- Кстати, Никита опять не смог выбраться на наш мальчишник, - с укоризной заметил Сергей.
- Он теперь очень занят, - спокойно возразил Иван.
- Как же, как же! Секретарь парткома Промакадемии! Теперь ему в ресторане и показаться зазорно, - Сергей хмуро наблюдал за тем, как Иван разливал по второй рюмке. - А я хотел вам, своим самым близким друзьям, рассказать, что меня определили в загранкадры. Сам Менжинский настоял.
- Да? - Иван оторвался от еды, с нескрываемым любопытством воззрился на Сергея. - Поздравляю. Разные страны повидать, чужие обычаи, нравы познать - фортуна на твоей стороне. На мировую революцию работать будешь. Какой город ты выбрал - Париж, Лондон, Нью-Йорк?
- Какой ты, Ваня, шустрый, - засмеялся Сергей. - Сначала учиться надо, много и долго учиться. Языки, история, философия, литература, страноведение.
Он помолчал и многозначительно добавил: - И многое-многое другое. А для практики придется поездить дипкурьером. Как сказал один товарищ, Сергей оглянулся, понизил голос, - пообтесаться, нюхнуть чекистской загранки на самой низшей, черновой ступеньке. А ты - Лондон.
Джаз-банд весело, зажигательно зачарльстонил. К столику, за которым сидели Иван и Сергей, подошла молодая женщина. Щеки ее раскраснелись, глаза, огромные, синие-синие, искрились лукавством, сквозь легкую модную ткань соблазнительно просвечивала грациозная фигурка.
- Я есть американец, - грассируя, обратилась она к Сергею. - Моя зовут Элис и я хочет танец. Пошли.
- Я есть Сергей, - ответил он, вставая и с просящей улыбкой посмотрел на Ивана, словно говорил: "Извини, дружище, что выбрала не тебя". А Иван и не думал обижаться. Он с явным удовольствием наблюдал за танцующим Сергеем и в который уже раз досадовал, что до сих пор ("Двадцать пять лет!") не удосужился постичь даже простейшие па самых распространенных танцев. "Хорошо, что эта американка положила глаз не на меня. Приключился бы международный конфуз, - думал он. - А девица такая цыпочка, тот еще симпомпончик! И смелая, раскованная. Надо же: "Моя зовут Элис и я хочет танец. Пошли". Пошли - и все тут".
Иван вяло разжевал кусочек мяса, запил его крюшоном, задумался. Вспомнил, что с Сергеем и Никитой познакомился в приемной пламенного большевика Георгия Ивановича Петровского в Харькове, который был столицей Украины. Бывший депутат IV государственной думы от рабочей курии принял всех троих вместе. Поздоровался с каждым за руку, жестом предложил садиться, попросил секретаря: "Будь ласков, закажи нам чайку покрепче. И бутерброды не забудь". Подсел к ним поближе, внимательно разглядывая каждого. Задумался о чем-то. Наконец, сказал:
- Пригласил я вас, хлопчики, по архиважному делу. Приближается XV партконференция, она намечена на ноябрь, то есть через три месяца. И вот троцкисты и зиновьевцы вновь создают свой блок и хотят дать партии бой. Бой против единства и за создание фракций, против индустриализации и за иностранные концессии, против нашей аграрной политики. Сталин прав, говоря, что "создается нечто вроде единого фронта от Чемберлена до Троцкого". Вам поручается от имени ЦККП(б)У прибыть в Луганск и выступить там на собраниях против оппозиционеров. Список организаций имеется.
И он передал листок с машинописным текстом Никите. Тот пробежал его глазами, улыбнулся:
- Знаю, бывал на этих заводах и шахтах. И верных партийцев тамошних знаю.
- Превосходно! - Петровский подвинул чай и бутерброды гостям. - Я знаю - вы незнакомы, но теперь уже все перезнакомились. Объясню, почему ЦК решил создать из вас группу. Рекомендовал Косиор. Никита в партии с восемнадцатого года, Сергей с двадцать первого, Иван, как говорится, без году неделя. Сплав опыта и задора молодости.
Да, Косиора знали лично все трое. В разное время и по разным поводам испытали на себе и его отеческую доброту, и разумную строгость, и ненавязчивую мудрость. А их поездка в Луганск оказалась лихой, боевой, счастливой. Отщепенцам был дан жесткий, умелый отпор, а с двух собраний их просто изгнали рабочие. За день до отъезда в Киев обреченные на дружбу рекомендацией Косиора Иван, Сергей и Никита были приглашены на шахтерскую свадьбу. Свадьбу, которая едва не расстроилась в самый последний момент. Отец невесты, молодящийся, молодцеватый техник-штейгер, требовал, чтобы церковный обряд венчания был свершен непременно. Его поддерживали и его супруга, и мать жениха. Отец же его, партиец с девятьсот пятого года, стоял горой за гражданский брак.
