Хлеб и булка хранятся в спирту - кладут в печку, спирт испаряется, хлеб и булка всегда как бы свежие, - но не хочется ничего.
С момента выхода в море тебе начисляется валюта, но тут как-то перестаешь это воспринимать... Зачем? И главное - перестает играть какую-либо роль время. Смотришь - четыре часа: утра или вечера, - тебе безразлично. Знаешь, что через час - на вахту, но что там наверху - темно или светло, тебе наплевать. Снова засыпая, слышишь, как при новом заглублении трещат "варыши" - будто хрустят под землей твои ребра... но тебе все равно.
Стук. Гурьич:
- Прошу в кают-компанию. Задумчиво скребешь подбородок, идешь. Почему-то битком - все свободны от вахты.
- Где этот Кошкин опять?
Все, как всегда, ищут Кошкина.
- А в рундучной смотрели?
Гурьич, как фокусник, распахивает торт.
- Ну... с днем рождения тебя!
Появляется Кошкин и его менестрели - такие же бледные, пухлые, как и все мы. И тут, на страшной это глубине, дудит оркестр.
У нас любят не тех, кто служит тихо, а кто служит лихо!
Лицо Гурьича, похожее на терку, скребет по моей щеке.
- Какой-то вы сегодня утомительно нежный, - бормочу я.
Бычок барабанит по леске, словно телеграфирует. - Спим на вахте? хрипит над моим ухом Гурьич.
- Никак нет!..
Рядом, разбив лазурь, плюхается Кошкин - видно, все же решил покончить с постылой жизнью! Из каюты выполз Высочанский, огляделся хмуро, словно перед ним и не Канны. Поднимает бинокль.
Увы, все всегда немножко не так, как мечталось! Он - автор регаты "Моря - яхтам", Главный Носитель Идеи. Его знают правительства, одобряют мэрии. Пока идут официальные церемонии, все более-менее ничего... Но только официальная тощища заканчивается - все накидываются абсолютно случайно почему-то на нас. На него же смотрят как-то вскользь. Видно, всех по-прежнему интересуют не Великие Идеи, а разные мелкие гадкие подробности. Увы!
И все надеются, напоив нас, выведать их. Ну что ж, дерзайте. Здоровье, скажу вам по секрету, уже не то. А еще по большему секрету скажу: то.
Ну, ничего. Хоть сами напьются. Тоже хорошо.
- Кока, дай-ка бинокль! - вылезая из воды, говорит Кошкин.
С тех пор как Высочанский окрестил нашу "Акулу" "Камбалой" и спас ее, Кошкин его иначе как кокой (крестным) не зовет. Высочанский почему-то обиженно отдает бинокль. Чего обижаться-то? Кошкин обшаривает берег.
- Ну, что? Есть там страшенные-то?
- Е-есть!
- Возьмем его к страшенным-то? - спрашиваю я Кошкина.
Бычок, пользуясь моей мечтательностью, скушал наживку и ушел. Ну, ничего. Это мы можем себе позволить.
ОСЕНЬ, ПЕРЕХОДЯЩАЯ В ЛЕТО
Хроника
Утро в газовой камере
Только успели заснуть - тут же, как и всегда, проснулись от воплей и молча лежали в темноте. Нет! Безнадежно! Никогда это не кончится. И людям-то ничего не объяснить - не то что этому!
Мы долго прислушивались к переливам воя.
- А наш-то... солист! - проговорила жена, и по голосу было слышно, что она улыбается.
Да. Замечательно! Опера "Кэтс"! Сколько раз я тыкал его грязной расцарапанной мордой в календарь: "Не март еще! Ноябрь! Рано вам выть!" Бесполезно.
Я вышел на кухню, посмотрел на часы. Четыре! О Боже! Хотя бы перед таким днем, который нам предстоит, дали бы выспаться, но всем на все наплевать, акромя собственной блажи! А приблизительно через два часа начнется другая мука, более гнусная.
В отчаянии я плюхнулся в жесткую кровать. "Ну, что за жизнь?!" Дикие голоса в гулком дворе тянулись, переливались, составляя что-то вроде грузинского хора, и теперь я уже ясно различал речитативы нашего гада. Действительно: солист!
Одна наша подруга, поглаживая это чудовище, вернувшееся с помойки, ласково предложила нам его кастрировать, по дружбе за полцены: чик - и готово, он даже ничего не поймет. Но мы хотя бы не будем чувствовать моральных мук за то, что творится во дворе, и сможем наконец возмущаться, как благородные люди!
Но - пожалели. И как правильно говорят: ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Вкушаем плоды.
В промежутках между двумя ужасами - вдруг прервавшимся и другим, надвигающимся - я вроде бы успел задремать в начавшей слегка светлеть комнате, но спал я весьма условно: все видя, все помня, все слыша и за все переживая.
Где-то в половине шестого залаял пес, и мне показалось, что я слышу, как пришла дочь... второй уже месяц, однако, это кажется.
