на рецепцию клуба и попросил сдвинуть дневные уроки четверга на другое время, на ходу сочинив, что с другом плохо и его надо вести в больницу, а больше некому.
На меня посмотрели странно, но пообещали «что-нибудь придумать».
Даже если бы они ничего не придумали, я бы просто не пришел на работу, я бы «заболел»… Но мне пошли навстречу, не забыв подчеркнуть, что делают это только «в качестве большого исключения», и на работе послезавтра мне можно было появиться только в пять часов вечера.
И уже потом, по дороге домой, мне пришло в голову, что я ведь мог бы сказать Алисе с таким же успехом и слово «завтра», но сказал, вроде бы как наобум, «послезавтра».
Я просто боялся этой встречи и подсознательно пытался ее оттянуть.
И боялся я не зря.
Я припарковался неподалеку от входа в офис и набрал ее номер на мобильном, как мы и договаривались.
Алиса сразу ответила на звонок, бросив в трубку короткое: «Буду через десять минут».
Я посмотрел на часы. Да, она сказала приехать ровно в два, а сейчас еще только без десяти…
Все точно. У деловых людей ведь каждая минута регламентирована.
И тут вдруг я понял, в чем есть принципиальное отличие меня от Алисы: она умеет учиться у жизни, делать выводы, все планировать и управлять ситуацией, а я… не то чтобы не умею, я просто не очень хочу.
И именно поэтому я могу быть ей кем угодно, но только не постоянным партнером.
Я не умею ничего строить, но разрушать я тоже не хочу, я просто хочу жить, воспитывать сына, заниматься единственным делом, которое я могу делать хорошо, приносить пользу людям, но я совершенно не способен к анализу, а значит – и к бизнесу.
Таким я родился, таким и умру.
Ничего уже не изменить.
Даже если я разведусь (а это уже висело в воздухе!), реальная совместная жизнь с Алисой всегда будет вызывать во мне конфликт.
Потому что я, будучи «ненормальным» по жизни, действительно, как и любой «нормальный» мужик, тоже считаю, что женщина не должна зарабатывать больше, что женщина не должна все решать… А с таким, как я, именно Алисе все это и придется делать. И она разлюбит меня максимум через полгода такой жизни.
Все это даже не требует доказательств.
Она вышла ровно в два.
Красивая, чужая.
За этот месяц, который я ее не видел, изменилось даже выражение ее лица.
Теперь оно стало собранным и, как мне показалось, даже жестким.
Строгий костюм, идеально сидящий на фигуре, умело подкрашенное лицо.
Алиса села в машину, мы быстро и без эмоций поцеловались.
– Нужно проехать прямо и на светофоре повернуть под стрелку направо.
– И что там?
– Увидишь.
Через пару минут мы припарковались возле длинного старого здания, в котором располагались сетевое кафе, ресторан и гостиница с пошлейшей вывеской «сдаются номера на час».
Внутри меня что-то ухнуло.
«Куда же она хочет?»
– Пойдем? – Она попыталась сделать голос беззаботным и игривым, но я сразу почувствовал, как на самом деле она сильно нервничает.
– А куда? – попытался я скопировать ее фальшивый тон.
– Туда.
Ее жест указывал прямо на вывеску гостиницы.
– А… пойдем туда!
Я чуть обогнал Алису и открыл дверь, пропуская свою даму вперед.
В небольшом, душном и некрасивом холле отеля мне сразу стало не по себе.
Нам предстояла случка.
Именно так, и по-другому не скажешь.
Да нет, не то чтобы я не хотел ее физически, очень хотел! Но то, что я видел сейчас вокруг себя, включая и саму Алису, хорохорившуюся, но на самом деле сжатую в пружину, – все это словно предавало нас.
А девушка на рецепции, с ужасной прической, с провинциальным акцентом, со своим все понимающим взглядом распутных глаз, лишь усиливала это впечатление.
– Паспорта при себе? – Бабенка принялась внимательно рассматривать Алису, точнее, ее прикид, я же явно заинтересовал ее гораздо меньше.
– Платон, у тебя есть паспорт?
Паспорта у меня не было. Но это неважно. Думаю, администраторше достаточно было просто дать денег, а вымышленные имена и фамилии она потом сама сможет вбить в форму.
Никакой альтернативы я предложить не мог.
Ни сейчас, ни завтра.
Можно, конечно, уговорить друга, взять у него ключи на часок-другой, но такое же мерзкое чувсто нечистоплотности от всего этого процесса будет и там висеть над нами, как и чужой ковер на стене его квартиры.
Плюс потом я ему еще и обязан буду по гроб жизни.
А потащить ее опять в свою машину… после того случая это было бы верхом цинизма!
– Алиса, пошли отсюда!
Я взял ее за локоть.
Она растерялась.
– То есть?
– То есть – на улицу!
Мы выскочили из этого бардака, и я, не дав ей опомниться, схватил ее за руку и потащил за собой в соседнюю дверь, где было сетевое кафе.
– Давай кофе попьем, поговорим…
Мне показалось, что она сейчас расплачется, и тогда я крепче сжал ее ладошку в своей руке и начал беспрерывно ее гладить.
– Хорошо, – наконец вымолвила она и послушно, как собачонка, поплелась за мной.
Нам повезло: столик на двоих в самом углу зала для курящих был свободен. Здесь можно было хотя бы поговорить без риска быть обстреленными чужими глазами.
Алиса тяжело и некрасиво села, выдохнула и без предисловий спросила:
– Что случилось?! Почему ты не хочешь?
– Это не так.
– В смысле?
Господи! Я не знал, как объяснить ей все это. Уверен, скажи я простые слова, сумей я их выстроить в гладкие предложения, она сама бы подписалась под каждым моим словом!
Я был с ней четыре раза. Первый раз – на Кипре, второй и четвертый – в своей машине, третий – у нее на даче.
Я помню каждое движение ее рук и губ, каждое слово, каждый вздох. Я знаю, где и сколько у нее родинок на теле, я могу по памяти вылепить точную копию ее груди, я знаю, какого она цвета в самых потаенных местах, но…
Вот этот пятый раз, вот если бы он случился сегодня, он перечеркнул бы все это, оставив нам обоим лишь гаденькое ощущение банального блядства.
– Платон, почему ты молчишь? Ну, скажи мне прямо, что это конец. Отпусти меня!
От ее напускной самоуверенности не осталось и следа, теперь это снова была та Лиса, моя Лиса.
– Это не конец. Просто я так не могу… И ты – не можешь. Зачем же нам тогда врать, притворяясь, что все
