правда, мы все трое, и Войтошек, и другие даже бегали быстрее,
его, но совсем не та была конкуренция, отсюда и результаты
с кем бы? Да.
Джимми темнит, Джиба, наверное, сам не знает, чего хочет,
а одному нельзя, а просто уходить рано,
еще рано,
тридцать два сейчас,
спасибо, на этот раз есть колышки и прочее,
один раз бегал даже вслепую, - благодарю покорно.
Еще разок.
Ускориться бы, только чтобы дотянуть до моих мест, сейчас не то,
с тридцать четвертого - или пятого - эра Джимми, с тридцать девятого моя, ну а если все спокойно, когда диктуешь остаток, а
до тридцать пятого три километра,
до конца ровно десять,
ну, черт, сейчас же пора, чего ты ждешь, осел,
теперь неожиданно никто ничего не делает, лучше в открытую, до чего же сухо в горле и
Я так двигаться не умею,
А-а-а, старый трюк, он не должен пройти, бразилец рано лезет,
да не может быть,
зачем ему это нужно, и так ясно, что Джиба начнет, а то он вдохновится и решит, что спровоцировал.
Ну, все, губы кусать не кусать
Джиба, болгарин и я, и никого так не пущу, и Джимми, бразилец и длинный - шесть,
до чего же паршиво, если он так собирается идти десять я ему не завидую, даже ему, разве что у него открылось, ах,
как он меня подловил, за ним надо пройти до тридцать пятого - ну, тридцать шестого, там точно будет легче, почему у меня на этот раз запоздало,
как будто судорога по ноге, надо быстрее отключиться,
болгарин как железный, но быстрее не может, а Джимми как застоялся, так для тебя поздно, что в следующую волну будешь делать?
Сергеич бы, дышать научил ты меня, нужно бы их дернуть хорошенько разок, и два-три назад отпустить, а они бы пошли, никуда не делись, сейчас ясно, и шли бы себе смирненько и я бы дожил,
я, кажется, не дойду,
как каменный
какой дурак, трус, ничтожество, хотел без риска
и что всех умнее, ни фига,
ну не сходить же,
черно, выскочу, черт,
мыльный пузырь, или воздушный шарик,
тридцать три
прелестная цифра,
то есть на тридцать третьем километре, на тридцать четвертом.
Бикила сошел на тридцать шестом, но он до того два раза Олимпиаду выиграл. вот Джиба, молодец,
но этот парень болгарин,
он меня вытащит, надежда не хлипкая, даже,
Он не пытается меня сбить, хоть видит - маразм, ведь легче легкого,
разок дернуться вперед и я в пустоте задохнусь,
Самое
сейчас не учащать дыхание, и не мельчить,
как шел, так и иди, организм переживет,
справится сам, второе дыхание - это еще когда
Джимми как автомат,
как будто ничего не видит.
Деревушка, несчастная,
горячая или нет,
вот что такое усталость, и чего не было у Агесилая из Спарты, хромого
Я не могу больше и мне еще так далеко,
что, даже пересилив, не дотяну,
так похоже на агонию,
я помню убитого этого, только хрипеть,
он не мог устать
я не видел
закрою глаза и перепутаю ноги и небо с землей,
может, засну на лету или задохнусь,
ноги,
как проваливаются, невозможно выдрать,
где они кончаются,
невозможные мучения,
в гору труднее, значит
это гребешок, лечь и скатиться вниз, верная смерть,
бессмертные
безнадежное предприятие
у меня тоже так, слишком долго было легко, и припадки
усталости проходили, так можно только бежать бежать
Слепо и тускло, шатаясь и покачиваясь,
как будто не надо мной, а я
фокусничаю
и из этой темноты возможен взгляд на вещи и даже здравый,
если бы выключить голову
можно бежать
и
люди мелькают только в таких местах,
он далеко, но слишком,
Они почему они такие белые?
Это мука как с болями в желудке,
они невыносимы, но проходят
Сколько же там?
Огненное полыхание в легких выжигает мякоть, они съеживаются и отступают,
нагретый воздух, и невозможно
только преодолеть последние
у седловины, а не взлететь, как Фаэтон.
И упасть,
вниз это падение, трудно поверить,
но падение, когда ноги идут по склону точь в точь, без скольжения без скольжения.
Я не могу понять, сколько это
идет ли время, и то, что осталось,
затянуто, или слишком быстро и неудержимо.