- Какой поп, какая церква?! - кричал он. - Я в ей, поди, лет двадцать, как не был. И не пойду. Опозорить меня перед всей партячейкой, всей организацией задумали? Не бывать этому. Я и из дома все иконы велел выкинуть. Ничего, сынок, найдешь себе другую кралю, еще краще. Небось, не клином весь белый свет на этой Надьке сошелся. Такая ли уж сахарная цаца.
Сынок, могутный детина, косая сажень в плечах, стоял перед батькой, понурив голову. Чистое лицо его, еще не прокопченное шахтной пылью, было хмурым, карие очи затуманились, полные губы сжались в бритвенное лезвие. Для него-то Наденька была тем самым единственным светом в оконце, и кралей, и цацей, и царевной ненаглядной. Молчал Николай, не смел поперек ни слова, ни полслова родителю молвить.
- Скажи, что я не прав, Микита? - обратился старый шахтер к руководителю цековской бригады, которого знал - еще по работе в Донбассе не первый год.
- Прав, - отрезал Никита. - И девку найдет себе ровню, а не из бывших.
Спас и свадьбу и будущее счастье будущих молодых Сергей. Разговор этот происходил за завтраком в самый канун забуксовавшего вдруг бракосочетания. И ему удалось до обеда уединиться с будущей свекровью и с будущей тещей для сугубо приватного разговора, о содержании которого Никита не узнал никогда, а Иван - спустя полтора года. Почитавший любовь высшим проявлением человеческого гения (хотя сам был на редкость легкомысленным ловеласом), он уговорил их провести тайное венчание.
- С батюшкой, уверен, тесть сумеет договориться, - сказал он, поднимая указательный палец и грозя им кому-то невидимому. - И чтобы никакой огласки. - Авдотья Филипповна и Ульяна Романовна бросились лобызать столичного доброхота.
Свадьба получилась отменная. Шестьдесят пять гостей, три гармошки, четыре драки. Правда, уехали почетные гости до того, как началось самое веселое - их поезд уходил в девять вечера. И больше всех сокрушался Сергей.
- Ты говоришь, я влюбчивый, распущенный перерожденец, - смеясь, говорил он Никите, трясясь на верхней полке. И, подмигнув Ивану, продолжал: - А ты читал у Ильича про стакан воды? То-то и оно, что не читал. Эх, братцы, надо было отложить отъезд на завтра. Мне за столом глазки такая вдовушка строила! Глаза, как у нетельной буренки, бедра колесом...
- И полна пазуха цицок! - довершил портрет луганской Авроры Иван.
- И соседка у нее была нисколько не хлипче. И по повадкам видать бедовая, - Никита сладко потянулся - аж косточки хрустнули! - и зажмурился. "Впервые за всю поездку размечтался наш вожак!" - одобрительно подумал Иван. А Никита, раскрыв глаза и увидев, что к их разговору прислушиваются сторонние пассажиры, неожиданно строгим голосом сказал: "Пошутили - и будет. А то, неровен час, кто и впрямь подумает, что мы отпетые бабники".
- Ты... это... тово... сынок, грозным словом плоть свою не трави, наставительно заметил мужичек в опрятном зипуне и картузе. И в очередной раз пощупав крепкие мешки под лавкой, на которой сидел, завершил свою мысль: - Плоть - она сильнее любого слова...
Подошли изрядно запыхавшиеся танцоры. Сергей галантно предложил стул Элис и она, помахав кому-то в глубине зала рукой, села напротив Ивана.
- Что будем пить? - усаживаясь слева от нее, спросил Сергей.
- Водка! - задорно выкликнула американка. - В Россия пить толко водка.
Сергей подвинул ей фужер, наполнил его до краев, спросил: "За что будем пить?" Она достала из сумочки разговорник, полистала его, радостно произнесла по складам:
- На здо-ро-вья!
- На здоровье и на брудершафт! - добавил Сергей. Элис согласно кивнула, зажмурилась и мелкими глотками выпила полфужера. И уронила хрустальную посудину на пол.
- Где пьют, там и бьют, - бесшабашно заявил Сергей, обнял ошалевшую Элис и поцеловал ее долгим поцелуем в губы. "Знай наших! - одобрительно думал, глядя на приятеля, Иван. - Хватает все, что шевелится. А тем более такую милашку. И в перерожденцы никто не запишет. Бобыль. Жену потерял в гражданскую. В одном бронепоезде по Югу колесили. Впрочем, если бы он и был женат, его вряд ли бы это сдержало. Прирожденный любовник-террорист". Полчаса спустя Сергей встал, оперся ладонями о стол и предложил:
- Айда гулять по ночной Москве. Лихача я уже заказал.
Он посмотрел на затянутые изморозью окна, на глубокое декольте Элис, добавил: - Холодно не будет, там медвежье покрывало.
- Я не могу, - поспешил отказаться Иван. - Ты знаешь, у меня утром встреча в Наркомпросе.
