Но на свободу вышел совсем другой Садовников. В СИЗО Дима уверовал в Бога и начал проповедовать. Сперва отцу и Слепцову. Через год он читал проповеди перед тысячными толпами, но эта первая его аудитория была самой сложной. Они ведь знали его как никто. Не верящий ни во что отец, старший брат писателей - авторов правдивых сказок о человеке труда, и Вася Слепцов, у которого все вопросы с Богом были "порешаны" давно, надежно и навсегда.
Диму Садовникова второй и последний раз я видел на дне рождения у Потехина. В подарок новорожденному он принес Библию, а Вася Слепцов подарил толкование к ней. С Димой была его новая жена, крупная женщина, беременная вторым ребенком. Такая же новая жена и тоже беременная сидела рядом с Васей. С Димой поговорить мне не удалось, хоть я был и не против. Зато Вася отвел меня в сторону и долго рассказывал, как велик Дима. Я не спорил. Вася был серьезен и трезв. Он предложил встретиться на следующий день, но я от встречи уклонился.
От того разговора с Васей в памяти у меня осталась только одна фраза. Глядя на танцы наших раздобревших и крепко пьяных однокурсников, он оставил рассуждения о вине человека перед Господом и сказал вдруг уверенно и четко, словно эта мысль неожиданно поразила его: Дьявол искушает нас нашим прошлым...
- А вас? - поинтересовалась Лена. Кажется, ей не было скучно меня слушать. - Чем вас искушает дьявол?
- Я вам потом расскажу, - пробормотал я. - Ну что, идем знакомиться с пастырями?
- Идем, - согласилась Лена. - Куда это, кстати, мы приехали? Где их церковь?
- Не церковь. Здесь офис журнала, в котором работает Слепцов.
Вася встретил нас в своей любимой манере.
- Очень, - сказал он, глядя на Лену. - Очень, - повторил он еще раз, целуя ей руку. - Митя много говорил.
Понимать следовало так, что Митька много ему рассказывал о Лене. Нам уже несли кофе, Вася устраивался в кресле, и я видел, что он готовится к долгому монологу.
- Когда говорил? - Мне надо было немедленно перехватывать инициативу.
- Что? - Он на секунду растерялся, приоткрылся, и я увидел тень так хорошо знакомого мне Слепцова. - Тебе что, протокол беседы на стол положить? Нотариально заверенный? С указанием места и времени?..
Тут он спохватился. Заносчивость есть проявление гордыни, а гордыня грех. Христианская терпимость - норма жизни...
Я улыбнулся. Вася улыбнулся. Инцидент был исчерпан. Лена растерянно перевела взгляд с него на меня.
- Так, когда вы с Митькой виделись в последний раз? - повторил я вопрос.
- Месяц прошел, не меньше. Погоди, у меня записано. - Он полистал ежедневник. - Гляди-ка, без малого - два. Время как летит... А в чем дело?
- И о чем вы говорили?
- Вспомнить надо. - Вася скосил глаза в угол комнаты. Он опять хитрил - все у него было записано в ежедневнике. - Так что все-таки случилось?
- Дима пропал, - коротко сказала Лена.
У нее получилось убедительно. Трагично. "Пропал..." Я бы сказал что-то вроде: "Да, вот, представь, Митька куда-то делся". А она - Дима пропал... Прямо - конец всему. Как будто мы о разных событиях говорим.
- Где пропал? И когда?
- Вышел из дому неделю назад. Должен был уехать на вокзал. Но на вокзале не появлялся, - так же коротко сформулировала Лена.
- Он собирался куда-то... в Таганрог? - нахмурил лоб Слепцов.
- В Барнаул.
- Да, да. В Барнаул. В милицию заявили?
- Нет, - ответил я.
- Да, - ответила Лена.
Я посмотрел в ее сторону.
- Да, - повторила она. - Вчера.
Слепцов перевел взгляд с нее на меня, потом - с меня на нее. Я пожал плечами и повторил свой вопрос:
- Так о чем вы говорили?
- Он денег спрашивал.
- Денег? - удивилась Лена.
- Это могло быть, - согласился я. - У него не было денег на дорогу. И что, дал ты ему денег?
- Не получилось, - ответил Слепцов, и я понял, что все-таки он изменился. Он и прежде не дал бы и потом долго объяснял, почему так вышло. А теперь просто и понятно: не получилось.
- Да, он у многих спрашивал, но все как-то...
- Но ведь он нашел, раз уехал... Вернее... Билеты ведь были куплены?
- Я ему нашел. Одолжил у друзей...
- Одолжил у друзей? - в изумлении повторила Лена, глядя на меня.
- Да. У Гайдебурова. Есть у меня такой приятель. Удивительно, лет шесть-семь назад найти тысячу в долг мне было легко и просто, а сейчас... Честное слово, я уже думал - никто не даст. Как-то все так изменилось.
Последняя фраза получилась у меня беспомощной и слабой.
- И вы пришли ко мне искать Митю Хвощинского?
