К нам же попадали люди воспитанные, с хорошими манерами, с хорошим образованием, с хорошими мозгами. Они правильно относились к фразе:"Признание облегчает наказание" и никогда не признавались сразу. Некоторые не признавались и потом, даже после обвинительного приговора.
- Нет, нет! Что Вы? Это ошибка! Я этого не делал!
По закону трое суток или 72 часа подозреваемого можно было содержать в КПЗ (камера предварительного заключения позже переименованная на изолятор временного содержания). Потом выкладываешь все материалы прокурору на стол и начинается "торговля".
- Не дам санкцию на арест! Доказательств мало!
- А это! А вот это!
- Не то! Все это слабо! Продолжайте работать!
С прокурором не спорят! Прокурору робко возражают! Но если было признание подозреваемого, то и не возникало ненужных объяснений. Санкция на арест подписывалась без всякой волокиты и "клиент" спокойненько переправлялся в следственный изолятор.
И вот, когда истекал этот пограничный семьдесят второй час, а упорный Ваш визави продолжал смотреть на Вас как "святой мученик", вот тогда и приглашался Валдис.
- Валдис! Зайдите, пожалуйста! Тут для Вас работа! - произносилось в телефонную трубку с нотками некоторого сожаленья. Мол, не хотелось бы прибегать к крайним мерам... Но что же делать?
Ваш визави тут же напрягался. К чему это все? Куда это клонит опер? Дверь кабинета отлетала в сторону словно под ударом шквального ветра и на пороге возникала нечеловеческая фигура Валдиса. Рыжеватые волосы на его кулаках щетинились как загривок цепного пса. При этом он ухмылялся подлейшим образом. Медленно как дрейфующий айсберг приближался к подозреваемому и молча останавливался в полуметре. Так он стоял минут десять. Но частенько уже на второй минуте несчастный просил бумагу и ручку и катал, не останавливаясь, чистосердечное признание. Натуральный психологический нажим!
Не очень гуманно, согласен! И не вполне по закону! Просто это не повод для того, чтоб приукрашивать. Так было и это была стандартная норма по всей стране. Там где не было Валдисов, в камеру к подозреваемому подсаживали мордоворота...
Гуманизм - понятие качественное. Советский гуманизм был именно такого качества.
Валдис предложил свозить гробы на дачу родителей. Дело было зимой, дача находилась на приличном расстоянии от города и добираться туда было не просто. Легко попадать на Рижское взморье - двадцать минут электричкой и ты на месте! Тут же нужно было ехать совсем в другую сторону на одном из автобусов из тех, что ходят два раза в сутки - раз утром и раз вечером.
- Так ты уверен, что твои старики не нагрянут на дачу? - переспрашивал Гриша. Переспрашивал для порядка больше, радуясь тому, что подвернулось подходящее решение.
- Не припомню, чтоб когда-нибудь они ездили на дачу зимой. Уверен!
Гриша, понятно, опасался не того, что родители Валдиса по чистой случайности могут раскрыть секретную разработку. Опасение состояло в том, что невозможно было угадать реакцию пожилых людей при виде трех-четырех десятков гробов на собственной даче. Не тривиальная картина...
Гарантирована в нашей жизни только смерть. Про рай или про ад так уже сказать нельзя! Все остальное условно-незастрахованное...
Дачная веранда заставилась гробами как раз под рост Валдиса. Гробы, кстати, на любой вкус - белые, черные, под красное дерево. Разве что зеленых не было и то лишь потому, что таких не изготавливали. Еще с десяток гробиков уложили аккуратненько в просторной гостиной. Был я там, видел... Зрелище, доложу Вам еще то... Не музей изящных искусств... Помню посмотрел я печальным взглядом на все это как потенциальный заказчик и пропел для бодрости:" А на кладбище все спокойненько, ни врагов ни друзей ни видать, все культурненько, все пристойненько - исключительная благодать"!
Родители Валдиса приехали на дачу. Естественно! Никогда вот зимой не ездили, а тут решили...
Честно говоря - не смешно! Что смешного в том, что два старых больных человека, ломая кусты, издавая безумные вопли, теряя головные уборы бежали с дачи и выскочив на шоссе испугали своим видом шофера грузовика, чудом сумевшего затормозить и сэкономившего таким образом пару изделий с нашего мрачноватого склада?
