хватит и этого огорчения.
Судебная тяжба похожа на трясину, да так и есть: ты делаешь первый шаг по собственной воле, а дальше от тебя уже ничего не зависит, тебя засасывает все глубже и глубже.
Все это Тому было известно, не дурак. Его профессиональная жизнь, как и отца, была связана с адвокатами. Невозможно делать большой бизнес, не окружив себя целой командой адвокатов, на которых приходится серьезно раскошеливаться.
Том все же не терял надежды, что в большом жюри присяжных будут сидеть граждане Хэммонда, вроде самого Уайти, что они проявят милосердие и вынесут обвинительный приговор убийцам. То есть суд все-таки состоится.
Дальше этого мысли Тома не заходили. Один внутренний голос торжествовал по поводу того, что Глисона и Шульца признают виновными в совершении убийства второй степени и приговорят к тюремному сроку; но другой внутренний голос, более трезвый и сдержанный, сомневался в таком исходе.
Цель уголовного преследования состоит в том, чтобы хотя бы посмертно восторжествовала справедливость, чтобы хэммондская полиция была наказана за свою жестокость и расизм. А целью гражданского иска будет не столько получить большую компенсацию, сколько поставить полицию на колени.
– Мне не нужны деньги, мне нужно, чтобы за смерть отца ответили виновные.
Сколько раз за последние месяцы Том произнес эти слова!
Этот иск стал его навязчивой идеей. Даже в офисе, несмотря на плотный график работы, он находил время на то, чтобы позвонить Баду Хоули и узнать, как подвигается дело.
– Относительно неплохо. Как говаривал Уайти, «могло быть гораздо лучше, но и гораздо хуже».
Самый дипломатичный ответ, чтобы выразить свою озабоченность и при этом ничего не сказать по существу.
Но положение отчаянное, необходимо переговорить с Азимом Мурти. Том искренне не понимал, как Мурти мог их предать… предать Уайти, к которому испытывал благодарность, твердо веря в то, что тот спас ему жизнь.
Хоули попытался отговорить Тома от прямых контактов с Мурти. Лучше вам и дальше общаться через меня, сказал он. Дело может кончиться разборками, и это будет ужасной ошибкой.
– Если он не захочет с вами разговаривать, не давите. Не устраивайте за ним слежку.
Том отчасти понимал адвоката.
– Мурти запугали. Он боится за свою жизнь. Вначале он обратился к вам, для чего требовалось особое мужество, но тогда он был на взводе и проявил беспечность, а сейчас, месяцы спустя, ему приходится жить с этой данностью, что совсем не просто. Поэтому, еще раз, не надо его подкарауливать.
Да пошел ты. Занимайся своим делом, тебе за это платят.
Бешенство разливалось по жилам, отчаянно пульсируя, как расплавленный свинец.
Том понимал, что после месяцев тщательного планирования у него из рук вырывают победу. Он страстно желал суда, публичного осуждения, на котором его отец снова оживет в памяти тех, кто знал Уайти Маккларена, и даже тех, кто его не знал. Он не сомневался, что этот день настанет – полицейские кругом виноваты, а Уайти поистине достойный и отважный мужчина. И не забудем о Мурти, молодом враче, которого они приняли за наркодилера и который стал ни в чем не повинной жертвой полицейской жестокости и расизма.
Чем дольше Том думал об этом деле, тем больше ему казалось, что все произойдет так, как изначально планировалось. Вероятно, Хоули не так понял Мурти, тот по-прежнему на нашей стороне.
Горячность, с какой доктор-индус говорил во время их первой встречи. Его благодарность Уайти за вмешательство. Его гнев в отношении копов… Это было так искренне! Тому хотелось его обнять как брата.
Но сколько Том ни набирал номер телефона Азима Мурти, ответом ему было молчание. Он оставлял сообщения – не перезванивали. Его мейлы улетали, как ракеты, в пустое пространство.
В конце концов Том подкараулил Мурти в больнице святого Винсента.
Увидев его в коридоре, молодой доктор заметно отшатнулся. Он сразу понял, чего от него хотят, беспомощно замахал руками и нервно забормотал, что очень занят. «Я сейчас не могу. Извините».
На лице печать вины и тоски. Но также и решимости. И Тому пришлось ретироваться. У него не было выбора: устрой он сцену, сразу вызвали бы охрану.
Вместо этого, пару раз позвонив на стойку регистрации, Том выяснил режим работы Азима Мурти и уже на следующий вечер поджидал его у служебного выхода, откуда было рукой подать до парковки.
Это называется «подкарауливать»? Том так не считал.
Подкарауливают люди иррациональные, психически неуравновешенные. Чаще всего отвергнутые любовники.
Увидев знакомца, Мурти попытался сдать назад, но Том его опередил, и они оказались лицом к лицу перед вращающимися дверями. Отталкивать человека, чтобы пройти, было как-то невежливо, и Мурти не стал этого делать.
Как вы могли отречься от данного вами слова? Как вы могли предать Уайти? Том задал эти вопросы без обиняков. Он не обвинял Мурти в обмане, в его голосе звучало искреннее непонимание, и он рассчитывал получить внятное объяснение.
Мурти уклончиво сказал, что ситуация сложная. Он уже не уверен, где истинная картина, а где его догадки, или выдумки, или видения. Он уже не готов поклясться в том, что видел, как Глисон и Шульц избивают и мучают шокерами отца Тома, не может со стопроцентной гарантией утверждать, что офицеры полиции, которых он видел на обочине автострады, – это те самые офицеры, которые будут сидеть в зале суда как обвиняемые.
– Я ведь лежал на земле. Голова разбита, глаза заплыли. Одна из барабанных перепонок лопнула, и я почти не слышал. Я с трудом различал полицейских. Никогда бы не узнал их в толпе. Если дойдет до суда и меня станет допрашивать их адвокат, он может меня заставить пройти тест на проверку зрения, и я его провалю – у меня от нервов слезятся глаза, я толком ничего не вижу, не разбираю буквы. Они обернут все против меня, обвинят в лжесвидетельстве! Я заглянул в уголовный кодекс, там прописаны страшные вещи. Том, вы уж меня простите, но я… я не могу давать показания!
Мурти говорил быстро, сбивчиво, при этом улыбаясь собеседнику, как если бы перед ним был осклабившийся пес, и, видя эту кривую улыбку, пес, скорее всего, зарычал бы с еще большей угрозой.
– Азим, подождите. Давайте поговорим…
– Хватит разговоров! Когда мы с вами говорили в прошлый раз, я не отдавал себе отчета в ситуации, в ущербности моих знаний. А сейчас осознаю. Я уверен.
– Вам кто-то угрожал? Все дело в этом?
Том нависал над хрупким индусом, нагоняя на него страх и не отдавая себе в этом отчета. Темные глаза Мурти расширились, заблестели, обнаружив белки над зрачками. Он уже не чаял свалить, почти бежал к своей машине на стоянке, а Том не отставал и все пытался его урезонить.
– Если я вам пообещаю, что вас никто не тронет, вы измените свое решение?
– Нет! Это все
