ком, будто я проглотил проволоку, и она раздирает меня. Я словно мальчишка. Опять один в темной квартире. Без родителей.
Ты любишь песню «Mary on a cross» и фильм «Жестокие люди». Ты смеешься так, что мне самому становится смешно. И всегда давишься какао от моих шуток. Ты не смотришь новости, танцуешь по комнате под музыку. Ты обожаешь гулять по вечерам, есть кукурузу, а еще… Хотя какая уже разница? Ты ушла так же неожиданно, как и пришла.
Ты – волна, которая окунула меня в море, а потом выплюнула. А я удивленно смотрю на тебя, не понимая, почему ты не утащила меня на самое дно. Но воде не нужны люди. Я был бы лишь никчемным и загрязняющим тебя.
Я достаю из ящика на кухне мусорный мешок. Бабушка говорила: «Порядок в комнате – порядок в голове». И я начинаю пылесосить, мыть, чистить. Я протер пыль, выкинул ее журналы о кино, которые посыпал сигаретами. Я расставил книги и наконец подошел к столу, где стоит ваза с цветами. Она даже не забрала мой букет.
Выхватываю цветы и выбегаю на лестничную площадку. Вниз и на улицу. Тут пыль и песок летят от машин. Я сжимаю стебли и подбегаю к мусорке. Поднимаю крышку бака, и вдруг:
– Подождите! Отдайте мне!
Девчонка лет пятнадцати с рыжим каре в какой-то старой олимпийке. Тормозит возле меня и выхватывает из моих рук букет:
– Вы чего их выкидываете! Они еще могут при правильном подходе цвести. А на крайняк можно ведь сделать гербарий и повесить в комнате! Красиво же.
Она вся красная. Видимо, от возмущения. Прижимает цветы и убегает во дворы. От ее серьезности становится теплее.
Я ворочаюсь. Не могу спать в такой духоте. Пинаю одеяло и ложусь на спину. Пытаюсь отдышаться. На грудь постоянно будто что-то давит.
На кухне все еще горит свет. Мама с папой ждут моего брата. И вот открывается дверь. Свет мигает. Видимо, у него руки трясутся, и он не может нормально на выключатель нажать.
Разблокировав телефон, жмурюсь от яркого дисплея. 3:20. Самое время. Вскакиваю и натягиваю тапки. Родители уже стоят в коридоре. Папа кричит из-за того, что брат опять напился. Опять не позвонил. Опять пришел поздно.
Я подбегаю к ним. Смотрю на его мутные глаза и слюну на подбородке. Толкаю его и протискиваюсь в подъезд. Прыгаю в темноту и вот я на улице.
Ветер возмущается. Я бегу через высотки, мусорки и полицейский участок. В ушах звенит. Тапки больно бьют стопы. Наконец-то светофор. Я осматриваюсь.
Знакомый протяжный гул. У зебры тормозит мотоциклист. Я подбегаю к нему и хватаю его за руку. Он поворачивает ко мне шлем. Приподнимает стекло. Его карие глаза блестят непониманием.
– Увезите меня, пожалуйста.
Мы едем какое-то время на мотоцикле, и она крепко держится за меня. Я торможу на одной из парковок, чтобы пересесть на каршеринг. Мне кажется, так наша странная парочка вызовет меньше вопросов. И хотя она хмурится и упрашивает ехать на мотоцикле, потому что так на скорости ей спокойнее, я не соглашаюсь.
…По радио звучит песня Depeche Mode «Little 15». Она касается лбом стекла и смотрит на пролетающие мимо дома и рекламные щиты.
– Какая грустная песня.
Она улыбается мне и снова отворачивается.
– Да…
Она перебирает браслет с надписью «cocosnus». Сказала, ее в школе называют кокосом. Странная девочка. И все это странно. Она вдруг сжимает браслет и закрывает глаза.
– Я ведь поступаю так же, как и мой брат, да?
Смотрит на меня так, будто я знаю ответы на все вопросы. А я ничего не знаю. Хоть и старше ее в два раза. И даже те, кто старше меня, ничего не знают. Потому что, если бы мы знали все, в нашей жизни больше не было бы смысла.
– Они любят тебя?
– Очень.
– Тогда почему сбежала?
– Не знаю… Наверное, я просто как в ловушке была. Знаете… Каждый раз одно и то же. Одно и то же. Я так устала.
– А брат что?
– Пьет.
– Ни один человек не должен мешать тебе жить счастливо.
Поворачиваю.
– Ни один, поняла?
Она кивает.
– Я уже не помню, когда впервые вас услышала. Всегда ночью вы проезжаете примерно в одно время. И я засыпаю только от звука вашего мотоцикла.
Надевает браслет и снова смотрит на меня.
– Я отвезу тебя домой, хорошо?
Она ничего не отвечает и отворачивается к окну. О чем она думала, когда выбежала ко мне на дорогу, словно испуганный лисенок, бегущий от пожара? А если бы я был маньяком, а не ее «прекрасным принцем на мотоцикле»?
Мы катаемся по городу еще несколько часов. Слушаем музыку и стендапы. Она смеется и сама понемногу начинает рассказывать мне разные истории.
Порой плачет. Трет нос и шмыгает. Я глажу ее по голове одной рукой и все еду куда-то. Будто нам есть куда поехать.
Ленточки шелком по волосам. Служанка тянет волосы в косу. Снег прахом на землю. Опадает. Зима – это мертвая весна. Мурашками мороз бежит по стеклу. Серебристыми узорами вырисовывает леденец.
Из-за угла выезжает карета. Тормозит у ворот. Мара приподнимается, чтобы увидеть человека, вышагивающего из повозки, и служанка вскрикивает:
– Госпожа, ваша коса!
– Это же он!
Мара выбегает из комнаты. Мчится на улицу и прыгает в лучи солнца. Смеется и кидается в объятия друга.
– Ты уже приехал, я так рада!
– Мара, вы замерзнете. – Он снимает пальто и укрывает ее.
Она хлопает в ладоши и скачет вокруг него как ребенок. Он лишь успевает усмехаться и смотреть на ее подпрыгивающие локоны. Мара заглядывает в его маленькие черные глаза, в которых всегда строгая печаль. Смахивает с темных коротко стриженных волос снег.
– Теперь жизнь моя не будет скучной! Как твоя учеба?
– Благодарю, хорошо. Пройдемте в дом, и я все расскажу.
Мара была маленькой рыбкой. И ей хотелось увидеть большой океан.
Она усаживает меня перед камином. Зовет служанку и просит налить нам чая и принести печенья. Поправляет смятое платье и все не садится напротив меня. Ей не терпится услышать мои рассказы о жизни, которую она не знает. Я послушен. Достаю из чемодана листки, и она внимательно вглядывается в них, чуть приоткрыв ротик.
Начинаю читать ей свои эпиграммы, и она слушает их так, словно я пою райские песни. Краснеет, дергает носом от моей язвительности и сжимает спинку бархатного кресла. У
