Был на воле недолго: опять какая-то глупая драка, в которой вчерашнему зэку хотелось показать себя мужчиной, защитником угнетенных. Не сдержался, когда услышал в свой адрес матерщину, проломил головы двум козлам.
По-другому быть-то и не могло. Это стоящий рядом робкий человек в шляпе или мнительный одногодка Володьки отмолчался бы, а он, Лебедушкин, прошел школу Зоны, где первым делом у людей крепких воспитывается обостренное, маниакальное иногда чувство собственного достоинства, гордости. До болезненной мнительности доводит в этом плане себя здесь зэковский люд, и тогда любое вскользь вброшенное слово может стать на воле причиной драки, поножовщины и убийства.
И потому когда на свободе задел честного фраера Володьку случайный гнус-пьянчуга, Лебедушкин ринулся в драку.
На этот раз суд дал строгий режим...
НЕБО. ВОРОН
Кар-р! Необузданный гнев, ощущение физического превосходства служат дурную службу многим, кто на моем веку слыл в Зоне настоящими парнями, рыцарями без страха и упрека. Выходя на волю, где взаимоотношения людей строятся часто на подлости, открытой лжи и оскорблениях, эти умеющие постоять за себя братки Зоны без лишних объяснений расправляются с обидчиком. Часто это случается глупо, можно бы отшутитьсяили просто уйти от гадливого человека. Но у них всё всерьез и на полном накале страстей. Результат - все та же Зона, откуда и сунулся браток в вольный мир со своим уставом.
Этот же Лебедушкин, озлобленный на весь белый свет, поставивший крест на своей молодости, появился в Зоне уже как ее человек, которого воля отторгла потому, что в ее подлые законы он не вмещался. Лебедушкин пришел в Зону уже окрепшим бойцом, которого предыдущее зло в его нескладной жизни вынуждало на постоянный отпор. И чем это могло закончиться среди не менее горячих голов здесь - неизвестно, не будь он вовремя для своей судьбы замечен моим хозяином. И это предопределило, что остаток своей беспутной жизни неплохой, по сути, человек Володька Лебедушкин провел без диких драк, к которым уже был готов его переполненный горем и силой молодой организм. Именно сила и притянула к Бате его - "Сынку", как ласково звал не склонный к сентиментальности Воронцов этого озлобленного парня, видя в нем себя молодого, готового смывать оскорбления кровьюи только кровью.
А что в этом плохого; кажется, именно так всегда и было там, внизу; на том и живет человек...
ЗОНА. ОРЛОВ
Но не за ту силу - физическую, что было немерено в коренастом Квазимоде, прибился к нему Лебедушкин; чувствовал он иную, сокрытую в тайниках души того нерастраченную мощь, и она влекла его к угрюмому стареющему зэку.
Вдвоем они предавались в свободное время каким-то только им понятным заманчивым мечтаниям, разгоняя фантазию свою до небывалых и абсолютных высот. Зэки вокруг посмеивались: вот новая парочка образовалась, подавил Квазимода молодого и дружит с ним, услаждая его и себя мечтаньями. Говорить вслух об этом тяжелому на руку Бате, конечно же, боялись, иное же что-то домыслить в отношениях двух мужчин, тихо воркующих после отбоя, испорченность зэкам мешала. Сошлись на том, что живут эти двое безгрешной, но очень странной друг к другу любовью, как отец и сын...
ЗОНА. ВОРОНЦОВ
Ох, оторва Васька, чернокрылый плут!.. Когда в последний раз за незаконку - пронос чая в Зону - я две недели сидел на киче, опухнув без курева и оглохнув без человечьего слова, и Сынка не "телился" передать мне с кем-нибудь хоть малость табачку, я злился на него, а оказалось - зря: не было у него ну никакой возможности, дубаки-звери в охране попались.
И только Васька прилетал каждый день; смотрел на меня через решетку ШИЗО, будто раздумывая, как помочь хозяину. Наконец Сынка дотумкал: привязал к клюву поддавшегося ему Васьки - уважал тот моих друганов - пакетик с махоркой. Ворон прилетел радостный, посидел вдумах, что делать.
- Ну, иди ко мне... - ласково позвал я глупую птицу. - Пролезь вот здесь, - показал на зазор меж сеткой.
Васька посмотрел туда и - божья тварь-то! - просунул голову в дыру, а затем через решетку в открытую форточку сбросил прямо в руки пакетик с махрой.
У меня слезы на глазах навернулись от разумных его действий. Он, поняв, что сотворил большое дело для хозяина, тоже закаркал, будто возликовал.
Тут уж я испугался, зашикал на него:
- Ч-шь, ч-шь!.. Замолкни... Увидят -- пристрелят, стерва!
