9 ноября 1917
Наших дедов мечта невозможная,
Наших героев жертва острожная,
Наша молитва устами несмелыми,
Наша надежда и воздыхание, –
Учредительное Собрание, –
Что мы с ним сделали?.
12 ноября 1917
Простят ли чистые герои?
Мы их завет не сберегли.
Мы потеряли все святое:
И стыд души, и честь земли.
Мы были с ними, были вместе,
Когда надвинулась гроза.
Пришла Невеста. И невесте
Солдатский штык проткнул глаза.
Мы утопили, с визгом споря,
Ее в чану Дворца, на дне,
В незабываемом позоре
И в наворованном вине.
Ночная стая свищет, рыщет,
Лед по Неве кровав и пьян…
О, петля Николая чище,
Чем пальцы серых обезьян!
Рылеев, Трубецкой, Голицын!
Вы далеко, в стране иной…
Как вспыхнули бы ваши лица
Перед оплеванной Невой!
И вот из рва, из терпкой муки,
Где по дну вьется рабий дым,
Дрожа протягиваем руки
Мы к вашим саванам святым.
К одежде смертной прикоснуться,
Уста сухие приложить,
Чтоб умереть – или проснуться,
Но так не жить! Но так не жить!
Щетинятся сталью, трясясь от страха,
Залезли за пушки, примкнули штык,
Но бегает глаз под серой папахой,
Из черного рта – истошный рык…
Присел, но взгудел, отпрянул кошкой…
А любо! Густа темь на дворе!
Скользнули пальцы, ища застежку,
По смуглым пятнам на кобуре…
Револьвер, пушка, ручная фаната ль, –
Добру своему ты господин.
Иди, выходи же, заячья падаль!
Ведь я безоружен! Я один!
Да крепче винти, завинчивай гайки.
Нацелься… Жутко? Дрожит рука?
Мне пуля – на миг… А тебе нагайки,
Тебе хлысты мои – на века!
12 января 1918
Опять она? Бесстыдно в грязь
Колпак фригийский сбросив,
Глядит, кривляясь и смеясь,
И сразу обезносев.
Ты не узнал? Конечно – я!
Не те же ль кровь и раны?
И пулеметная струя,
И бомбы с моноплана?
Живу три года с дураком,
Целуюсь ежечасно,
А вот, надула колпаком
И этой тряпкой красной!
Пиши миры свои, – ты мой!
И чем миры похабней –
Тем крепче связь твоя со мной
И цепи неослабней.
Остра, безноса и верна –
Я знаю человека. Ура!
Да здравствует Война,
Отныне и до века!
Январь 1918
Если гаснет свет – я ничего не вижу.
Если человек зверь – я его ненавижу.
Если человек хуже зверя – я его убиваю.
Если кончена моя Россия – я умираю.
Февраль 1918
Говорить не буду о смерти,
и без слов все вокруг – о смерти.
Кто хочет и не хочет – верьте,
что живы мертвые.
Не от мертвых – отступаю,
так надо – я отступаю,
так надо – я мосты взрываю,
за мостами – не мертвые…
Перекрутились, дымясь, нити,
оборвались, кровавясь, нити,
за мостами остались – взгляните!
Живые – мертвее мертвых.
Февраль 1918
Безумные годы совьются во прах,
Утонут в забвенье и дыме.
И только одно сохранится в веках
Святое и гордое имя.
Твое, возлюбивший до смерти, твое,
Страданьем и честью венчанный.
Проколет, прорежет его острие
Багровые наши туманы.
От смрада клевет – не угаснет огонь,
И лавр на челе не увянет.
Георгий, Георгий! Где верный твой конь?
Георгий Святой не обманет.
Он близко! Вот хруст перепончатых крыл
И брюхо разверстое Змия…
Дрожи, чтоб Святой и тебе не отмстил
Твое блудодейство, Россия!
Апрель 1918
Мы, умные, – безумны,
Мы, гордые, – больны,
Растленной язвой чумной
Мы все заражены.
От боли мы безглазы,
А ненависть – как соль,
И ест, и травит язвы,
Ярит слепую боль.
О черный бич страданья!
О ненависти зверь!
Пройдем ли – Покаянья
Целительную дверь?
Замки ее суровы
И створы тяжелы…
Железные засовы,
Медяные углы…
Дай силу не покинуть,
Господь, пути Твои!
Дай силу отодвинуть
Тугие вереи!
Февраль 1918
О, сделай, Господи, скорбь нашу светлою,
Далекой гнева, боли и мести,
А слезы – тихой росой предрассветною
О нем, убиенном на поле чести.
Свеча ль истает. Тобой зажженная?
Прими земную и, как невесте,
Открой поля Твои озаренные
Душе убиенного на поле чести.
Она не погибнет, – знайте!
Она не погибнет, Россия.
Они всколосятся, – верьте!
Поля ее золотые.
И мы не погибнем, – верьте!
Но что нам наше спасенье:
Россия спасется, – знайте!
И близко ее воскресенье.
Февраль 1918
Где-то милая? Далеко,
На совдепской на земле.
Ходит, бродит одиноко,
Ест солому, спит в золе.
Или, может, изменила,
Поступила в Нарпродком?
Бриллианты нацепила
И сидит с большевиком?
Провожала, так недаром
Говорила мне: ну что ж?
Подружусь я с комиссаром,
Если скоро не придешь.
Нет, не верю! Сердце чисто,
И душа ее верна.
Не полюбит коммуниста,
Не таковская она.
Голодает, холодает, –
Не продаст чертям души.
Наше войско дожидает:
Где мой милый? Поспеши!
Я в томленьи ежечасно,
Где же друг? Освободи!
Убери ты этих красных…
Милый, белый мой, приди!
Слышу, слышу, верь заклятью!
Мы готовы, мы идем!
Все нагрянем буйной ратью,
Красных дьяволов сметем
Или кони наши – клячи?
Братья, други, все ко мне!
Иль у вас никто не плачет
На родимой стороне?
Видали ль вы, братцы,
Какой у нас враг,
С кем будем сражаться,
Какой у них флаг?
Эй, красное войско!
Эй, сборная рать!
Ты ль смертью геройской
Пойдешь умирать?
Китайцы, монголы,
Башкир да латыш…
И всякий-то голый,
А хлебца-то – шиш…
И немцы, и турки,
И черный мадьяр…
Командует юркий
Брюнет-комиссар.
Плетется, гонимый,
И русский дурак,
Столкуемся с ним мы,
Не он же наш враг.
Мы скажем: ты с нами.
Сдавайся своим!
Взгляни, что за знамя
Над войском твоим?
Взгляни, как чернеет,
Чернеет насквозь.
Не кровью ль твоею
Оно запеклось?
Очнись от угара
И с Богом – вперед!
Тащи комиссара,
А сброд – удерет.
Погоним их вместе,
Дорогу, воры!
Мы к семьям, к невесте,
В родные дворы!
Комиссар! Комиссар!
Отрастил ты брюхо.
Оттого-то наш народ
Душит голодуха.
Комиссар! Комиссар!
Эй, не зарывайся.
Не спасет тебя Че-Ка,
Сколько ни старайся.
Комиссар! Комиссар!
Нам с тобой не внове.
Мы теперь – не дураки,
Попил нашей крови.
Комиссар! Комиссар!
Трусишь, милый? Вольно!
Наших баб нацеловал,
А теперь – довольно.
Комиссар! Комиссар!
Пуля – много чести.
На веревке повиси,
На своей невесте!