В камеру к подозреваемому подсаживали мордоворота... Впрочем, не обязательно ради физического воздействия или устрашения. Были агенты-камерники - специалисты поговорить "за жизнь". Они вполне могли бы состояться как артисты разговорного жанра, а если бы не были столь циничны, то могли бы попытать счастья и в качестве церковнослужителей. Во всяком случае известно достоверно, что некоторые, приплутавшие в камеру души, исповедовались им с не меньшей страстью, чем какой-нибудь грешник-любостяжатель священнику. Эта категория агентов вызывала омерзение у всех... Какие еще может вызывать чувства провокатор? Но он был узаконен системой и специальными приказами МВД с грифом "Совершенно секретно", а потому ты обязан был с ним говорить, давать задания и принимать от него сообщения. Ты не обязан был здороваться с ним за руку. И действительно, я ни разу не видел, чтоб кто-нибудь из сотрудников подавал руку агенту-камернику.
С нормальными агентами, избегающими казенных учреждений складывались совсем другие отношения. Теми же приказами МВД, кстати, были запрещены строжайше встречи с агентурой в служебном кабинете. Исключительно на конспиративных квартирах. Каждый сотрудник обязан был сам позаботиться об этом, рызыскать такую квартиру, договориться с хозином, оформить его как содержателя конспиративной квартиры и вот там только и проводить встречи со своими "добровольными" помощниками. Эти же приказы регламентировали этику взаимоотношений с агентурой, которые на взгляд разработчиков должны были устанавливать приличную дистанцию между нами, никак не выходящую за рамки сугубо деловых отношений. В этой механической заданности кроется вся слабость любых приказов, правил и инструкций. Нельзя, невозможно уложить жизнь в рамки как невозможно уложить кирпич в футляр для очков.
Агент "Отто" достался мне по наследству вместе с остальными. Передавал их мне на связь старый опер, к которому все обращались - Савватеич, уже уволенный на пенсию, но являвшийся на службу регулярно как и прежде по просьбе руководства отдела. Он должен был передать не только агентуру молодому сотруднику, но и свой бесценный опыт.
Старик он был неразговорчивый, невозмутимый и держал себя с ветеранским достоинством.
- Значит, так! - он вытащил из сейфа и сложил стопкой папки с личными делами агентов, - Мне надо передать тебе на связь всех этих гондонов. Семнадцать всего. Передам я тебе половину.
В этом месте Савватеич умолк, вытащил пачку "Примы", грубо надорванную словно это были штаны, наказанные колючей проволокой и закурил. Он вручил мне паузу как шахматный ход и мне следовало задать вопрос - "Почему"? Но я тоже закурил и не произнес ни слова.
- Вторая половина - мертвяки! - сказал тогда он, - От них тебе придется избавиться, но постепенно.
- Вы хотите сказать, что они на кладбище? - не выдержал я.
- Может быть кто-то из них уже и там... Может быть... Но не обязательно! Мертвяки - это мертвые души как у Гоголя...
- А какой в этом смысл? - мне начинало казаться, что старик решил разыграть меня как новичка.
- Как какой? Это плановый показатель! Мы живем в стране, где в отличие от стихийного западного развития все предусмотрено и учтено. Плановая система распространяется на все виды деятельности без исключений. Ты, к примеру, обязан выдать десять- пятнадцать палок в квартал, учти это!
"Кинуть палку" - это я хорошо знал, но выдавать...? Ветеранская опытность Савватеича будто поправилась на пять санаторных кило и сыто посматривала на "зеленого доходягу", прибывшего на лечение.
- Не о тех палках думаешь...
"Вот Пронин лысый", - подумал я и уставился на него в ожидании.
- Палка - это уголовное дело. Понял? Ты должен вскрывать десять-пятнадцать преступлений в квартал. Это такая средняя норма. За это же время необходимо сделать одну вербовку и одного агента можешь отправить в архив.
- Понятно! А мертвяки откуда?
- Для плана. У каждого опера на связи должно быть пятнадцать-двадцать агентов. А где взять столько Штирлицов? Вот и вербуешь того, кто под рукой, Савватеич передвинул в мою сторону темно-коричневую папку, - Посмотри! От этого избавишься в первую очередь. Лет восемь тому назад он пригодился в одном деле, а потом превратился в натуральный балласт. Является на встречу и спрашивает у меня:"Что нового"? Говорю ему:"Сын школу закончил. А у тебя новости для меня есть"? Сообщает радостно:"Теща в Ярославле померла". И в таком духе каждый раз. Но для галочки нужен!
Передавал агентов мне Савватеич прямо в служебном кабинете. Словно никогда не читал секретных приказов. Звонил агенту на дом и вызывал как обыкновенного свидетеля.