А он, видать, обиделся на мою грубую интонацию, оскорбился и сразу улетел - Володьке жаловаться. За утешением подался.
И после этого семь дней, сколько я досиживал, носа не показывал серчал на меня. Вот же гордая птица, не скажи ей ничего...
Мириться прилетел, когда отбыл наказание, в первый день. Мы с Сынкой выкурили по сигаретке после моей кичи, прилегли в бараке, а он, Васька, тут как тут - нарисовался. Меня-то небось и не ожидал увидать, на ночлег прилетел - ночевал только под нашей с ним кроватью, даже когда и не было меня.
Обиделся, но ждал. Так и сейчас, в руки-то сразу не пошел, пролетел мимо, залез под койку, каркнул оттуда легонько и затих.
- Ничего, явится... - успокоил я Володьку. - На измор берет... не тронь его пока.
ЗОНА. ОРЛОВ
Отношения между вороном Васькой и зэком Иваном Воронцовым простыми назвать никак было нельзя. Бывало у них всякое - неделями дулись в обидах, сидя в двух метрах друг от друга. Васька в такие дни больше внимания уделял Сынке, стараясь возбудить в Бате ревность. Батя был глух к такому чувству, тупо смотрел на них, щебечущих, зная: все одно в конце концов ворон прилетит к нему. Квазимода напоминал старого мужа единственной в округе молодухи, которая в отместку ему гуляла с красавцем соседом, но приходила ночевать к старому козлу, что осыпал ее дорогими дарами. Он бы очень удивился, узнав о таком сравнении, как удивился бы, что изо дня в день я методично записываю его жизнь, равно как и никчемную жизнь Лебедушкина и других персонажей Зоны, в которой имею честь находиться уже пятый год.
Это треть срока из положенного мне городским народным судом столицы нашей великой Родины - Москвы. Столь большой срок не особо, а точнее, никак не соответствует деяниям, что привели меня сюда, отмеренным мне этим самым справедливым судом в мире. Но ничего не поделаешь - теперь скорбные сии обстоятельства я могу спокойно и очень долго излагать вот на этом листе бумаги да в прошениях о помиловании, что, подобно другим зэкам насильникам, убийцам и ворам, шлю с завидной педантичностью в высокие инстанции, символизирующие в нашей великой стране победившего навсегда социализма законность и справедливость.
НЕБО. ВОРОН
Да, кстати, вот этот персонаж Театра Жизни - Зоны, коему за писание в тетрадках и умные разговоры вскоре прилепят кличку Достоевский.
И весьма точно, ибо я читаю его опусы на расстоянии и должен заметить, что пишет он жесткий реализм и сам несколько отличается от всех. Интеллигент, светлая голова, на воле - предтеча новых направлений в чудной науке биокибернетике, он в силу воистину невнятных причин зачем-то помещен их репрессивной машиной в этот приют скорби и пороков. Ценность такового шага для страны сомнительна, сообразность наказания содеянному относительна, только лукавый в силах объяснить его здесь нахождение.
Взяв на себя скорбный труд быть в меру сил Утешителем сидящих тут, я не вправе судить (наподобие нелепых в большинстве своем земных судов) о правомерности явления сюда того или иного персонажа Большого Театра Жизни. Судьбой начертано быть на сцене каждому типажу, роли расписаны, занавес распахнут, гремит на плацу Зоны из репродуктора маршевая музыка, сотворенная незримым дирижером с хвостом и копытами... Действо началось... а потому, где должен быть пишущий Орлов и достоин ли места здесь - не нам решать...
Другое дело, что мои личные предпочтения и симпатии восстают против такого нерационального использования столь незаурядного человека, но... тому, видать, есть причина. В дальнейшей же его судьбе я вижу счастливые перемены, что позволят ему в полной мере реализовать свои способности и знания, обретенные в престижном московском вузе. Потому я за него спокоен, более того - впереди в жизни его ждут большие и приятные неожиданности, а падение на дно, равно как и хроника здешних событий, очень поможет создать Картину Жизни, для чего и я тоже послан в Зону.
ЗОНА. ОРЛОВ
Я отвлекся и нарушил данное себе слово - не писать о собственных переживаниях. Изменю же свое решение, коль скоро здешняя жизнь не будет давать мне уже никаких импульсов для ее изучения.
Итак, история отношений Квазимоды и ворона насчитывает уже несколько лет. Самое странное, что за это время черная птица, о существовании которой вяло догадывается администрация Зоны, не была ею отловлена, посажена в карцер или торжественно расстреляна при всем честном зэковском народе. Только чудом я могу объяснить ее удивительную неуловимость.
