Они вышли на улицу.
Трамвай прогремел мимо. Город уже проснулся; люди торопились на работу.
Черныш воинственно помахивал стэком; стэк он не забывал ни при каких обстоятельствах. Сейчас обнаружится, что все, живущее в этом городе, целиком стоит за него и против Чаплина.
А Чаплин хорошо выспался, выпил утром стакан молока, чтобы отбить неприятный вкус во рту, и пошел на службу.
Он еще издали увидел стоящего у подъезда Черныша. Рядом с Чернышем пошатывался, еле спасаясь костылем от падения, неизвестный инвалид. Чаплин остановился. Черныш быстро пошел к нему. Он кричал, размахивая стэком:
- За твою жирную харю боролись? Аж я тебя... Это я не за девчонку чорт с ней! - за обиду мщу!
Инвалид подбадривал Черныша:
- По губам его! По губам бей!
- Хулиганы! - воскликнул Чаплин и побежал прочь. - Милиционер!
Сторож уже выскочил из подъезда и схватил Черныша.
- Вот и нехорошо, - говорил он ласково, - крепко, впрочем, держа Черныша за локти. - Зачем порядок нарушил? Вот и нехорошо. И влетит тебе зря!
Инвалид напрасно ковылял прочь: милиционер, свистя без перерыва, догнал его и ухватил за руку. Инвалид взмахнул костылем, но тут подскочил другой милиционер и, отобрав костыль, захватил другую руку инвалида. Инвалид заморгал глазами, понимая, что он погиб теперь окончательно. Покорившись, он растерянно подпрыгивал на единственной ноге туда, куда его волокли милиционеры.
Черныш, у которого отобрали стэк, тщетно пытался вырваться из рук милиционеров.
Чаплин, подойдя, говорил, ласково улыбаясь:
- Только вы не строго с ним. Ведь это отчего они? Они напились.
Он с удовольствием жалел Черныша, чтобы показать свою доброту он был уже в безопасности.
Черныш дико оглядывался:
- Это что? Безногих хватать стали? Это за что же гонение? За подвиги гонение? Сволочь от героев защищаете?
- Ты-то с ногой небось! - озлился милиционер. - Тоже герой выискался. На мирных граждан нападать! Сами герои, знаем! А только дисциплине нынче подчиняться надо. Не один ты живешь - все живут!
- А хлыстик где? - воскликнул вдруг Черныш. - Хлыстик кто взял, братцы? - Хлыстик-то отдайте, как же мне жить остаться без хлыстика?
Милиционер крепко зажимал стэк левой рукой. Правой он держал Черныша за плечо. Второй милиционер держал Черныша с другой стороны.
Черныш говорил упавшим голосом, словно он только теперь понял, до чего он запутался и до чего трудную жизнь прожил:
- Жалко меня, товарищи! Очень жалко!
Кучка людей собралась вокруг, развлекаясь происшествием. Один с портфелем под мышкой и большими, в роговой оправе, очками на длинном носу спросил у сторожа:
- Что случилось такое?
- Калеку мучают, - отвечал сторож спокойно.
Он тоже целиком стоял за дисциплину, но, кроме того, обладал жалостливым сердцем. Принимая от Чаплина шляпу и палку, он сказал:
- Хорошо - милиция во-время явилась. А то б мне и не справиться! Ударил бы он вас обязательно!
IX.
Неделю спустя Чаплин шел со службы домой.
Вот уже оборвался сплошной ряд зданий, и огромный вокзал со светящимися часами открылся справа в широком просторе площади Восстания. Чаплин взглянул на часы: половина пятого, а он еще не обедал.
Знакомый голос окликнул его:
- Здорово, земляк!
И Черныш встал перед ним, протягивая руку и широко улыбаясь. Чаплин хотел-было крикнуть милиционера, но сдержался: ведь ничего преступного не было в жесте и улыбке Черныша. Он подал ему руку.
- Простил? - сказал Черныш. - Это я, представляешь себе, - сгоряча. Это я сгоряча тогда.
- Тебя Уточкин искал, - отвечал Чаплин. - Ко мне даже заходил.
Черныш покачал головой.
- Не увидит он больше меня. В деревню еду. Тесно мне в городе - не размахнуться. А ты - простил, что ли?
- Я мелкими чувствами не интересуюсь, - отвечал Чаплин. - Я и забыл все.
- Так пойдем ко мне.
И Черныш взял его под руку. Чаплин отстранился.
- Мне обедать надо.
- Делишко у меня есть, - возразил Черныш, - до деревни обязательно сделать надо. А плетку-то в милиции мне вернули. Неделю, представляешь ты себе, за дебош отсидел! О-го-го! А ты мне - во как нужен! Я, может-быть, даже сознательно сторожил тебя тут. Уж совсем к тебе собрался.
И он радостно потащил Чаплина по Лиговке. Тот напрасно упирался: Черныш даже не замечал его усилий. И Чаплин покорился, не видя особых опасностей впереди. Напротив: приятно было выслушивать извинения напавшего на него человека.
