на память, Нина Евлампиевна. Мы всех записываем. А там будем слушать.
ДОЧЬ. Так, сядьте поближе. Виктор, включай. Пойте. Вспомните что-нибудь.
БУЗЫКИН.
— Что стоишь, качаясь,
— Красная рябина…
Нина вступила:
— Головой склоняясь
— До самого тына…
Господи, чушь какая-то!
Прижалась к мужу, заплакала.
Бузыкин лежал на диване. Поднялся, посмотрел на открытую дверь в комнату, где спала жена. Взял телефонный аппарат, понес его в ванную, запер дверь и открыл кран.
Алла спала. Из коридора послышался телефонный звонок. Проснулась, босая побежала к телефону.
— Алла, это я. Я тебя разбудил?
— Неважно. Я слушаю.
— Завтра я не смогу к тебе прийти… Ты слышишь?
— Слышу.
— Тут такое дело. Лена с мужем улетают. Куда-то к черту на кулички.
— А почему они два часа назад никуда не улетали?
— Алла. Это долго объяснять, я тебе потом позвоню.
— Нет, дорогой, больше ты мне не позвонишь…
Она рванула трубку и со шнуром оторвала ее от аппарата.
Лил дождь. Жена Бузыкина под раскрытым зонтом стояла на дворе, кричала:
— Андрей!..
Бузыкин вышел на балкон.
— И миксер уложи, я забыла! Он на кухне, в нижнем ящике!
— Зачем миксер? Миксер-то им зачем?
— Давить соки! Витамины!
— Ладно…
Он вернулся на кухню, достал миксер, стал заталкивать его в картонную коробку. Позвонили в дверь. Открыл — перед дверью стоял Пташук.
— Здравствуйте, — смущаясь, сказал он. — Я к вам.
— Прошу.
— Я на секундочку. Вот, просили передать.
Пташук протянул ему бумажный пакетик. Бузыкин развернул — там были его часы.
— Спасибо, — сказал он. Положил их в карман. — Простите, мне собираться надо.
— Да, да… — Пташук мялся, не уходил. — Андрей Павлович, и еще. Алла Михайловна просила вам сказать, чтобы вы больше к ней не приходили. Такая нелепая миссия…
В дверь, мимо Пташука, протиснулся сосед. Он был подавлен, встревожен. Когда Пташук, простившись, ушел, сосед спросил:
— Это кто?
БУЗЫКИН. Пташук.
СОСЕД. Из милиции?
БУЗЫКИН. Нет.
СОСЕД. Палыч, беда. Биля в вытрезвитель замели.
БУЗЫКИН. Зачем?
СОСЕД. После грибов пообедали — пошли в гастроном. Не хватило. Опять сходили. А там дружинники. Я говорю им: это профессор! Из Англии! Они ржут. Он в ватнике, я ему ватник подарил…
БУЗЫКИН. Где он сейчас?
СОСЕД. В пятом, у поликлиники… Я же их нормы не знаю, он хочет — беру, а то подумает, мы жмоты. Беги, Палыч, там до девяти.
БУЗЫКИН. Сейчас не могу. Жена на работу пошла отпрашиваться, а я сейчас соберусь — и в аэропорт. Вернусь — схожу.
СОСЕД. Я же тебе толкую, там в девять перерегистрация. Ему пятнадцать суток, а мне телегу на работу. Кто поил? Харитонов… И ты, — со значением добавил он.
БУЗЫКИН. Ладно.
СОСЕД. Ну, я пошел. Там трубы привезли… Если про меня будут спрашивать — молчи. Только оденься, а то подумают, что ты тоже…
Бузыкин сидел перед столом дежурного милиционера. Тот спрашивал:
— Фамилия?
— Флетчер.
— Имя?
— Билл. Два эл.
— Отчество?
— Не знаю.
— Что же вы, свое отчество забыли?
— Это не мое, это его.
— А я вас спрашиваю. У него же нет документов, с кого я буду штраф брать?
Бузыкин, с трудом собравшись:
— Бузыкин, Андрей Павлович…
— Имя?
— Прошу вас, нельзя ли побыстрей, у меня дочь улетает…
Бузыкин под руку вел Билла по коридору гостиницы. Вид у англичанина был помятый, он в ватнике, ворот рубашки расстегнут, в руках резиновые сапоги.
