнакомой постели, это была больничная палата. Рядом сидела мама и почему-то плакала.
— Ксюша, доченька, ты очнулась.
Я разжала пересохшие губы и прошептала:
– Я в психушке?
– Что ты, дочка, какая психушка? Ты в реанимации уже месяц.
– Реанимация? Ничего не понимаю. Голова раскалывается.
– Ничего, дочка, и не надо это вспоминать, главное, что ты пришла в себя, я верила, что ты выкарабкаешься, ты же у меня сильная. Ты поспи, поспи, а я пойду, меня ведь ненадолго лишь пустили. Если всё будет хорошо, врач обещает завтра перевести тебя в отделение.
***
Я лежу в одиночном боксе уже третий день и потихоньку память возвращается ко мне. Я вспомнила, как вечером возвращалась из парка домой, переходила улицу, из-за угла вылетела машина, я не успела убежать с проезжей части. Водитель нёсся на красный. Визг тормозов, дикая боль и темнота.
Месяц в коме… И весь этот месяц я продолжала «жить» обычной жизнью – ходила на работу, встречалась с друзьями, рисовала и бродила по парку. На что ещё способен человеческий разум? Сколько загадок таит в себе наша душа?…
За двумя деревнями, у самой реки, в окружении старых, могучих дубов, стволы которых покрыты были зелёным бархатом мха, стояла барская усадьба. Несколько поколений прожили здесь свою жизнь от колыбели до могилы. Многое помнили каменные стены, и горе и радость, и тишину и ропот. А однажды в этой усадьбе появилась маленькая девочка, которая навсегда изменила прежний уклад. Хотите узнать как? Тогда слушайте.
Жили в усадьбе барин с барыней, среднего возрасту. В достатке жили и довольствии, ладно да ровно, только одна скорбь у них лежала на сердце – несколько лет назад не стало их сына единственного Алёшеньки, унесла его неведомая хворь. И то ли от горя, то ли ещё от чего, но так и не могла барыня более понести. А годы шли. Всё меньше надежды оставалось у супругов на дитя.
И вот однажды ранним весенним утром, когда даже работники ещё спали, барыня сидела у окна, проведя очередную бессонную ночь в воспоминаниях и горьких думах. Внезапно её мысли прерваны были резким и громким стуком в парадную дверь. Это было настолько неожиданно, что барыня вздрогнула и поднялась рывком с кресла. Три ровных ритмичных стука. Раз, два, три. Стук был тем более странным, что никого не видно было на дорожке, ведущей к парадному, которая хорошо просматривалась с того места, где сидела барыня.
Удивлённая и немного испуганная, хозяйка усадьбы направилась к двери, но отворив её, не нашла никого, кто мог бы стучать. Дорожка, усыпанная каменной крошкой, была пуста. Розовые кусты безмолвно обрамляли её, уходя вдаль, к воротам. Капли росы блестели на листьях в первых лучах рассвета. Барыня уже было собралась прикрыть дверь, как вдруг обнаружила у порога небольшую плетёную корзину, укрытую белоснежным ажурным покрывалом.
– Какая искусная, тонкая работа, – подумала барыня, глядя на кружево, – Что это за корзина и кто мог её сюда принести?
Она наклонилась и осторожно потянула кончиками пальцев за край покрывала, и тут увидела её. В корзине лежал младенец, абсолютно голенький, прикрытый лишь этим белым покрывалом, это была крохотная девочка, спящая сладким глубоким сном.
Сердце барыни бешено заколотилось. Она сбежала с крыльца, пробежала несколько метров по дорожке, осмотрела все кусты, звала и кричала, но никто не отозвался. Сад был пуст. Барыня вернулась на крыльцо и дрожащими руками взяла из корзины ребёнка, тот даже не проснулся, лишь улыбка пробежала по крохотному кукольному личику.
Так в барской усадьбе появилась Лизонька. Никаких следов её матери баре не обнаружили. Корзина была пуста. Кроме белого ажурного покрывала в ней не было ничего, что могло бы хоть как-то указать на родителей младенца. Но само покрывало говорило о том, что малышка непростая, вещь такой искусной, ручной работы стоила очень дорого и вряд ли могла быть у крестьянки из ближайшей деревни.
– Кто же твоя мать? – спрашивала порой барыня, задумчиво глядя на малышку, агукающую в колыбели, – Откуда ты?
Младенец молчал, а барыня вскоре привыкла думать, что Лизонька её девочка, и не было того утра и корзины на пороге, а это она, она сама родила эту малышку. Барин