Черныш провел Чаплина на задний двор трехъэтажного дома и поднялся по темной зашарканной лестнице. Вынул ключ, отворил низкую дверь - и они очутились в совершенно пустой - без мебели и даже без обоев - комнате. Из этой комнаты они прошли в соседнюю. Тут обоев тоже не было, но стоял стол, стул, а в углу - на табурете - граммофон. Увидев граммофон, Черныш ударил себя по ляшкам.
- Утром сегодня достал! И как достал! Музыка! Погоди - я на этом играть - о-го-го как умею! Вхожу я, представляешь себе, в комнату, - а тут музыка. А я эту самую музыку пуще жизни люблю. Эх, отберет безногий от меня музыку!
- Да ты меня-то зачем привел? - спросил Чаплин. - Ты...
- Погоди, - перебил Черныш. - Эх, сейчас музыку услышишь! Я на ней о-го-го! - как играю! А комната эта не моя - безногого комната для дел всяких держит, и вот уступил временно. И музыка безногому принадлежит.
Пластинка у Черныша оказалась только одна. Он завел граммофон и слащавый тенор, шипя и хрипя, запел арию Лоэнгрина. Черныш, расставив ноги, стоял перед граммофоном и восхищался пением. Знаменитый тенор пел недолго. Когда хрип пошел из зеленой с растворами трубы, Черныш остановил диск и обернулся к Чаплину.
- Одна только музыка и есть. Надо еще достать.
Чаплину хотелось есть. Ему вообще хотелось поскорей оставить это подозрительное место.
- Стих написал, - сообщил Черныш. - В милиции написал. Хороший стих. Погоди, прочту, - а потом делишко закончим.
И Чаплин, потея от злобы, вынужден был выслушать длиннейшее стихотворение, в котором говорилось о полях, лесах и сельских работах. Но вот стихотворение кончилось. Чаплин сказал:
- Хорошие стихи. Но мне итти нужно: дела ждут.
Черныш закивал головой.
- Представляю, представляю. Вот ты на что мне нужен. Ты мне скажи, как мальчишку мне того найти, что с девчонкой твоей. Барчука мне того очень нужно.
Чаплин осведомился:
- А на что он тебе нужен?
Но тут же перебил себя:
- А мне, впрочем, и дела нет на что.
Мало ли на что нужен Чернышу адрес, а не сказать все равно уж нельзя. И вообще чорт его знает: не то смирный человек, не то бандит.
Еще убить может, если не скажешь. Тем более: адрес Чаплину известен. Лиза, придя за своей корзинкой после воскресенья, не скрыла от него, где будет жить теперь. Прибавила только:
- К нам можете не ходить. Не просим.
Чаплин вспомнил эти слова и сказал адрес Чернышу. Он прибавил даже:
- Вот где эта сволочь живет.
- Сволочь, - согласился Черныш. - Да он бы у меня в прежние времена вьюном бы вертелся! Я б его застрелил, представь ты себе, - и мертвый был бы он у меня!
- Такие живучи, - отвечал Чаплин. - Такие всегда приспособятся. Это только мы, настоящие, - нам трудно сейчас тихо жить. А этим против совести итти - привычное дело. Да и совести у них нет. В самую борьбу укрывались, а теперь и повылазили из нор. Этих много сейчас.
Черныш сказал:
- Покончу с ним делишко - и в деревню!
И прибавил просто:
- Ну, ступай теперь. Больше ты мне не нужен. Забыл ты борьбу. Тихая жизнь тебе-то именно и нужна. Ступай.
Чаплин оскорбленно поднялся и ушел. Впрочем, он был доволен: он ни в чем не провинился. Он же не обязан знать, что хочет делать Черныш с Йоркой Кащеевым. На самом строгом всенародном суде он может рассказать все до последнего словечка, и ни в чем не окажется вины. А мысли - до мыслей никому дела нет.
Черныш, оставшись один, хитро подмигнул сам себе. Больше он себя в обиду не даст. Он тонко проведет дело, так, что и мальчишке и этому с харей плохо выйдет.
X.
Лиза напрасно надеялась на то, что Йорка Кащеев поселится с ней в одной комнате. Только неделю они вместе и прожили. А потом Йорка Кащеев сплавил ее на Петроградскую сторону, поставив ее, правда, на работу: устроил курьершей в типографскую контору. Он не часто, но все же бывал у нее.
Город уже спал, когда Йорка Кащеев шел к Лизе. У слияния Невы с Невкой, там, где слева громоздится, кидая огромную тень вокруг, здание биржи, а справа - через воду - золотится Петропавловская крепость; радостный возглас остановил Йорку Кащеева.
- А вот тут и поздоровкаемся!
Черныш протягивал Йорке Кащееву руку.
- Весь вечер тебя, сволочь, стерегу, - сообщил он очень хозяйственно. На дому делишко закончить помешают - это я себе представил, - а тут самое подходящее место.
Йорка Кащеев вынул из кармана коробку "Зефира" и закурил, показывая полное равнодушие.
- Кури, кури, - сказал Черныш. - Я тебе курить разрешаю. Мое от меня не уйдет.
