собрать воедино кусочки воспоминаний, но от этого они все больше рассыпались. Он не знал, куда идти дальше. Не знал, что ему нужно искать и что он может найти.
Утренний холод гнал его все дальше.
Наступил рассвет.
Чтобы согреть замерзшие руки, Ларри зашел в один из домов. Бездумно преодолевая пролет за пролетом, он поднимался по лестнице.
Преодолев последнюю ступеньку и навалившись на металлическую дверь, Ларри вышел на широкую крышу. На ней вовсю завывал ветер. Первые лучи солнца уже пробивались сквозь облака. Ларри был потрясен. Перед ним вместо раскинувшегося громадного города застыло белое молоко тумана.
Ларри поежился от пронизывающего холода.
Здесь, на крыше случайного здания, ощущение чего-то знакомого не подкрадывалось сзади. Оно не давило, не наваливалось мертвым грузом. Оно отступало.
Ларри закрыл глаза и сделал несколько шагов вперед. Во рту появился кислый привкус.
Звон будильника разорвал тишину.
Проснувшись среди ночи, Гленн не сразу понял, где находится. Поднявшись с кровати, он нащупал в темноте стакан воды и поднес его ко рту. Прислушался, не разбудил ли соседскую собаку. Выдохнул. Этой ночью он кричал не так сильно, как обычно.
Протянув руку к тумбочке, он включил лампу. Темнота осталась.
Гленн встал с кровати, подошел к окну и раздвинул шторы. Сколько бы он ни пытался вглядываться в темноту, ему так и не удалось увидеть ни фонарь, горевший по ночам вблизи дома, ни занимавшийся за окном рассвет.
Вдалеке раздалось пение птиц.
О том, что его глаза скоро не смогут видеть даже солнечный свет, он узнал совсем недавно. Диагноз так обыденно сорвался с губ доктора, что Гленн не сразу смог собрать буквы в слова. Выдержав короткую паузу, врач спросил, есть ли у него родные и близкие, которые смогли бы ему помочь в период адаптации? Гленн живо представил себе жизнь, в которой лишь стук трости по мостовой напоминает о том, что его и внешний мир еще что-то связывает. «Нет, родных и близких у меня нет», — ответил он.
Покинув клинику, Гленн вернулся домой глубокой ночью. Добредя до кровати, он упал на прохладную постель.
Стены комнаты рухнули. Возник просторный кинозал. На прозрачном экране бушевал океан. Порой приходилось закрывать глаза, иначе их обжигали брызги соленой воды, долетавшие с экрана. Небо заволокло свинцовыми тучами. То тут, то там возникали водовороты и увлекали в пучину суденышки, пока последний деревянный обломок не исчез в толще воды.
А затем все стихло. Солнечные лучи скользили по изумрудной глади. Вдалеке слышались резкие крики пролетающих чаек. Острые плавники показывались над водой, а затем исчезали в морских глубинах.
Экран погас. Стало душно. Он ощутил, как что-то сдавило горло. Гленн пытался вырваться, отбиться от того, кто тянул к нему руки из темноты, пока не понял, что пальцы, сжимавшие горло мертвой хваткой — его собственные. Вскрикнув, он проснулся.
Зрение слабело незаметно. Иногда надежда на то, что произошла чудовищная ошибка, заставала его за завтраком или во время прогулки, когда он стремился охватить взглядом весь мир, но через миг покидала его. Отдаленные объекты покрывались рябью. От напряжения на глазах выступали слезы.
Следуя предписаниям врача, Гленн подобрал себе трость. Выбрал он черную, с серебристой рукоятью. Трость была приятной на ощупь и удобно складывалась пополам. Легкие постукивания по твердой поверхности вибрацией отдавались в пальцах.
Затем он отправился за собакой-поводырем.
Гленна услужливо встретили у ворот огороженного высоким забором приюта и проводили внутрь. Пудели, спаниели, борзые и хаски настойчиво льнули к ногам гостей. А те, в свою очередь, терялись в догадках, как одним решением можно одновременно сделать счастливым одного и несчастными всех остальных.
Обслюнявленный, облаянный и искусанный, Гленн уже не отличал одного пса от другого, но тут его внимание привлек щуплый золотистый ретривер. Поджав хвост, он безучастно смотрел на разыгравшуюся сцену, будто дублер, который знает, что не пригодится на сцене. Гленн подошел к нему.
Ретривер зашелся лаем, но увидел протянутую к нему руку и успокоился. Сухие ладони скользнули по длинной спутанной шерсти. Сквозь кожу отчетливо прощупывался скелет.
Трость ожидала в прихожей, а собака — на коврике у дивана. Оставалось совершить невозможное — подготовиться к скорой слепоте. Блуждая по собственному дому с закрытыми глазами, Гленн постепенно привыкал ориентироваться в пространстве. Но успеха он так и не достиг. Разбитая ваза и сваленный торшер напоминали об этом.
После безуспешных попыток совладать с новой жизненной реалией, Гленн садился напротив камина и учился чтению вслепую, которое давалось ему крайне тяжело.
Зрение становилось все хуже. Удаленные объекты расплывались, превращаясь в мелкую точку на окне. Гленну стоило огромных усилий сосредоточиться и понять, что перед ним находится кошка, а не маленький ребенок. Ему хотелось опустить руки, сдаться и погрузиться в горькое отчаяние. Но времени оставалось все меньше, и нужно было продолжать подготовку.
Гленн сделал глоток, протянул руку и аккуратно поставил стакан на стол.
Утром ему нужно было сделать то же, что и всегда: выпить воды. Он уже это сделал. Затем надо неспешно пройти в ванную и принять бодрящий душ. Намылить шампунем голову. Взять гель с миндальным ароматом и нанести его на тело. Смыть, вытереться досуха полотенцем. Надеть свежее белье и, смазав непослушные волосы слоем воска, уложить их расческой.
Он сделал несколько шагов вперед, споткнулся и распластался на полу. Кто-то вскрикнул. «Это же мой крик», — понял Гленн и почувствовал на затылке дыхание пса.
Дом в один миг стал чужим. Казалось, что в нем изменили планировку, не оставив ничего от прежнего владельца. Вспомнив расположение комнат и мебели, Гленн не сразу смог нащупать дверь, ведущую в коридор. Выйдя из комнаты, он попытался добраться до кухни. Вытянув руки в стороны, он медленно продвигался вперед, ощупывая каждый выступ. Вспомнив, что трость осталась в комнате, Гленн не решился вернуться обратно. Он ведь так много прошел. Оставалось лишь дойти до кухни.
Когда Гленн закончил свой путь, у него немного саднили пальцы ног и ныло колено. Нащупав стул, он перевел дух. Необходимо было расчистить коридор для удобства передвижения по дому.
Гленн открыл дверь на веранду. Медленно спустился по лестнице, держась за перила. По протянутой руке разлилось солнечное тепло. Он не мог видеть, но чувствовал, как яркие лучи касаются опущенных век. Стоит сделать несколько шагов вперед, и он окажется за пределами дома, а пройдя десять метров, то и за участком. Перед Гленном простиралась широкая улица, сужавшаяся к склону.
На следующий день он справился
