детский сад, Готаро думал, что станет полегче, но Харука боялась чужих людей. Каждый день, когда приходило время идти туда, начинались слезы.
Учась в начальной школе, девочка часто обещала, что будет помогать ему в ресторане. Но у нее ничего не получалось, Харука только мешала. Она говорила невнятно, поэтому было трудно понять, что именно она имеет в виду, а если ее не слушали, Харука страшно обижалась. Когда у нее поднималась температура, ему приходилось закрывать ресторан и срочно везти ее к врачу. А еще у нее, как и у всех детей, был свой график важных событий: дни рождения, Рождество, Валентинов день и так далее. Его раздражало, когда в выходные дни она просила отвезти ее в парк с аттракционами или купить что-то.
В старшей школе Харука стала трудным подростком, и с каждым годом с ней все сложнее было находить общий язык. Как-то раз, когда она уже училась в выпускных классах, Готаро позвонили из полиции и сообщили, что ее задержали за кражу в магазине.
В подростковом возрасте Харука часто попадала во всякого рода переделки и безобразничала, но Готаро никогда не отступал от своего решения воспитывать ее. Он прилагал все усилия, чтобы она была счастлива.
Но три месяца назад она привела домой мужчину, которого звали Сатоши Оби, и сообщила, что они встречаются и хотят пожениться.
Когда Сатоши пришел к ним домой в третий раз, то обратился к Готаро:
– Пожалуйста, благословите нас с Харукой.
– Я благословляю вас, – просто ответил Готаро.
Он желал Харуке счастья и не хотел стоять у нее на пути.
Закончив старшие классы, Харука немного утихомирилась. Она решила поступить в кулинарную школу, чтобы стать поваром. Там она и познакомилась с Оби. Потом парень нашел работу в отеле в районе Икебукуро в Токио, а Ха-рука стала помогать Готаро в ресторане.
После объявления даты свадьбы Харуки Готаро стал ужасно мучиться угрызениями совести из-за того, что все это время обманывал ее.
Он воспитывал Харуку вот уже двадцать два года и все это время говорил, что она его дочь. Чтобы скрыть, что на самом деле они не родные по крови люди, он никогда не показывал ей метрику. Но теперь Харука собиралась замуж. Все изменилось. Когда она пойдет на регистрацию брака, то поймет, что ее удочерили, а значит, вскроется то, что Готаро все эти годы врал ей. Осознание этого долго мучило его, и в конце концов он решил рассказать ей обо всем накануне свадьбы. После этого он собирался сказать, что на церемонии бракосочетания должен присутствовать ее настоящий отец. «Возможно, она будет страдать, когда узнает правду, но тут уж ничего не поделаешь», – думал Готаро.
– Извините, пожалуйста, господин?
Готаро проснулся из-за того, что кто-то тряс его за плечо. Огромный мужчина крепкого телосложения стоял перед ним. На нем были черные форменные брюки и темно-коричневый фартук поверх белой рубашки, рукава которой были закатаны до локтей. Готаро узнал в этом великане хозяина кафе. Но этот Нагаре был гораздо моложе.
Воспоминания о том самом дне стали смутно вырисоваться в сознании Готаро.
Он был уверен, что это и есть молодой Нагаре. Тот, каким он и был двадцать два года назад.
Все остальное в кофейне – и медленно поворачивающийся вентилятор под потолком, и темно-коричневые колонны, и балки, и желтовато-коричневый цвет стен, и настенные часы, которые показывали неправильное время, – не изменилось. Даже двадцать два года назад кафе все также казалось окрашенным в кофейный оттенок сепии, ведь единственным источником света здесь были лампы под абажуром. Если бы не помолодевший Нагаре, который сейчас стоял перед ним, Готаро даже бы не понял, что вернулся в прошлое.
Но чем дольше он осматривался, тем чаще у него билось сердце.
Его здесь нет.
Если Готаро вернулся в правильный день, то Шуичи должен быть в кофейне. Но его не было.
Готаро стал перебирать в памяти все правила, которые рассказала Казу, и только сейчас понял, что она не объяснила, как вернуться именно в нужный ему день. Более того, в прошлом у него в распоряжении был лишь тот промежуток, пока кофе в его чашке еще горячий. Должно быть, он оказался в кофейне раньше или позже нужного времени.
– Шуичи! – позвал Готаро и, не подумав, стал подниматься со стула. Прежде чем он успел сделать это, Нагаре опустил свою большую ладонь ему на плечо, не давая встать.
– Он в туалете, – сказал Нагаре.
Готаро был пятьдесят один год, он был упитанный и крепкий, но Нагаре так ласково положил свою руку ему на плечо, словно хотел приласкать ребенка.
– Тот, кого вы хотите встретить, сейчас в туалете. Он скоро придет, так что, чем так подскакивать с места, лучше спокойно подождать.
Готаро немного успокоился. По правилам, если он встанет со своего стула, его тут же насильно отправят в настоящее. Если бы не вовремя вмешавшийся Нагаре, он бы уже оказался в настоящем.
– Благодарю вас.
– Все в порядке, – мягко ответил Нагаре.
Он ушел за барную стойку и встал там, скрестив руки на груди. Оттуда Нагаре меньше всего походил на официанта. Он скорее напоминал караульного, охранявшего крепость.
В кофейне больше никого не было.
Но тогда, двадцать два года назад, здесь сидели люди. Пара ела за столиком недалеко от выхода, а один человек устроился у барной стойки.
А на волшебном стуле, который сейчас занимал Готаро, сидел пожилой господин во фраке с тщательно постриженными усами.
Этот господин был одет очень старомодно. Готаро хорошо запомнил его, потому что тогда подумал, что мужчина выглядит так, как будто перенесся из 1920-х годов.
Трое других посетителей быстро ушли, потому что не хотели терпеть грязную одежду Готаро и неприятный запах, идущий от него.
И тут он вспомнил. Как только они вошли, Шуичи сказал, что это – та самая таинственная кофейня, в которой можно перенестись в прошлое. Потом он выслушал рассказ Готаро о том, что с ним приключилось, и пошел в туалет.
Готаро вытер пот со лба и глубоко вдохнул. Из задней комнаты выскочила девочка, которая, наверное, училась в младших классах. На ее спине висел новехонький ранец «Рандосеру».
– Мама, давай, скорее! – закричала она, прыгая и пританцовывая.
– Ты довольна? – стоя со все еще скрещенными руками, спросил у нее Нагаре, пока она кругами носилась по кофейне.
– Да! – ответила девочка со счастливой улыбкой на лице и со всех ног помчалась прочь.
Готаро стал
