З и н а (тоскуя). Дорогие мои, милые мои - что же делать? (Со страхом, понижая голос до шёпота.) Ведь я не люблю Васю... разлюбила я его...
М е д в е д е в а (благодарно). Слава тебе господи!
З и н а. Молчи, мама! Это - плохо... ты не понимаешь!
Е л е н а (сухо). Это понятно.
З и н а. Мне его жалко... нестерпимо жалко! Но я - не могу... эти холодные, липкие руки... запах... мне трудно дышать, слышать его голос... его мёртвые, злые слова... Лена - это ужасно: жалеть и - не любить, это бесчестно... оскорбительно!.. Он говорит... и точно это не он уже... говорит злые пошлости... Он ненавидит всех, кто остаётся жить... Что он говорит иногда, боже мой! И это тот, кого я любила! (Плачет.) Я уже не могу... Я вздрагиваю, когда он касается меня рукой... мне противно!
М е д в е д е в а. Дочка моя... и мне его жалко... да тебе-то, тебе-то жить надобно!
З и н а. Ах, боже мой, боже мой... как хорошо было любить... как хорошо, когда любишь!..
Е л е н а (наклоняется к ней, сдерживая рыдания). Да... когда любишь... когда мы любим - нас нет...
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Дом подвинут ближе к зрителю. Серый, облачный вечер. На террасе, в плетёном с высокой спинкой кресле, сидит, читая книгу, В у к о л П о т е х и н. Ноги его - на сиденье другого кресла. Сквозь окно, закрытое марлей, видно доктора - он ходит по комнате и курит.
В у к о л (подняв голову, шевелит губами, зевает). Николай!
П о т е х и н. А?
В у к о л. Что такое фатализм?
П о т е х и н (скучно). Фатализм... ну - фатум... рок...
В у к о л. Что ты мне слова говоришь? Слова я сам знаю всё... ты понятие обнажи!
П о т е х и н. Отстань, пожалуйста! Что чудишь? Скучно!
В у к о л. Это, брат, не чудачество, а старость. (Помолчав.) Тебе нравится Савонарола, а?
П о т е х и н. Кто?
В у к о л. Савонарола!
П о т е х и н. Нет. Не нравится.
В у к о л (вдумчиво). Почему?
П о т е х и н. Да... чёрт его знает!
В у к о л (удовлетворенно). И мне не нравится. Впрочем - я мало читал о нём. А ты?
П о т е х и н. Ничего не читал.
В у к о л. Да... Вообще ты мало читаешь. Непохвально... (Повёртывая книгу в руках.) Странная вещь - книга... Беспокойная вещь. Вот - Шиллер. В юности я его любил. А теперь взял... вспомнил твою мать. Мы вместе с нею читали "Песнь о колоколе"... она тогда была ещё невестой моей. Мы были красные с нею, думали о судьбах человечества... и - кричали. Ты тоже, лет пять тому назад, кричал на всех... и на меня кричал. (Удовлетворённо.) А вот теперь - молчишь. Выдохся, выкричался, брат! Почему так быстро, а? (Потехин выходит из комнаты со шляпой в руках.) Ты куда?
П о т е х и н. К больному. К Турицыну.
В у к о л. И я с тобой. А то - скучно мне одному... Полицейский мой что-то увял...
П о т е х и н. Он идёт сюда.
В у к о л. А-а... Ну, тогда я останусь. (Потехин недоверчиво смотрит на отца и возвращается в комнату. Вукол, усмехаясь, смотрит вслед ему.) Так! Конечно... понятно... Что, полиция? Какие козни затеяны немцами против нас?
С а м о к в а с о в (отмахнулся). Э, бог с ними!
В у к о л. Кончено с Германией? Быстро! Кого ж ты теперь ругать будешь? До девятьсот пятого года ругал правительство - бросил, потом революционеров стал ругать -- бросил, немцев начал поносить - и это кончено! Кого ж теперь, чем жить будешь?
С а м о к в а с о в (уныло). Сам себя ругать буду...
В у к о л. Безобидное дело - не утомляет. Просто - и не обязывает ни к чему.
С а м о к в а с о в. Осёл я, кажется...
В у к о л. Уже начинаешь? (Поучительно.) Заметь однако, что ослы оклевётаны, - это очень неглупое и полезное животное, осёл...
С а м о к в а с о в (заглядывая в окно). Рассказал бы я тебе историю...
В у к о л. Расскажи... Садись-ка!
С а м о к в а с о в (тихо). Пойдём куда-нибудь.
В у к о л. Можно. Хотя мне будет сопутствовать ревматизм... точит он меня!
С а м о к в а с о в (на ходу). А меня стыд... И тоска.
В у к о л (прихрамывая). Тоска? Это наша историческая подруга, а стыд - ты, брат, выдумал. Фантазия! Когда же мы стыдились? Сказано - "стыд не дым, глаза не ест" - и все верят этому.
(Идёт Елена, на голове цветной шёлковый шарф, в руках зонт. Молча кланяется)
В у к о л. Привет! Что с вами? Нездоровится?
Е л е н а. Почему? Нет, я здорова.
В у к о л. А личико - бледное, и глазки эдакие...
Е л е н а (оправляясь, улыбнулась). Вам кажется...
В у к о л. Рад, что ошибся. Приятные ошибки столь же редки, как весёлые люди.