Греция,
а,
опасная страна, слишком велика, обманчиво
велика, никогда
не поверю, что нельзя добежать до Афин,
и как голос ветра внятно-невнятный,
вечная загадка, можно ли,
я не знаю, и
и не узнаю, даже если добегу, и тем более если нет,
вода и нельзя пить,
умрешь, это хуже, чем Танталу, он хоть не может и если ему надоело, сядет в теньке вздремнуть, от него не зависит, я могу,
не побегу обратно,
смешно, не боюсь, не добежать - потерять голову, как будто это
остановит, когда падаешь, я бы упал, но раньше,
у гребня,
тогда упал от удовольствия, а не от у
он надо мной смеялся,
нельзя не только останавливаться, но и замедлять бег,
если так называть его не кретинизм, так сходили с ума герои
а чем они отличаются от нас
вряд ли
прыгать с камня на камень опасно, вряд ли они делают это лучше, дорогая цена, да и как поднять ноги
так
все-таки полегче,
оно меня отпустило, наивное безумие усталости.
Отпустило надорванным, нет сил, в которые я могу верить.
Своих сил.
Не стал легче, стал просто тяжелым и муторным, а
не мучительным,
и силы действительно уходят с каждый шагом
они не позаботились цивилизовать тут дорогу,
и все время труднее бежать, только я этого не замечаю.
Кто кончит первым? Невозможно поверить, что в городе меня ждут
представляют, что со мной сейчас.
Я опять узнаю места, это же недалеко,
Костры
здесь были и раньше,
были здесь и не одни, эти фанатики
даже воевали, и отогнали
В этом ли величие Афин?
Сколько же терпеть, но дорога
ведет туда,
я не представляю, что было бы, если бы не туда,
но я точно знаю,
Копье
медленное копье, брошенное с какой угодно силой, пробьет насквозь стену, но не залетит так далеко
выжимание пота, ничего уже не должно остаться,
снова пошли капельки, жиденькие
подчеркнуть убожество моего положения,
растут,
еще одна,
их нельзя считать, губительно,
если считать, не видно конца.
Впадать в отчаяние,
от этого их слишком много
и, считая, видно, не доберусь, тяжко очень.
Шаг, или два, от меня не зависит, сколько раз вдыхать, и сколько шагов на вдох. Как преодолеть очередную горку?
Я даже хриплю.
От меня наверняка дурно пахнет, ароматическое выдохлось, остальное, вот это,
это стало соревнованием, кого хватит и кто первый,
усталость, может быть,
Он великий бегун, и по заслугам должен выиграть
Почему он меня не сбросил? Страшно подумать, не знаю, что сделал
бы на его месте. До чего же паршиво!
Все-таки надеюсь, тоже был бы.
Они чего-то хотят, странно,
но те отстали, нас четверо, если я дотяну, мы и разыграем,
болван, ошибся,
и непоправимо,
как после операции, то есть после катастрофы,
теперь только выскочить, вести невозможно,
и вообще, самое каверзное,
тридцать семь сейчас только что, то есть уже,
а тридцати восьми еще не было,
или я пьяный,
поворот был, и сейчас тридцать восьмой,
незадача, опять полегче, и нет проку,
что-то подорвано,
в каком они состоянии?
Я потерял из виду, выпустил,
надо угадать, но я третий, значит, Джимми,
да нет, не сдох же, у него своя точка
зрения,
неужели идет к спринтерскому забегу, кому он, черт подери, выгоден,
если мне дадут передохнуть, я еще вмешаюсь после сорока,
болгарин выглядит уставшим, но по ногам не видно,
не слабее Джимми,
у Джимми ритм, как будто встал с постели,
обманчивая штука, у меня тоже
Чемпион все-таки,
А Джиба улыбается, лучше бы злился, ведь чистая правда же - ему это дорого обошлось, кажется, даже, нам с ним дороже всего, почему сегодня так трудно,
не самый большой отрыв в моей жизни, и целых четверо до сих пор, он меня перемалывает, а я его, и неизвестно, у кого больше шансов,
называется Марафон,
этакое местечко,
чего он, собственно, когда в одиночку побежал,
разве это нужно кому-нибудь,
а если бы до Афин было вдвое больше,
сколько бы бежали?
Восемьдесят четыре триста девяносто, да?
Или все сто двадцать?
Наверняка бы бежали, дело в принципе,
может, это было бы легче,
в конце концов,
я бегу в основном-то потому, что это трудно,
Тридцать восемь,
вот,
американские журналисты, и по-моему, наши тоже, но по фотоаппаратам не очень поймешь. Уже знают, собаки, кто где идет,
Джиба уходит в сторону, Джимми за ним, как на маневрах, теперь
опять двое на двое,
а это зря, убежать они сейчас не захотят и не смогут, если раньше не убежали,
