дыхание. Пяти часовой спарринга с боксерской грушей не даёт мыслить здраво. В голове слышу лишь ускоренный сердечный ритм. Это помогает. Не думать о ней. Не думать о том, что с ней. Как последний трус, сбежал из больницы, не дожидаясь перевода Миллы из реанимации. Не могу её такой видеть и ничем не могу помочь.
Блядь…
С трудом сдергиваю перчатки, которые за долгую тренировку как будто приросли к рукам. Хотя это не тренировка. Это бестолковое насилие над собственным телом. Всё, что угодно, лишь бы не думать и ничего не чувствовать. Только боль в руках, бешенную усталость и измотанность. Продержусь ещё час, а потом рухну, чтоб забыться в беспокойном сне.
Удар, прорезаю кулаком, обмотанным в бинт, толстую кожу боксерского снаряда. О, так намного лучше, чувствую жжение. Ещё удар, мозг отключается, лишь выдаёт команды безудержно расправляться с грушей. Она уже недовольно поскрипывает, но это меня не трогает.
Где-то на задворках сознания, слышу звук закрывающейся двери и шаги — лёгкие, цокающие, приближаются ко мне.
— Паш!?
Не реагирую. Делаю вид, что один в спортзале. Я и должен быть один. Предупреждал владельца клуба, чтоб впускал ко мне только Фила.
— Паш. Что случилось-то? Ты весь день меня игнорируешь!
— Слушай, Лик, — прекращаю истязать снаряд и поворачиваюсь к девушке. — Сейчас не до тебя, правда.
— Но…
— Не надо ничего говорить.
— Ну Котя, — протягивает сладким голоском, приближается вплотную. Пальчиком проводит по влажной от пота груди, спускаясь вниз к животу, готовая залезть рукой в мои штаны, низко сидящие на бедрах.
— Не надо, — почему-то неуверенно говорю ей. Я могу забыться с Ликой, снять накопившееся напряжение, наплевать на все запреты и спортивные воздержания. Могу, но не буду. Она не Милла и никогда не будет ею. А я уже начинаю чувствовать себя извращенцем, пытаясь найти в многочисленных пустых связях слабые отголоски прошлого.
— Но я настаиваю, — трётся о меня всем телом, лукаво улыбаясь.
— У меня друг в больнице. Мне сейчас не до этого, — говорю по-честному, она должна понять.
— Это ужасно, — наигранно, с мнимым участием говорит Лика. Её руки теребят резинку моих штанов. — Давай я тебя утешу, — нет, она не понимает и не отстаёт.
— Просто уходи, — отстраняюсь, иду к большому стеллажу со спортивными снарядами. Беру первое, что попадает под руку. Скакалка, что ж, будем скакать. Один, два, три, четыре… Отсчитываю каждый прыжок.
— Да пошёл ты, Бесов, — вдруг выплевывает Лика. — Как меня достал твой эгоизм. Пашеньке плохо, и все должны оставить его в покое. Пашеньке хорошо, и все должны участвовать в его празднике жизни!
Никак не реагирую на её речи, слушаю, как скакалка, совершая очередной круг, прорезывает воздух хлестким звуком. К тому же, это не впервые. Лика и раньше закатывала подобные скандалы, а потом всегда приходила просить прощения.
— Я устала от твоего отношения, — собирается пустить слезу девушка, отчего морщусь ещё сильнее.
— Лик, иди домой, — останавливаюсь, говорю спокойным голосом. Таким образом ещё больше её злю. Пусть взрывается, орёт всё, что хочет, и наконец уходит. Оставит меня одного, вариться в мыслях и воспоминаниях.
— Сука ты, Бесов, — орёт взбешенная блондинка. Всё как по сценарию. — Ненавижу тебя. Забудь мой номер, понял? — трясет пальчиком в мою сторону.
— Ок, — поднимаю обе руки в жесте сдаюсь, провожаю её удаляющую спину и наконец вздыхаю — тяжело, смиренно.
Милла… Я должен поехать к ней. Должен быть там, если она проснётся. И плевать на Влада. Она мой самый лучший друг. Да кого я нахрен обманываю! Друг?! Нет, она больше, чем друг. Намного больше…
Семнадцать лет назад
.— Митяй, у меня к тебе просьба одна, только она странная.
— Мы с тобой только что такой гол разыграли! Сделаю всё, что хош, — смеётся, замирая на узкой тропинке с футбольным мячом в руке. Мой старший товарищ Димка так же, как и мы с Милкой, гостит у своей бабушки в деревне, по соседству от нас. Последнее время мы частенько с ним гоняем мяч с мальчишками из близлежащего посёлка.
— Мне надо, чтоб ты меня ударил, — в лоб говорю ему. — Нет, даже избил.
— Что?! — ползут белобрысые брови на самый лоб, а солнечно-рыжие волосы встают торчком. — Зачем, Паш?
— Я скажу, что меня избили мальчишки из команды соперников.
— И? — да, это не объяснение.
— Понимаешь, мне надо, чтоб мои родители и Милка решили, что я за себя постоять не могу, — пытаюсь сформулировать просьбу. — Я хочу в бокс пойти, а они все против!
— Ты думаешь, это поможет?
— Уверен, — убеждаю я друга.
— А если бабка твоя пойдёт с этими парнями разбираться и узнает, что они не при чём. Что тогда? — сомневается Митька. — Она у тебя вон какая… строгая, — проглатывает ком в горле. Нет, она не строгая, она ведьма. Такой её считают многие.
— Никуда она не пойдёт, — неуверенно говорю ему.
— Да брось ты, Паш. Попроси родителей ещё раз. Объясни всё по-хорошему. Может, они передумают.
Они-то передумают. Но вот Милка…
— Но мне очень-очень надо, — хватаю друга за руку. — Мне надо, чтобы Милла поняла, как это для меня важно. И поддержала, понимаешь?
— Нет, — по-честному говорит рыжеволосый мальчишка. Я его не виню, но для себя уже всё решил.
— Пожалуйста, — смотрю с мольбой. — Просто ударь меня!
Митька долго молчит, лишь сканирует моё лицо тяжёлым взглядом. Будто проверяет, не тронулся ли я умом.
— Ладно, — сдается он. — Но ты дурак, Пашка. Куда бить?
— Куда хочешь, — подставляю свой фейс под кулак друга, непроизвольно морщусь.
Всё ради благой цели, внушаю самому себе. Ради благой цели!
— Что случилось? — залетает Милка в дом. Я сижу на табуретке, а бабка Валя заклеивает мне рану над бровью. Кровь уже не идёт и выглядит не так страшно. Но картину дополняет сине-бордовый синяк под левым глазом.
— Да с парнями мяч не поделили, — хочется улыбаться при виде её взволнованности, но стараюсь держать подавленный вид. — Что я могу перед такими амбалами? Те парни из посёлка все спортсмены.
— Уши бы им ободрать, — недовольно бухтит бабушка Валя, обрабатывая синяк специальной мазью.
— Больно? — разглядывает моё лицо Милка.
— Уже нет, — пожимаю плечами. — Но больше не хочу получать…
— Может, тебе с футболом завязать? — вдруг выдаёт подруга. Конечно! А ещё что? В куклы с ней играть!?
— Я в бокс пойду, — твердо говорю, глядя прямо ей в глаза.
— Опять ты за своё, — фыркает девчонка. — Бабушка Валя, скажите вы ему!
— Чему быть, того не миновать, — таинственно произносит старуха. — Иди, Павлик, в бокс! — после чего разворачивается и уходит. Я наконец получил одобрение хоть от