- Может, ты знаешь что-то или слышал...
- Ну, подумай сам, - широко и ласково улыбнулся мне Слепцов, - откуда, от кого? Моя жизнь сегодня, как у честной немецкой бюргерши, начинается на три буквы...
- Вот как! - порадовался я.
- ...три буквы "к": кирха, киндер и кухня. Только моя кухня - здесь. Журнал пеку. О компьютерах знаю все. О Хвощинском - увы. Только старые, прокисшие слухи. Кому они нужны?
- Ну, да. - Я покивал, соглашаясь, что старые слухи никому не нужны. Как Садовников?
- В Америке. Его пригласили проповеди читать. Учит янки родину любить. То есть Господа.
- Отлично. Проповеди на экспорт. А я был уверен, что у них в этом бизнесе перепроизводство. Все уже знают, что Бог их любит. Всем уже сообщили. Или кому-то забыли об этом сказать?
- А с чего ты взял, что Он всех любит?
- Что?
- За что любить обосранного алакаша, уснувшего на мусорнике? Вот ты его любишь? Он украл у жены единственное выходное платье - подарок матери, продал его, а деньги пропил. И теперь валяется комком бесчувственной плоти на куче мусора, весь в собственном дерьме и блевотине. Ты его любишь? Ты подойдешь к нему? Обнимешь его? Назовешь своим братом?
- Речь не обо мне. Между мной и Богом есть разница.
- Есть. Но почему считают, что Ему нужны те, кому Он не нужен? Он не навязывает Себя никому. Встань с мусорной кучи, на которой ты валяешься, умойся и приди к нему. Сам приди. И вымоли у Него прощение за то, каким ты был и как ты жил. Может быть, Он простит.
- А может не простить? С Новым Заветом...
- Новый Завет не для всех!
- Вот так?!
- Новый Завет для тех, кто уже прозрел, кто приблизился к Господу. А основы веры заложены в Ветхом.
- Я был уверен, что все ровно наоборот. Подожди, мы вообще о христианстве говорим?
Слепцов сложил губы в сардонической гримасе.
Прощался с нами он так же, как и встречал.
- Весьма, - он поцеловал Лене руку. - Был рад.
А мне предложил звонить и появляться. Если что-то будет нужно.
Мы вышли из его кабинета и успели отойти довольно далеко по коридору, когда он вдруг позвал меня:
- Саша! На секунду. Совсем забыл.
Пришлось вернуться.
- Не хотел при Елене говорить. Его жена... Митьки Хвощинского бывшая жена - ты ведь ее помнишь?
- Леру? Разумеется, помню.
- Я ее тоже видел.
- Когда? Сегодня?
- Нет. Почему сегодня? Мы случайно встретились с ней дня за три до того, как ко мне зашел Митька.
- Случайно встретились? Где?
- Да в двух шагах отсюда. На улице. Я шел, а она - мне навстречу. Пригласил зайти. Посидели. Поболтали ни о чем. Ну, знаешь, как это бывает.
- Знаю, бывает. А, прости, о чем поболтали?
- О Европе. Она там сейчас живет больше, чем тут.
- Действительно ни о чем. И все?
- И все. А через несколько дней пришел Хвощинский.
- Интересно... Ты ведь до этого давно с ней не виделся.
- Очень давно. Но я ее сразу узнал.
Календарь еще отсчитывал последние майские дни, а жара в городе стояла летняя, почти июльская. Такая же тяжелая и густая. Возвращаться в контору мне не хотелось.
- Не выпить ли нам кофе? - предложил я Лене.
- Опять кофе? Сколько можно!
- Ну, не кофе. Мне надо задать вам еще пару вопросов, но солнце сегодня что-то особенно старается. Можем доехать до ближайшего парка и просто погулять в тени.
- Хорошо, - согласилась она. - Тогда я тоже кое о чем вас спрошу. Куда поедем?
Мы выбрали парк Шевченко. И не пожалели. Каштаны и липы отбрасывали на землю легкую сетку тени. В траве, нежно-зеленой и свежей, были спрятаны хитрые устройства, разбрызгивавшие воду. Одни изливали воду тугими спиралями, другие - распыляли вокруг туманными полусферами, третьи вращались... В парке было свежо и прохладно.
- А помните, - спросил я Лену, - ведь прежде был только один вид этих водометов: вертикальная металлическая труба с маленькой водяной пушкой и механическим прерывателем на конце. Пушка вращалась, прерыватель прерывал, и струя воды летела плотным пунктиром.
- Он резал ее, как толстую веревку, - вдруг сказала Лена.
- Точно. Эти водометы стояли повсюду - длинные и тощие, как железные дровосеки.
- Эти треножники часто опрокидывались и валялись, задрав к небу одну ногу. И часто ломались. Прерыватель заклинивало, вода била в заслонку и разлеталась во все стороны.
- Поэтому, самым надежным...
- ...был дворник. Со шлангом.
Мы рассмеялись.
- Вон, кстати, и дворник, - увидел я одинокую фигуру у дальней аллеи.
