блинов на Масленицу. С вареньем!
То сын — мелкий вор.
А я чувствую себя Валеком из «Детей подземелья».
* * *
Есть много необъяснимого, чудесного в жизни, нам кажется, это мелочи, но эти почти незаметные сигналы из неведомого нельзя просто сбросить со счетов, ибо они непреложный факт есть.
Папа каким-то неведомым образом ухитряется постоянно сталкиваться со мной в дверях.
Он выходит во двор крайне редко, не чаще раза в два-три дня и в разное время, а я ухожу и возвращаюсь домой не более раза за день. Учитывая это, как он умудряется закупорить проход именно в те несколько секунд, когда в дом вхожу я, непонятно. По закону больших чисел мы должны сталкиваться с ним на входе не чаще раза в полгода примерно, а может, и того реже.
Мы же с ним стабильно застреваем в дверях в среднем раз в неделю!
Это очень опасно. Обычно я возвращаюсь нагруженный сумками, в которые под видом радостного приветствия пытается засунуть свою фыркающую морду собака Белка, и потому не открываю дверь настежь, а лишь немного приоткрываю, просачиваясь в дом боком, с криками «Пошла вон!», и входя в коридор практически пятясь. Сегодня успел остановиться сантиметрах в пяти от отцовской спины, он, надевая ботинки, топтался в коридоре, еще одно мое движение, и я бы сшиб его с ног.
Так как время моего возвращения варьируется и чаще всего зависит не от меня, то это, несомненно, папа чувствует какой-то флюид, что я уже близко, и поднимается мне навстречу: ведь он обычно или часами возится со стряпней, или смотрит телевизор.
Когда уже ученые скажут свое слово о подобных феноменах? Случится ли это когда-нибудь…
* * *
Уход за пожилым человеком тяжел не физически. Это самое легкое, пустяк, слава богу.
Пока ты сам в силе, помыть отца, пол в доме и лишних пару чашек — о чем тут говорить вообще. Папа сел и не может встать, в кресле ли, в ванной — это ерунда, это весело и охотно. Придерживать за руку. Следить за расписанием и приемом лекарств, искать вещи — вот, собственно, и всё.
Но вы знаете, из-за чего может быть скандал на полдня?
Из-за того, что вы, набирая воду в желтую кружку, чтобы папа запил таблетки (именно желтую, эмалированную и никакую другую, если вам не нужен другой скандал), досчитали не до четырех, а только до трех. На самом деле, конечно, до четырех, но вы считали слишком быстро.
Нет, ты считал до трех! Не ври! Я специально смотрел и считал! Почему ты делаешь все назло? Никакого толку от тебя нет, что ты есть, что нет тебя. Это так просто — открываешь кран и считаешь до четырех. А вчера ты вообще досчитал до шести! Ты знаешь, сколько стоит кубометр воды?
Почему ты, готовя, положил крышку от кастрюли возле плиты? Нужно на стол! На стол! Почему? Потому что так нормальные люди делают. А ты не человек, ты чудовище.
Две поварешки. Мне нужно две поварешки супа, а не две с половиной, издеваешься надо мной, что ли? Там две с половиной, ты переполненные поварешки набрал. Убери из чашки лишнее. Куда морковку потащил?
Все это очень отредактировано. Я не преувеличил ни слова, преуменьшил, скорее. Ну и интонации, а децибелы не передать.
Сашка не вытаскивает беруши из ушей, при этом все слышит. Он мой друг и хороший человек, но я очень боюсь, что он от нас с папой сбежит. Как мне ездить тогда по делам? Папа теперь и пары дней один не вытянет.
Все это каждый день. И ночь, если пожилой человек проснулся. Иногда возникает ощущение, что ты сходишь с ума.
Взрываешься в ответ. Тоже орешь. Потом успокаиваешься. Считаешь ровно до четырех. Запоминаешь, куда, разливая по чашкам суп, надо класть крышку. Следишь за уровнем борща в поварешке. За количеством морковки в чашке у отца.
И так без конца. Без пауз. Без перерыва на обед.
Есть два-три часа относительного покоя, когда папа спит днем. И ночь. Мое время. Я давно уже не сплю по ночам. Мне надо немного жить.
И я не хочу стареть. Нет. Нет.
25 февраля 2018 г.
Сон, наконец-то глубокий сон… как хорошо.
Все из далекого детства. От мягких еще игрушек. Солдатики будут потом, это уже не так близко к душе.
Во времена мягких игрушек вопрос «будешь со мной играть?» — как предложение любви. «Я с тобой не играю!» — значит, уходи, я тебя не люблю.
Я пришел к тебе в гости. Или ты ко мне. Первым делом — покажи свои игрушки. Конечно, покажу!
Смотри, это верблюд Яша, у него ноги сгибаются, как хочешь, это надувная кошка Микки, она мягкая и добрая, у меня еще есть синяя птичка, ее никак не зовут, но она хорошая, я ее очень люблю! Это мои драгоценности. Мой мир. Мои друзья.
А в ответ…
Облезлый твой верблюдик, на Микки мы наступим, ха, она лопнула, кажется, а птичка все время валится на бок.
Нет, Яша хороший, куда ты наступил, Микки больно, а птичка — дай ее сюда… И сожмешь ее в ладони. Как можно такую птичку не любить…
Не хотят с тобой играть. Игрушки твои старые и плохие…
Не надо так. Ни в детстве, ни потом — не надо.
Если с тобой не хотят играть — молча собери свои игрушки, собери самого себя и уходи. Свой мир захватив с собой.
Его разделит кто-то другой. Даже если тебе невозможно это представить сейчас. Но… поиграй пока один. Главное, не оставляй игру, не сиди в уголке.
Потому что однажды к тебе обязательно подсядет кто-то, кому понравятся твои игрушки и, значит, ты сам. Вы рассадите верблюда Яшу, подогнув ему веселые ноги, кошку Микки (она не лопнула, просто пробочка выскочила) и любимую синюю птичку, и начнется новая жизнь.
Если подбежит соседский Вовка, чтобы с хихиканьем распинать все это, — встань и отпихни его, а не поможет — дай ему в нос, пусть ноет, а сам вернись за стол, который вы сложили вместе, сказав: «Ну, а теперь давайте все вместе обедать».
Так пройдет вечер. А потом другой. К тебе будут приходить в гости все чаще и чаще. И однажды, когда гостья твоя будет уходить, ты протянешь свою любимую синюю птичку ей и скажешь: «Возьми ее с собой, я тебе ее дарю».
26 февраля 2018 г.
Топ-топ-топ, дробно и мелко,