БУЗЫКИН (коридорной). Триста двадцатый, пожалуйста.
КОРИДОРНАЯ. Его нет. Он не ночевал сегодня.
БУЗЫКИН. Это он.
БИЛЛ. Это я.
КОРИДОРНАЯ. Не мутите голову, там иностранец живет.
БИЛЛ. Это я иностранец.
БУЗЫКИН. Побыстрей, пожалуйста, я опаздываю.
Коридорная пригляделась.
— Не узнать… — дала ключ.
Бузыкин быстро повел профессора в номер.
БИЛЛ. Там было много новых слов. Я запомнил.
БУЗЫКИН. Хорошо, хорошо.
Билл рухнул на кровать.
Я алкач, да?
БУЗЫКИН. Алкач, алкач.
БИЛЛ. А ты — ходок.
БУЗЫКИН. Ходок я, ходок.
БИЛЛ. Хорошо сидим…
По зданию аэропорта Бузыкин бежал с коробкой к справочному бюро.
— Товарищи, простите. Товарищи, простите, у меня самолет улетает, — пробился к окошку. — На Норильск не улетел?
— Вон на Норильск. Летит.
Дождь все лил. Автобус ехал по шоссе, разбрызгивая воду.
Бузыкин сидел рядом с Ниной, смотрел в окошко.
— Вот и остались мы одни.
— Не мы, а я.
— И я.
— Не надо, Андрюша. Ты, наверное, сейчас думаешь: раз Леночка уехала, значит, я теперь осталась одинокая, несчастная, и ты теперь обязан быть рядом, опекать… Наоборот! Я все это время унижалась, боролась за тебя только потому, что не хотела травмировать Лену. А теперь ты свободен! Живи как хочешь! Если честно, мне даже лучше, чтобы ты ушел. Я тебя боюсь! Все время думаю: вот сейчас он что-нибудь соврет. Вот что-нибудь соврет!.. Ведь так можно с ума сойти. В конце концов, я тоже буду свободна…
— Нина. Там у меня все. Было. Но теперь — все. Прости.
Не сразу она поверила. Не сразу даже поняла это. А когда поняла, слезы покатились по щекам. Чтобы как-то объяснить это, укорила:
— Хоть сегодня-то мог прийти бы вовремя… Леночка так тебя ждала! «Где отец? Где отец?..»
— Да меня в этом чертовом вытрезвителе промурыжили.
Вспомнить бы ему, что вытрезвитель — тема опасная.
Жена поднялась.
— Выпусти меня.
— Постой! Я же не говорю, что я был в вытрезвителе! Это Билл был в вытрезвителе!
— Товарищ водитель, прошу вас, остановите машину!
— Товарищ водитель! — рванулся за ней Бузыкин. — Не надо останавливать!
Автобус все же остановился. Она выскочила. Бузыкин за ней. Она увидела такси, подняла руку.
Бузыкин схватил ее за руку.
НИНА. Не трогай меня!
БУЗЫКИН. Нина. Я был в вытрезвителе. Клянусь Леной.
НИНА. Клянешься Леночкой! Когда она сейчас там… в воздухе!
Стукнула его по физиономии — сильно, так, что у него мотнулась голова. И снова подняла руку. Машина остановилась. Она села. Бузыкин остался один. Пошел к городу. На дороге валялась картонная коробка. Наподдал ее. Но тут же запрыгал на одной ноге. Вернулся, хромая, развернул коробку — в ней лежал кирпич.
В институте на лестнице стояла Варвара.
— Что с тобой? Бузыкин! Почему хромаешь?
— Так надо, — сказал он.
— Ну, Бузыкин, ты сейчас упадешь. Знаешь, что сказал Веригин? Что мои переводы стали лучше твоих.
— Поздравляю.
— А знаешь, почему я сюда притащилась?
— Ну.
— На Скофилда в плане ты стоял?
— Ну.
— Передали мне… Как ты к этому относишься?
Вот это Бузыкина подсекло. Это было несправедливо, нечестно, глупо, нелепо, больно! И главное, если бы это произошло само по себе, без его участия, помимо него! Но нет, он сам все устроил,
