Удивлялись дети: к середине зимы они, что в книге читали, уже сами и понимали, коли спросят, могли ответить, все рассказать. Есть, конечно, и тугодумы. Вон Мутахар с Базарной улицы. Учитель спросил его: "Сколько будет к трем прибавить три?" - "Много", - ответил Мутахар. Учитель Махмут, человек горячий, вмиг закипает, порою непоседливым шалунам уши накрутит, порою длинной палкой, которой показывает написанные на доске буквы, отвесит по макушке. А сам то и дело кашляет. Порою так удушье схватит - стоит, шевельнуться не может. А как отпустит удушье, лицо у него белое-белое, а потом становится желто-пепельным. Но когда начнет говорить, все ему в рот смотрят, оторваться не могут: урок не только объяснит, еще и разжует и в голову вложит. Есть у него такое обыкновение: глуповатых, если даже урока не знают, он не ругает. Но смышленым лентяям, самоуверенным умницам, башковитым разгильдяям при каждом случае задаст взбучку. "Ума я вам дать не могу. Как ум напрягать, как знания собирать, вот чему я вас, упрямцев, стараюсь научить!" Дети этих его слов до конца понять не могут, но видят, как надрывается этот больной дяденька, как старается для них.
В комнате с четырьмя окнами на длинных низких скамейках сидят около двадцати мальчишек от девяти до тринадцати лет, на коленях у каждого кусок обструганной доски. На уроках доска эта - собственный стол ученика, а прошли уроки - можно сесть на этот стол и в полное свое удовольствие скатиться с горки.
Махмут-агай только что прочел вслух стихотворение Габ-дуллы Тукая "Гали и Коза".
С козой подружился Гали с давних пор.
Вот смотрит подружка в окошко на двор.
Гали ее кормит травой молодой.
Коза благодарно трясет бородой.
Мутахар, сидевший как завороженный, вытаращив свои большие круглые глаза на учителя, пробудил в том какие-то надежды.
- Ну-ка, Мутахар, скажи нам, почему коза трясет бородой?
Долговязый тринадцатилетний подросток встал. Коли спрашивают, надо вставать - это он еще с первых дней усвоил. Но представить себе козу из книжки не смог. Потому спросил сам:
- Какая коза, агай?
- Друг Гали, - кротко объяснил учитель.
- Которого Гали, агай? Того, что с Совиной улицы? Уж такого Нурислам не пропустит.
- Гали с рогами, - пояснил он и, оттопырив указательные пальцы, приставил оба кулака к вискам. - Вот с такими.
Все прыснули со смеху. Даже посиневшие губы Махмута шевельнула улыбка. Меткому слову он цену знает. Потому и не рассердился.
- Садись, Мутахар, - сказал учитель. - Коли тяжело тебе, можешь в школу больше не ходить. Отцу дома помогай.
Но мальчик садиться не спешил.
- Тяжело, агай. Но коли не пойду, отец побьет.
Учитель вдруг надрывно закашлялся. Дотянулся до медного колокольчика и тряхнул им. Ученики, решив, что он хочет утихомирить их, присмирели. "Ступайте домой, дети, - сказал он, когда смог передохнуть. - Больше сегодня уроков не будет".
Прижал ко рту платок. В этот день у него впервые пошла горлом кровь.
Зима за половину перевалила, когда Кашфулла бежал из медресе слепого Мунасифа. Душа не лежала, и по аулу соскучился. Отец и уговаривал его, и ругал, однако одолеть тринадцатилетнего строптивца не смог. Тот стал, уперся тяжелым взглядом в землю и лишь повторял: "Не пойду".
Гариф-агай - человек веры, на детей своих никогда руки не поднимал. Греха боялся, душу детскую не хотел ранить. А коли дитя уперлось, что будешь делать? Руки-ноги не свяжешь и в сани не бросишь Не ягненок ведь собственный ребенок.
Назавтра же после возвращения Кашфулла вместе с приятелями пошел в школу. Учителю он понравился сразу. Тихий нрав, степенные движения, каждое слово взвешено. Вспыльчивый, в чувствах перекидчивый, Махмут искренне восхищался степенными и спокойными людьми. Владеть собой - чего завидней? Новому ученику тоже нашлось место на самой задней скамейке. Хоть с виду увалень, а сметка быстрая. Недели не прошло, он уже был одним из первых. На вопросы отвечает коротко и точно. Не спрашивают - не лезет. Хоть вымахал изрядно, сидит тихий, собранный, потому каланчой не торчит.
