не даст им места, вдруг они уйдут и больше никогда не вернутся?
«Не драматизируй. На писательстве свет клином не сошелся».
Анна дремала рядом на пассажирском сиденье. Вот у кого было полно причин утром вставать с кровати. Сара тоже сумеет найти смысл и цель в других областях жизни. Она вспомнила преподавание. Может, вкладывай она в него больше души, сумела бы проникнуться большей любовью к работе. Можно будет попробовать снова податься на позицию старшего преподавателя.
Тут Саре вспомнилась идея для новой книги, и как эта идея ее волновала и радовала. Если вернуться к преподаванию, напишет ли она когда-нибудь эту книгу?
И что им с Анной делать по поводу Лондона и всех оставшихся без ответа вопросов о родителях? Хотелось бы ей нанять Эллери Доусон! Дать ей карту их района в Ист-Энде – пусть составляет социальную схему всего их круга общения. Эллери бы в два счета нашла Мередит с Кароли и предоставила бы Саре полный отчет, сидя у нее на кухне и потягивая травяной чай Анны-Кат.
Да, а что будет с самой Эллери?
Сара крепко вцепилась в руль обеими руками. «Я буду счастлива, что бы мама для Эллери ни написала…
Если только она ничего не испортит с мужем Эллери и…
Прекрати! Все будет хорошо».
Пожалуй, Саре надо нанять себе коуча.
«А может, я сама могла бы стать таким коучем».
От этой мысли она так расхохоталась, что разбудила Анну.
– Прости. Спи дальше.
Анна снова задремала.
Сара включила радио. Почему каждая песня заставляет ее думать о Нике? Она выключила музыку.
* * *
Наконец навигатор вывел Сару к «Костал Нейшнл Банк», современному зданию из стекла и бетона в центре Портленда. Однако найти место для парковки ближе, чем в миле от банка, никак не удавалось.
– Это просто смешно. Мы же не в Вашингтоне. Казалось бы, трудно ли найти парковку?
Но как оказалось – трудно. Парковки были забиты битком, а время истекало.
– Слушай, – наконец сказала Анна, – выходи у банка. Я буду ездить вокруг, а через двадцать минут тебя заберу. Вряд ли это займет больше времени, правда?
– Но ты мне нужна там.
– Я так на рейс опоздаю.
– Я просто не могу идти туда одна.
– Прекрасно можешь, – заявила Анна решительно. Сара притормозила у банка. Ее начинало подташнивать. Она вылезла, и Анна пересела на водительское место.
Сара посмотрела на сестру в мучительной неуверенности.
– Сара, просто иди и все. Не думай. Ступай.
Сара зашагала к банку. Дождь прекратился, но на улице было по-прежнему сумрачно. Сквозь стеклянные панели Сара различала помещение банка внутри, мерцающие аквариумы отдельных кабинок, огромные комнатные растения и плакаты с изображениями счастливцев, чью жизнь волшебным образом изменили услуги банка. Она вошла в маленький дворик с фонтанчиком. На круглой скамье вокруг фонтана абсолютно спокойные люди беззаботно поедали претцели и чипсы из маленьких хрустящих пакетиков и потягивали холодную газировку.
Ноги у Сары вдруг стали тяжелыми-претяжелыми и очень горячими. Каждый шаг давался медленно, с трудом. Наконец она остановилась перед высокой дверью.
И замерла.
Сделав несколько шагов назад, она отыскала у фонтана место, куда можно присесть. Обеими руками обхватила сумочку, прижимая к животу, точно спасательный круг. Дыхание у нее замедлилось.
Она смотрела, как люди входят в банк и выходят оттуда. Все шагали так целеустремленно, словно твердо знали, куда идти, кого любить, как творить так, чтобы внутри у тебя, в самой сердцевине, не образовывалась пустая мертвая дыра.
Открыв сумочку, Сара достала конверт, вытащила из него ключ и повертела в руках. Вспомнила первый момент, когда Дэвид Оллман преподнес ей предсмертное желание – и как мама в письме употребила слово «смелость». Ведь правда же, поразительное слово. И Сара вдруг поняла, что в том, чтобы открыть сейф, нет ни капли смелости. Ни отваги, ни риска. Ни бесстрашия, ни творчества, ни изобретательности.
Она крепче стиснула ключик в пальцах.
Ей представилось лицо матери, когда та прочитала первую главу Сариного романа девять лет назад. Как мама сняла очки, взяла Сару за обе руки и сказала: «Радость моя, у тебя настоящий талант». Представилось лицо отца в их лондонской квартирке и то, как она целовала его перед сном, когда он сидел за компьютером, отстукивая на черной пластмассовой клавиатуре свои заветные мечты. Забравшись в постель, она засыпала под постукивание его пальцев, словно под музыку. Сара представила себе стопки его черновиков, набросков на желтых страницах блокнотов, выглядывавших из потертого кожаного портфеля, который он всегда носил с собой в школу.
Сара вспомнила, как на последней премьере Шер Фокс спросила у нее: «А вы тоже пишете?»
Сара посмотрела на волнистые отражения в дверях банка.
Снова перевела взгляд на ключ у себя в руке.
«Мама доверила мне написать эту книгу.
Могу и я ей довериться?
А себе – могу?»
Одним быстрым движением Сара запихнула ключ обратно в конверт, а конверт – в сумочку. Поднялась, повернулась к зданию банка спиной и зашагала прочь.
Она позвонила Анне, и через несколько минут та притормозила рядом.
– Как ты быстро.
Анна смотрела на нее, широко распахнув глаза.
Сара кивнула.
– Ну что, забрала?
Сара покачала головой.
– Я не стала открывать сейф. Не смогла. – Голос у нее дрожал от волнения. – Не могу уже останавливаться. Я должна написать эту книгу. И ни в какой Нью-Йорк я не поеду. Я поеду в Лондон. Сегодня же.
– Сегодня?
– Я пять месяцев провела, пытаясь помочь Эллери Доусон выяснить правду о ее отце, – и поняла, что никогда ее не найду, если не узнаю правду о моем. Мне нужно знать правду о папе. И о маме. Я допишу эту книгу. Я должна закончить начатое. Я нашла свои слова и твердо намерена сохранить их.
Ваша знаменитейшая светлость, я покажу вам,
на что способна женщина.
Артемизия Джентилески
Сара стояла в лондонском аэропорту Хитроу перед престарелым сотрудником паспортного контроля с густыми косматыми бровями, из-под которых щурились недоверчивые щелочки глаз.
– Назовите цель вашей поездки.
– Деловая… мне кажется.
– Вам кажется? – Он посмотрел на паспорт Сары, а потом снова на нее. – Чем вы занимаетесь?
Сара посмотрела на серую пыльную стойку, а потом снова на пограничника. Распрямила спину и сказала:
– Я писатель. – Слова вырвались у нее сами собой, неожиданно, без размышлений. Руки вдруг закололо, точно иголочками. – Я писатель.
Она сама не знала, зачем повторила эту фразу. Может, просто чтобы подтвердить самой себе, что имела в виду именно это.