С а м о к в а с о в. Ну, и болтаешь ты сегодня!
В у к о л. Ревматизм понуждает к философии... это, брат, неодолимо! Здоровому человеку философствовать нет причин...
П о т е х и н (вышел из комнаты, догоняет Елену). На минутку... пожалуйста! (Елена молча, вопросительно смотрит на него.) Мне необходимо... я буду краток... два вопроса... Войдёмте ко мне, прошу вас!
Е л е н а. У вас так тяжело пахнет сигарами.
П о т е х и н. Сигарами? Хорошо... всё равно...
Е л е н а. Чем вы так взволнованы?
П о т е х и н (тихо). Я? Послушайте... ведь вам известно?..
Е л е н а (сухо). Да, известно.
П о т е х и н. Что он изменил вам...
Е л е н а. Я сказала - известно!
П о т е х и н. Вы - спокойны? Что же вы думаете делать? Неужели это не оскорбляет вас? Вас - гордую? ( Задыхается.)
Е л е н а (с лёгкой усмешкой). Вот сколько вопросов! Я не хочу знать почему вы спрашиваете... но я вам отвечу... может быть, это успокоит вас. Я отвечу вам ещё потому, что вы, в своё время, относились к мужу дружески.
П о т е х и н. Я и сейчас...
Е л е н а. Оставьте... Вы знаете, что я его люблю.
П о т е х и н. Не понимаю... не могу понять...
Е л е н а (мягко). Это - ваша печаль. Так вот, я его люблю... вы не забывайте об этом!
П о т е х и н (грубовато). А он вас топчет в грязь... с первой же красивой и доступной...
Е л е н а (бледнея, строго). Мой муж не полюбит дурную женщину.
П о т е х и н. О, чёрт возьми! Вы сумасшедшая, что ли?
Е л е н а. Если вы позволите себе продолжать в этом тоне...
П о т е х и н. Нет... я молчу! Но - объясните же мне! Я человек... я вас люблю, я имею право просить...
Е л е н а. Я говорила уже вам: работа мужа важнее и ценнее моего счастья женщины, моей любви и жизни моей. Не улыбайтесь. Вы сами высоко ставили его... ещё не так давно... когда - извините, я скажу прямо, - когда вы не увлекались мною и вообще были более цельным человеком.
П о т е х и н. Это я разбился о ваше каменное сердце...
Е л е н а. Ох... какие жестокие фразы! Вот что - на эту тему я говорю в последний раз с вами... я просила бы вас понять меня! Я теряю Константина... может быть... но я знаю себе цену, чувствую себя человеком, нужным ему... нужным просто, как человек! (Тепло и убедительно.) Я люблю весь строй его дум и чувств... его живую душу люблю... когда он говорит о презрении к страданиям, о силе человека и красоте жизни, я - любуюсь им и готова молиться: господи, благослови путь мужа радости и победы! Я знаю жизнь больше, чем вы, и горя видела больше... но я научилась презирать горе, понимаю его ничтожность...
П о т е х и н. Слова... его слова! Не верю... чужие слова!
Е л е н а. Его слова - не чужие мне... Я знаю, как привычно горе и любимо нами, - да, любимо, потому что делает нас значительнее в своих глазах... (С тревогой.) И когда мне кажется, что к нему подходит, его хочет коснуться горе, - я боюсь! Он - хрупкий... он неустойчив...
П о т е х и н (возмущённо). Всё это - фантазии! Выдумали вы человека и стали рабыней его. Вы создали идола, хозяина вашей души... Вам просто скучно с ним, он глупее вас... вы создаёте для себя, для развлечения - роль жертвы!
Е л е н а (снисходительно). Я повторяю вам ваши слова о нём - три года тому назад вы сказали: "Когда я вижу, слушаю его - я молодею, всему верю, жизнь кажется мне лёгкой и простой". Вы говорили это?
П о т е х и н. Ошибался... как вы теперь...
Е л е н а. А однажды вы предупреждали меня: "Дорогой друг, старайтесь как можно меньше стеснять его свободу, он до могилы останется юношей!" Вот ваш совет... совет друга и честного человека. Где этот человек?
П о т е х и н. Вы его смертельно ранили и теперь добиваете.
Е л е н а (усмехаясь). Откуда у вас такие слова? (Задумчиво.) Мало мы понимаем друг друга. Сейчас, говоря с вами, я, мне кажется, говорю женщинам... может быть, хочу немножко оправдать себя перед ними... хочу сказать им, что в моём поведении я не чувствую ничего, унижающего человека... хотя это трудно для женщины... Что ж? Да - трудно! И ещё мне хочется сказать, как надо беречь и любить хорошего, честного мужчину...
П о т е х и н (бешено). Который смеётся над вами!..
Е л е н а. Нет. Этого он не сделает никогда.
П о т е х и н. Он сделал!
Е л е н а. Физическая измена... это не насмешка ещё... Это можно объяснить десятком причин... И можно изменить, не теряя уважения.
П о т е х и н. Слушайте... вы не человек! Вы мозг... отвлечённая мысль... без плоти, без сердца...
Е л е н а. Вам следует сказать ещё, что во мне нет зверя... красивого, благородного зверя... и прочее, что принято говорить для того, чтобы опьянённая словами женщина давала вам больше страсти... (Выпрямляется и говорит с большой силой, тихо.) А представьте... что всё есть во мне - и зверь, и страсть...
