Дом Евы - Садека Джонсон

– Недолго осталось, сын. Будешь третьим поколением врачей в семье, – сказал Уильям-старший с улыбкой.

– Горжусь тобой. – Роуз сжала его руку. Элинор закатила глаза и уставилась в свою тарелку. Ну они и притворщики. Но не успела она съесть и трех кусочков, как Уилла начала ворочаться. Элинор встала, чтобы взять ее.

– Дай-ка ее мне, – заявила Роуз. – Тебе нужно есть, чтобы набираться сил.

Элинор сжала зубы, но сделала, как ей сказали.

– Утютю, маленькая, – заворковала Роуз. – Ой, она глазки открыла на меня посмотреть.

Она наклонилась к Уилхелмине нос к носу.

– Похоже, у нее будут красивые зеленые глазки.

– Там видно будет, – отозвалась Элинор, копаясь в своей тарелке, но она тоже заметила светлые глаза.

– Знаете, а зеленые глаза – это с моей стороны семьи, – сказала Роуз будто бы в никуда.

О чем она, черт возьми?

– У моего прадеда были зеленые глаза. Они обычно появляются каждые несколько поколений, – продолжила Роуз с улыбкой.

Камень, который весь день словно лежал у Элинор в животе, теперь показался ей огромным валуном. В ушах у нее продолжал звенеть голос матери Маргарет. Почему они устроили удочерение тайком от нее? Почему не рассказали ей о том, что такое возможно, и не спросили, интересует ли ее это? Наверное, им было что скрывать. Роуз Прайд ничего не делала просто так. К ситуации с Уиллой это тоже относилось.

И тут Элинор все поняла. Бесконечные смены в больнице до позднего вечера, когда Уильяму нельзя было позвонить… Элинор не знала, от недосыпа это или оттого, что комнату слишком сильно нагрели, но перед глазами у нее все поплыло. Она оперлась руками о стол, чтобы не упасть, огляделась и словно увидела их всех впервые. Они все лжецы. Эти люди, вроде бы ее семья, обвели ее вокруг пальца.

Зеленые глаза – это с моей стороны семьи.

Уильям был ей неверен, и от этого романа родилась Уилхелмина. Роуз, мать, которая влезала во все дела своей семьи, справилась с ситуацией, устроив удочерение. Она всегда была словно волшебница – взмахнет палочкой, и все проблемы окружающих исчезают. Уилхелмина ребенок Уильяма, но не Элинор.

– Как ты мог? – прорычала Элинор. Все обернулись к ней.

– Дорогая, с тобой все в порядке? – Уильям потянулся к ней, но она отдернула руку, будто он ее обжег.

– Ты мне солгал, Уильям.

Элинор поверить не могла, что ему хватало наглости делать удивленное лицо. Как долго он собирался продолжать этот спектакль? Может, она и не врач, но не дура же.

– Ты и твоя мать.

Роуз прищурилась.

– О чем ты вообще, девочка?

– Мать Маргарет. Она мне сказала, что вы с ней встречались. Что вы послали ее в больницу, чтобы подсказать мне идею удочерения. Это не совпадение. Вы меня обманули.

Уильям с матерью переглянулись; на лице у него промелькнула паника.

Роуз заговорила умиротворяющим тоном, какой Элинор не раз у нее слышала, когда она старалась добиться своего.

– Потому что мы знали, что ты не сумеешь выносить ребенка, дорогая. Мы просто хотели облегчить тебе жизнь.

– Так почему вы просто не сказали мне, чего хотите?

– Потому что мы не думали, что ты к этому готова, – отозвалась Роуз, пожав плечами.

– Элли, – начал Уильям, но Элинор его оборвала.

– Мы. Всегда «мы». Вы все вместе против меня одной.

– Ты не так поняла, детка. Я просто…

– …Делаешь, что мама сказала. Что ты скрываешь?

– Ничего, – ошеломленно отозвался он.

– Тогда как цвет глаз может быть с вашей стороны семьи, Роуз? Уильям, это что, твой ребенок от другой женщины? – Элинор озвучила свой самый глубокий страх.

– Что? Нет! Как ты могла такое подумать, милая?

– Ты думаешь, достаточно просто сказать «милая»? – Элинор вся дрожала от гнева. – Сначала звонят и говорят, что будет мальчик, потом говорят, что произошла какая‐то ошибка, и дают нам девочку. Девочку с зелеными глазами, как у родственников твоей матери. Ты знаешь, какова вероятность зеленых глаз у негритянского ребенка? Даже если он мулат.

Роуз фыркнула.

– Да ты бредишь.

– А вы слишком властны и заносчивы, – огрызнулась Элинор. Она впервые проявила невежливость в отношении Роуз, но извиняться не стала. Повернувшись к Уильяму, она воскликнула: – Как я могу верить хоть одному твоему слову?

– Элли!

– Хватит. В этой семье слишком любят притворяться. Я этого больше не вынесу. – Она посмотрела на ребенка на руках у Роуз и невольно увидела между ними сходство. Элинор вылетела из столовой, а в кухне сорвала с крючка ключи от машины. Тут ее догнал Уильям.

– Элинор!

– Пожалуйста, оставь меня в покое. – Она распахнула дверь и выбежала на улицу. Как раз перед тем, как ее захлопнуть, Элинор услышала голос Роуз:

– Помни о соседях, дорогой! – А потом она добавила уже тише: – Видишь, вот что бывает, когда женишься на девушке не своего круга.

Элинор села за руль их машины впервые за много месяцев и тут увидела, как через заднюю дверь выбегает Уильям.

– Детка, подожди!

Как только двигатель заработал, Элинор выехала на улицу и не стала оглядываться назад.

К тому времени, как я отработала свой недельный долг в прачечной, руки у меня огрубели, кожа на них начала шелушиться от постоянного контакта с горячей водой и отбеливателем. Я очень соскучилась по тете Мари. В день моего освобождения миссис Шапиро за мной в Вашингтон не приехала. Она получила, что хотела, и раз теперь бумаги были подписаны, мне предстояло позаботиться о себе самой. Слава богу, тетя Мари прислала мне деньги на автобус. Одна из бессрочниц много месяцев ничего не слышала от своей семьи, и хотя ее срок давно закончился, она осталась и продолжала работать в прачечной, потому что ей некуда было идти.

За час до отправления моего автобуса кухонная сестра Кэтлин сунула мне в дорогу пакет с едой, я поблагодарила ее и в последний раз вышла из этого дома через боковую дверь. Днем раньше сестричка Бетани обещала, что отвезет меня на автобусную станцию, но когда я подошла к задней двери дома, то увидела, что ключи от фургона держит мать Маргарет.

Ехали мы молча. Когда мы подъехали к станции автобусов Грейхаунд на Нью-Йорк-авеню, я поблагодарила ее за то, что она меня отвезла, и вылезла из фургона, держа все те же две муслиновые сумки, с которыми приехала в августе. И содержимое сумок было такое же. Изменилась я.

Я услышала, как опускается окно фургона, а потом мать Маргарет