не сказали друг другу ни слова.
— А что надо, что произошел? — Янис сделал вид, что не понял, о чем речь.
Герти удивленно взглянула на него:
— Я не знаю. Но тут очень неуютно.
Янис выложил себе на тарелку гору салата.
— Ну ладно вам, — сказала Герти. — Вы что, весь обед будете молчать?
— Мне нет вещей говорить, — сказал Янис с набитым ртом.
«И мне тоже нечего сказать», — подумал ты и вспомнил Михалиса с его заразительной улыбкой.
— Что-то мне не верится. — Теперь Герти смотрела не удивленно, а строго. — Сегодня утром я была наверху и слышала, как ты кричал. И это, конечно, не мое дело, но так с детьми не разговаривают.
Янис с грохотом (наверняка нарочно) швырнул вилку на тарелку:
— Если этот дело не твой, тогда и не залезай в этот дело!
— Ах, извините.
— Что извините?
— Понятно, что…
— Ты, пожалуйста, закрывай свою рот! Ты мне не рассказывай, как я воспитай мою сыну!
Герти ничего больше не сказала и с рассерженным видом сунула в рот вилку с салатом. Янис тоже взял вилку и продолжил есть.
— Не ругайтесь, — сказал ты.
— Мы не ругаемся, — сказала Герти.
Тебе было ужасно странно, что эти двое вдруг разозлились друг на друга, да еще из-за тебя. Это было совсем ни к чему. Так что ты сказал:
— Это я наговорил глупостей.
Янис поднял на тебя взгляд, оторвавшись от тарелки.
— То есть я сказал неправду. Что тут скучно и что я хотел бы сейчас быть где-то в другом месте. — Про голую жопу и «провалиться к чертям» ты промолчал. — Я не должен был так говорить, — добавил ты. — Простите меня.
Ты посмотрел на Герти, потому что не решался смотреть на Яниса. Она улыбнулась, кивнула и не побоялась посмотреть на Яниса, а потом спросила:
— А ты что скажешь?
Ты осторожно глянул на своего отца, который, наверное, все-таки мог быть твоим отцом. Он что-то пробурчал.
— Что-что? — переспросила Герти.
— Я тоже был странный эта утро, — сказал он. — Это не сделал я хорошо.
— Вы оба сегодня повели себя не лучшим образом, так мне кажется. — Герти посмотрела на нас с явным облегчением. — Со всеми бывает.
Янис кивнул, а ты спросил:
— Можно мне после обеда пойти к Михалису?
Твой отец (потому что, да, конечно, он был твоим отцом) снова оторвался от тарелки.
— Какой есть Михалис?
Ты не понял его вопрос.
— Здесь у всех такая имя, — объяснил он. — Ты про Михалиса, что Симона и Анастасии?
— Я не знаю, — ты пожал плечами, потому что понятия не имел, о ком говорил отец. Для тебя это был Михалис со стенки и Михалис, который плавал в море. И все.
— Из кафе на пляжа? — продолжал Янис.
— Да, он.
Когда вы наконец-то вылезли из моря, Михалис сообщил, что ему нужно помочь родителям в кафе. А потом вы опять сможете чем-нибудь заняться.
— Там они делывают самый плохой еды на весь деревня, — сказал твой отец. — А продают как лучше всех.
— Эй, Янис. — Герти покачала головой. — Зачем ты так говоришь?
— Потому что правда. — Янис ухмыльнулся. — Ты знаешь, что были напишут про там кафе.
Ты вспомнил левую колонку на странице 191 толстого путеводителя с полки над маминой кроватью. В главе, посвященной этой деревне, рассказывали еще о двух заведениях. Ты читал эту колонку, когда в очередной раз рассматривал фотографию своего отца. В ресторане «Таласса» (что означает «Море», так там было написано) «национальные блюда вкусные, но ничего особенного». А другое место, «кафе „Сансет “, где всегда людно, — это отличное место для коктейля с видом на море, хотя уместной мусаки явный привкус картона».
— Кафе «Сансет», — сказал ты.
— Ага, — подхватила Герти. — Симон и Анастасия чудесные люди, правда. И их детки тоже. Ты знал, что он тоже голландец?
Ты сказал, что это просто совпадение, но Герти с тобой не согласилась. Она сказала, что в деревне полно полукровок.
— Кого?
— Кто-то женится на немке, — объяснила Герти. — Кто-то выходит замуж за швейцарца. Или вот за голландца. Сюда уже столько лет ездят туристы, а кто-то просто здесь зимует, так что такие вещи происходят сами по себе.
Твоя мама тоже когда-то приехала в отпуск. Она не любила говорить об этом кусочке прошлого, но ты как-то краем уха услышал, что она столкнулась с твоим отцом прямо накануне своего возвращения в Голландию. И никуда уже не улетела, по крайней мере тогда. Потому что произошло перекрестное опыление.
Янис спросил, работает ли Михалис в кафе и пойдешь ли ты туда, а когда ты ответил «да», он просто кивнул и без проблем тебя отпустил.
— Такие вещи ты можно даже не спросить, Дьякос. То есть Якоб, — быстро исправился он. — Ходи сколько надо тебе, если вы погулять с Михалисом. — Янис улыбнулся. — Но ты только мне надо обещать, что никогда там не ешь их картон.
— Эй, Янис! — Герти опять покачала головой. — Некрасиво же так говорить.
Но ты, конечно, тут же пообещал своему отцу не есть ничего подобного и улыбнулся ему еще веселее, чем он тебе. А когда ты смотрел на его улыбку, она вдруг оказалась так похожей на ту черно-белую улыбку с фотографии, которую ты знал всю жизнь.
Михалис оказался настоящим официантом. Он летал по террасе с полным подносом стаканов, и по нему было совершенно незаметно, что он устал или ему надоело. В кафе «Сансет» было не протолкнуться.
— Якоб Зервакис! — Михалис помахал тебе свободной рукой. — Ты тут!
Ты остановился на краю террасы и тоже помахал. Конечно, ты был тут. Вы же договорились.
— Я не знал, будешь ты еще прийти или нет. — Михалис подбежал к тебе.
— Нет?
Но не успел ты спросить, почему он сомневался и рад ли он вообще тебе, Михалис уже махнул тебе на свободный стул:
— Я должен еще делать работу до тот момент, когда мой отец приходит.
— Окей.
— Скоро буду!
У тебя перед носом оказалась бутылка колы, и ты не смог вспомнить, сидел ли когда-нибудь в кафе один. Ты чувствовал себя немножко странно, но и ничего ужасного, как оказалось, в этом не было. Деревянные балки вдоль окон были украшены рыболовными сетями и большими ракушками, а в паре метров друг от друга висели ржавые, но симпатичные лампы. Время от времени Михалис махал тебе рукой или подмигивал и снова мчался к столикам с очередным заказом.
— Якоб?
Ты поднял взгляд. У твоего столика стоял какой-то человек.
— Я Симон. — Мужчина пожал тебе руку и спросил, помнишь ли ты его.
— Яне знаю…
Улыбка