Та-ак. Пошло!.. Завывание первого душегуба. Потом второго. И все их отдельные голоса я тоже уже различаю - сделался ценителем. Накупают своим "тойоты" на помойках, и каждое утро мы доплачиваем за это - совершенно невинные. Сипенье, надсадные хрип полусдохшего мотора. Часовая порция газа. Громкое захлопывание форточки на них не действует. И вот под окнами уже хрипит и дышит целое стадо - на этот раз не только рваное, но и ржавое!
Некоторые, оставшиеся почему-то веселыми друзья нынче спрашивают меня: "Что случилось? Ведь ты же был самым светлым из нас - почему же так потемнел?" Тут потемнеешь!
"Утро в газовой камере". Записки оптимиста.
Когда-то в квартире под нами жил милиционер с двумя пацанами, потом его убили бандиты. И (надо же, какое благородство!) самый главный бандит женился на вдове, усыновил пацанов и теперь любовно ерошит их короткие бандитские стрижки. И весь двор теперь, естественно, их - бандитская стоянка. Правда, и их окна тоже выходят сюда. Слабое утешение!
Снова проснулся я от собачьего лая - жена, как-то сохраняющая в таких условиях остатки бодрости, выходила с псом.
Еще пару минут полупрозрачного, призрачного сна...
Народные мстители
Печально понимать осенью, что лета фактически и не было! Чтобы увидеть лето, надо было поехать на дачу, а чтобы в этом году снять дачу, нужно было сдать кому-то свою квартиру. А кому сдать? Естественно, иностранцу - кому еще?
Еще в апреле я начал звонить. Обидно, конечно, будет - проходить мимо своего дома, приезжая в город... но что делать?
Ничего! Хлебнут горя! Они и не догадываются еще ни о чем! "Наш ответ Чемберлену"... Комары! Они и не догадываются еще, насколько это серьезно...
Пока что мы проверяли это оружие на себе. И наш неугомонный кот помогал. Марля, натянутая на форточки, слегка спасала, и даже удавалось иногда заснуть... но он был начеку! Тут же с диким воем его морда вдавливалась в марлю снаружи - ему непременно нужно было проникнуть домой, видимо, чтобы сообщить о своих победах и поражениях. После пятиминутного воя марля освобождалась от кнопок, угол ее приподнимался... и вместе с котом врывались комары!
Но этого десанта было мало - через минуту он начинал рваться обратно, и снова отстегивалась марля - и навстречу коту снова летели комары!
Мы лежали в отчаянии... вроде бы тишина... и - нарастающий звон: вот и авиация!
И тут же в марлю вдавливалась морда кота: ему нужно было домой, попить водички и заодно впустить новую стаю кровопийц!
Бледные, в желваках, сидели мы по утрам на кухне.
- Ничего! Скоро эти тут будут жить! Тогда посмотрим! Только марлю надо пока снять, чтобы не догадались.
- Боюсь, что по нам догадаются, - говорила жена.
Но беда пришла с другой стороны.
Замок в нашем подъезде был разбит, что многие принимали за приглашение, а когда замок чинили - его снова разбивали. Интересная шкала человеческих слабостей предстала перед нами! Как раз под нашей кухней была ниша с мусорными баками, и, казалось бы, проще всего было облегчиться там, но некоторые оказывались настолько стеснительными, что входили для этого на нашу лестницу, а некоторые, наиболее застенчивые, поднимались до второго этажа, до наших дверей.
- Опять застенчивый пришел! - говорила жена, как только внизу стукала дверь. Неудобно прерывать! Но - к приходу иностранцев...
Уже перед приходом агента жена вымыла лестницу, и все сияло.
- Нам нравится, что вы интеллигенты! - сказала агент.
- А он, надеемся, тоже приличный? - поинтересовались мы.
- Он англичанин! - сказала она. - И, конечно, интеллигент.
- Профессор?
- Почему? Бригадир грузчиков. Он приезжает сюда, чтобы учить наших грузчиков работать.
- Великолепно. Действительно, замечательно. А когда он придет?
Она посмотрела на изящный циферблат.
- Через час.
Только бы эти народные мстители не устроили засаду, не возвели баррикады! Пятьдесят минут я дежурил на площадке... Все спокойно! Но не бывает же такой прухи, чтоб именно сейчас! Обнаглев, я даже поставил чай.
Жена глядела во двор, под арку, расплющив о стекло половину лица.
- Идут! - воскликнула она.
- Где? - Я подошел к ней.
О! Она не сказала, что он негр! Впрочем - замечательно!
Агентша плавно обводила рукой наш двор, памятник архитектуры. Негр одобрительно кивал.
Вот - счастье!
Стукнула дверь... они вошли на лестницу... сердце заколотилось... и тут же они вышли. Не оборачиваясь, они пошли со двора... Что такое? Впрочем, я уже понял - что! Я выглянул на лестницу. Эти народные мстители, борющиеся против иностранного нашествия, возвели баррикады из самого доступного материала - напрудили пруды! Как они оказались на лестнице, ведь никто не входил! Сидели в засаде? Проникли через чердак? Какая разница! И бессмысленно с ними бороться! Комары будут кушать нас, а не классовых врагов!
