про ближайшие выходные.
– Не начинай, мам, – тут же завелась она. – Пожалуйста. Ты никогда не вмешивалась в мою жизнь и всегда давала мне самой принимать решения, поэтому не говори, что теперь и ты начнешь поднимать крик по поводу Тима. Мама, его браку конец, и в нашей поездке в Париж нет ничего предосудительного. Прошу, мне и без тебя приходится всякое выслушивать…
Я сказала ей, что не собиралась протестовать против ее поездки в Париж, я даже не знала, женат Тим или нет. И позвонила совсем по иному поводу.
– И зачем ты тогда позвонила, мама?
Моя дочь умеет быть резкой. И делать другим больно.
Я не сдержалась.
– Хотела убедиться, что ты не забыла про нашу серебряную свадьбу в эту субботу, – выпалила я прежде, чем успела себя остановить.
– Вашу – что?
– Двадцать пять лет назад мы с твоим папой поженились. Вот и подумали, что вы с Джоном, наверное, собираетесь… ну, устроить нам что-то вроде праздника. Просто соседи спрашивают, ты же понимаешь…
Я услышала, как она резко вздохнула.
– Ах да, мама, конечно. День дураков. Боже, ну конечно…
И тогда я поняла, что она на самом деле забыла. И Джон тоже забыл. И что никакого праздника не состоится.
Был четверг, поэтому звать гостей и устраивать торжество мы уже не успевали. Это разобьет сердце Бобу. Он куда больше меня переживал, что в последнее время его маленькая крошка редко приезжает домой навестить родителей. Ему так не терпелось надеть новый костюм и спеть «You Make Me Feel So Young» [24]. Муж предположил, что дети забронировали зал на втором этаже паба «Канарейка»: как он слышал, на субботу там запланировано какое-то мероприятие.
Я подумала о сестре Боба, которая имела обыкновение высказываться о наших детях с долей неодобрения, и моей доброй и великодушной двоюродной сестре, о замечательных семейных праздниках, состоявшихся у обеих. Еще подумала о своем темно-синем креповом платье и сумочке в тон. И о годах, которые провела на сквозняке за кассой в супермаркете, чтобы заработать побольше денег для нашего фонда. И о том, как мы потратили эти деньги на недешевый пиджак, в котором дочь устраивалась на свою первую работу, и какие столы накрывали на день рождения Эми и Джона, приглашая к себе домой их друзей. Подумала о сверхурочных, которые брал Боб, и как он колесил по дорогам до красноты в усталых глазах и одеревенения в затекших плечах, чтобы купить детям велосипеды, радиоприемники, а позднее CD-плееры. И обо всех посещениях Леголенда и парков дикой природы. Вспомнила однодневные поездки через Ла-Манш во Францию.
И на какую-то пугающую секунду почувствовала, что ни капли не расстроилась бы, если бы вычеркнула из жизни Эми и Джона.
Но усилием воли взяла себя в руки. Зачем были нужны эти усилия – четверть века экономии, работы, заботы о доме, чтобы дать детям больше, чем имели мы, – если все закончится раздражением и обидами? Следовало сгладить серьезность их проступка и притвориться, что ничего страшного не произошло. И сделать это нужно было быстро, пока Эми не начала оправдываться.
Я заговорила первой, не дав дочери собраться с мыслями:
– Понимаешь, мы с папой собираемся на эти выходные уехать и хотели убедиться, что не нарушаем ваших планов…
– Мам… прости меня… – начала она, но никаких извинений с ее стороны допустить было нельзя.
Если дело дойдет до них, все пропало.
– Ну вот и славно. Если вы собирались послать цветы, то, раз мы будем в отъезде, лучше отправить их папиной сестре.
Эми сглотнула:
– Да, мама, конечно.
– А празднование тогда устроим на жемчужную свадьбу.
– Жемчужную?
– Да, так мы с папой всегда и планировали, серебряная свадьба для нас не столь важна. И раз уж меня зовут Перл [25], то настоящее большое торжество должно пройти на жемчужную свадьбу. – Я постаралась, чтобы в голосе звучали благожелательность и радостное предвкушение.
– А это… когда? – спросила дочь.
– На тридцатую годовщину, разумеется, – весело ответила я. – Уже через пять лет, так что вам с Джоном лучше не тянуть с приготовлениями. Устроим праздник всем на зависть.
Ее голос был исполнен благодарности.
– Спасибо, мамуль, – сказала она.
Уже не «мама».
Потом я подумала, куда можно съездить с Бобом, и забронировала нам на выходные гостиницу в Блэкпуле. На сестру Боба цветы, разумеется, произведут неизгладимое впечатление. Я знала, что букет, приобретенный с чувством вины, выйдет увесистым. В конечном счете так будет гораздо лучше, чем упиваться жалостью к себе.
Все-таки не напрасно в школе меня прозвали Умняшкой Перл.
На работе у меня есть прозвище – Добряк Джон.
Все началось с того, что я завел одну дурацкую традицию: по пятницам выставлял на свой рабочий стол угощение для всех желающих – каждому предлагался бокал игристого и немного копченого лосося на крекере. Неплохая отправная точка для удачных выходных. Традиция прижилась и среди тех, кому некуда было потом идти, и среди тех, кого ждало продолжение вечера; такое начало выходных получалось куда приятнее безобразной попойки в пабе, чем часто грешили в других офисах. Из расходов – стоимость двух, от силы трех бутылок бюджетной шипучки. Благодаря им, одной упаковке копченого лосося из ближайшего «Маркса и Спенсера», нескольких пачек крекеров и нарезанного лимона я приобрел репутацию настоящего добряка.
У нас в офисе подобралась хорошая команда, хотя само место – не верх мечтаний, большинство из нас думает подыскать себе к тридцати что-то попрестижнее.
Ладно, проехали, это всего лишь работа, да и фирма у нас уважаемая, так что какая, к черту, разница.
Мне все нравится, и я живу в просторной светлой квартире, которую снимаю вместе с двумя коллегами.
Как-то мне на работу позвонила сестра и попросила к телефону Джона. У нее уточнили: «Вам какого Джона, Добряка или другого?» Она ответила, что, наверное, другого, но, к своему удивлению, ошиблась.
– Ты ни разу не добряк, – обвинительным тоном сказала она.
– Согласен, но и не жлоб, – парировал я.
Она признала мою правоту, и мы заговорили о другом.
Думаете, как брат и сестра, мы близки? Не особенно. Конечно, между нами есть связь, которую мы вынесли из непростого детства. Есть много общих воспоминаний. Но жизни у нас сложились совершенно по-разному.
Эми посещала один из тех новомодных колледжей, где готовят секретарей. Женщин там учат не только делопроизводству, но и хорошо одеваться, а также достойно вести себя в обществе. И Эми была примерной ученицей. Она стройная как тростинка