Однажды Махмут задал такой вопрос: "Где мы живем?" - и провел очень занятный урок. О дальних странах и близких землях рассказал, о лесах, горах, реках, даже о морях, которые за тридевять земель. Посмотреть, так очень забавно получается: мы не только в ауле Кулуш, но еще и в Ак-Якуповской волости, и еще в Уфимской губернии, и еще в Российской империи живем. Вот как! А царский трон в городе, который называется Петербург. Трон этот вроде мумбара*, какой в мечети стоит. Учитель, чтобы лучше поняли, нарисовал на доске маленький кружочек. "Это кулушевская земля", - сказал он. Обвел его кругом побольше и пояснил: "Это - волость, сюда много аулов входит". Потом эти два круга охватил еще одним кругом: "Это - губерния, сюда вмещается много волостей". Думали, уже все, а он эти кружочки и круги обвел еще одним, совсем большим и толстым: "А это - наше Отечество, Россия. Земли, воды его, аулы, города, люди и народы бессчетны". После этого объяснения таинственность, загадочность мира не исчезла, наоборот, еще больше заворожила. Как же так - выходит, ты сразу и в Кулуше, и в Ак-Якупе, и в Уфе, и в России живешь? Но упало в детскую душу зернышко мысли, залетела искорка мечты: как широка их земля, как велика их страна!
* Мумбар - кафедра.
Махмут ткнул пальцем в сидевшего на передней скамейке ученика:
- Курбангали! Мальчик вскочил.
- Вот, скажем, поднял тебя, Курбангали, ураган, закружил, понес и бросил где-то за морями, далеко-далеко, в неведомой стране. Как ты найдешь дорогу домой?
Самый из них маленький, самый худенький, дунешь - и полетит, Курбангали растерялся: то ли остановилось сердце, то ли выскочило вдруг из груди, в широко открытых голубых глазах сразу свет померк, закружилась голова. Вот сейчас налетит ураган, вот сейчас подхватит и унесет высоко в небо! И некому его спасти - кто осмелится да кто дотянется? Он в отчаянии бросил взгляд на окна, дверь. "Уф, хорошо, закрыты!" Мальчик чуть ожил.
- Ну, Курбангали, как же ты дорогу спросишь?
- Не знаю... - чуть слышно прошептал он.
- А лазве там, за молем, по-нашему понимают? - спросил Габдельмажит, который отродясь еще не выговорил буквы "р". Вечно он на вопрос вопросом отвечает.
- Там, за молем, по-калтавому не понимают, - объяснил сидевший у окна драчун Ягафар.
- Тебя не спрашивают, - отрезал учитель. Кажется, он начал уже сердиться, на обе скулы его выбежал быстрый румянец. Но - сдержался.
С разных сторон посыпались ответы:
- Сначала по-ихнему надо выучиться!
- Как же, выучился! Кто тебя там будет учить? Смотри на солнышко и шагай, так и домой попадешь.
- Жди, попадешь! Только лапти собьешь! Поднялась рука, наполовину вылезла из рваного рукава:
- Может, тогда я сам попробую? - сказал Нурислам и облизнул толстые губы. Перед тем как соврать, он их так смазывает, чтобы слова мягче выскальзывали.
- Ну, тогда сам попробуй, - голос учителя вдруг потеплел.
- Я бы, агай, сделал так...
- Ну?
- Я бы перво-наперво спросил, где Россия. Языка моего не знают, так страну должны знать. Скажу "Россия" - и мне покажут дорогу. Пойду я, пойду и попаду в Россию. А попал в Россию, Уфу спрошу, а из Уфы, даже в Ак-Якуп заходить не надо, дуй через Цыганскую поляну, Жуково и Дубковое взгорье прямо в Кулуш.
Когда ссыльный доктор-поляк Нурисламу волосы выщипывал и паршу отскребывал, ум-то не выскреб. Голова работает.
- Правильно. Ты на земле не заблудишься. Афарин!* - похвалил его Махмут. - А теперь, что узнали, закрепим. Теперь скажи ты, Кашфулла, где мы живем?
* Афарин!- Молодец!
Этот каждое слово опускал твердо, веско, будто печать ставил.
- Мы живем в деревне Кулуш, в Ак-Якуповской волости, в Уфимской губернии, в Российской империи. - О престоле он не забыл, но вопроса это впрямую не касалось, и он говорить не стал.
Столь полным ответом Махмут остался доволен. Порадовался, что сдержался давеча, не сорвался. На этом уроке он даже не кашлянул ни разу.
В тот день учитель в первый раз дал детям домашнее задание. Завтра пятница, они не учатся, а к послезавтра все ученики должны вспомнить названия, самое меньшее, трех рек, пяти озер, пяти родников, пяти урочищ, пяти лесов и пяти дорог, входящих в кулушевские владения. Кто умеет писать, пусть запишет, а кто писать не умеет, скажет так. Если кто сам не знает, может спросить у взрослых.
В субботу урок сразу пошел бойко. Драчун Ягафар, всегда сидевший затаясь и замышлявший проказы, первым поднял четырехпалую левую руку. Потом, загибая пальцы, он принялся называть реки по именам. В прошлом году, когда мастерил клюшку, которой гоняют шар, он стесал топором указательный палец.
- Одна Дема, один Берсуан, один Назияз, один Теменей, - пальцы кончились, а с ними кончились и реки.
- Сколько всего?
Мальчик сжал кулак и ткнул им перед собой.
- А сколько есть, агай, все здесь, - он покрутил кулак, оглядел его со всех сторон. - Четыре.
