Люся работает рядом с Марфой, на них легкие безрукавные кофточки.
- Что-то холодно под вечер стало, - говорит Муся. - Давайте-ка сегодня пораньше уйдем. А то как бы Люся не простудилась.
- Да мне вовсе не холодно, - отзывается та.
- Нет уж, кончайте... Хватит на сегодня, - Муся срывает несколько зеленых колосков пшеницы.
С этими колосьями она подходит к дому. Увидев ее, с громким криком подбежал Володя:
- Мама, мама! Папа сказал - холодно будет.
- Когда это сказал папа?
- Сегодня...
Муся проходит в почвенную лабораторию. Василий сидит за столом, работает - смотрит в микроскоп.
- Кто сказал Володьке, что холод будет? - спросила она.
- Вон, сводка погоды! С метеостанции передали. Понижение температуры, вплоть до заморозков.
- Боже мой! Заморозки в августе?
Входит Аржакон.
- Топить будем, такое дело?
- Да, - отвечает Василий...
- Пропала моя пшеница... Не вызреет, - говорит Муся.
- Я знаю такое место, где пшеница всегда поспевай, - сказал Аржакон.
- Что за место? - спросила Муся.
- Мой друг есть. Далеко живи. Надо на лодке ехать.
- Кто он такой?
- Его кержак. Пантелей зовем...
- Вы можете со мной съездить? - спросила Муся.
- А почему нет? Можно, такое дело.
- Поедем завтра же, утром.
Легкая долбленая лодка поднимается вверх по лесному ручью. Аржакон стоит на корме и отталкивается шестом. Ручей каменистый, порожистый, лодка идет медленно. Муся сидит впереди.
- Устал, наверно? - спрашивает Муся.
- Есть такое дело, немножко, - отвечает Аржакон.
- Давай я помогу, потолкаю, - говорит Муся.
- Сиди смирно! Женщин имей ноги слабые. Стоять лодка нельзя.
- Ты прямо все знаешь, Аржакон!
- Конечно, - смиренно соглашается тот. - А почему нет?
Укромная лесная протока. Вода тихая, темная, как машинное масло. Лодка идет быстро, бесшумно. Наконец Аржакон выпрыгнул на берег и вытянул лодку.
- Вылезай! Приехали, такое дело.
По еле заметной тропинке Аржакон пошел вперед, в лесную чащобу. Муся за ним. Вскоре они вышли на просторную поляну. Здесь было поле необычно низкорослой, по локоть, желтеющей пшеницы. Муся как увидела эту маленькую пшеницу с большим колосом, так и припала на колени.
- Это же карликовая пшеница! Карликовая! Загадка веков... Понимаешь, Аржакон?
- Конечно.
- И колос цветет вовсю. Она созреет, непременно созреет.
- А почему нет?
Муся сорвала один колосок, положила на ладонь.
- Ну, пошли к хозяину.
На другом краю этого обширного поля, возле самого облесья, стоял добротный крестовый дом из потемневшей коричневой лиственницы, а за ним двор, амбар, поленницы и, наконец, на отшибе молотильный сарай. Все здесь сделано прочно, экономно.
Когда Муся и Аржакон подходили к дому, залились собаки, и сам хозяин вышел на крыльцо. Это был еще относительно молодой мужик без шапки, с кудлатой рыжей головой, в оленьей безрукавке, в бахилах из сохатиного камуса, он высился горой на крыльце.
- Цыц! - зычным окриком унял он собак. - Проходите, они не тронут, прогудел и, не здороваясь, сам прошел в избу.
В чистой передней комнате, с большой русской печью, с божницей в красном углу, он поздоровался легким поклоном:
- Здравствуйте! Проходите к столу.
На лавке у стола сидела миловидная женщина в длинной поневе и в белой полотняной кофте с красным шитьем на рукавах. Рядом с ней сидели и смирно глядели на вошедших два мальчика.
- Пантелей, я тебе привозил ученый. Его Москва ездил, - указал Аржакон на Мусю. - Теперь у нас на станции работай.
- Меня зовут Мария Ивановна...
- Милости просим, - повторил Пантелей, приглашая гостей к столу. Авдотья, собери на стол!
Хозяйка встала из-за стола, прошла к печке.
- Может, молочка топленого испробуете? С кашей. Может, мясца? спросила она Мусю.
- Спасибо, мы не хотим.
- Тебе не хочет, моя хочет. Тебе лодка сиди, моя шестом толкай. Не одинаково, понимаешь.
Все засмеялись. Стало как-то проще. Хозяйка накрыла на стол, беседовали, рассевшись по лавкам.
- У вас всегда вызревает пшеница? - спросила Муся.
- Всегда, - ответил хозяин.
- А сколько же лет вы здесь сеете?
- Не знаю. Еще дед мой раскорчевал эту заимку. Мне она досталась при семейном разделе.
- Значит, это заимка? А где же ваш основной дом был?
- В Вознесенском. Там отец проживал.
- А где же он теперь?
- Сослали в Сибирь.
- В Сибирь?! Куда уж еще из Якутии?
- Лес заготовлять. Говорят, кулак.
- Что значит - говорят?
- Значит, так определили. А какой же кулак отец мой? Вон Рындин был кулак! Рыбный завод держал... Работников имел. А отец мой сам всю жизнь хрип гнул, не токмо что работников нанимать. Дак мы сами плотники, сами все и смастерили. Какие же мы кулаки?
- И вас с Авдотьей притесняют?
- Покамест нет. Мы в середняках числимся.
- А вы жалобу писали насчет отца?
- Писал, да что толку? Может, отца бы и не тронули, да нужда случилась. Артель охотничью создали, а конторы не было. Вот и заняли дом моего отца под контору да под пушной склад.
- Кто же так распорядился? Это ж нечестно!
- Судейкин.
- Сидор Иванович?
- Он эту артель создавал. А потом ушел на станцию. Теперь и спрашивать не с кого.
- Нет, это дело нельзя так оставить. Я мужа попрошу - пусть съездит в Якутск.
- Где уж там...
Хозяйка меж тем накрыла на стол и даже поставку медовухи налила.
- Кушайте на здоровье, кушайте!
Хозяин налил медку себе и Аржакону. Муся пить отказалась.
- Як вам с большой просьбой: нельзя ли у вас выкроить небольшую деляну? Для моих опытов. Мы все это оплатим вам, по договору.
- Какие же вы опыты хотите провесть? - спросил хозяин.
- Я хочу вывести такой сорт пшеницы, чтобы он созревал и здесь, и в Вознесенском... Повсюду в Якутии.
- Хорошее дело! Ну что ж, столкуемся.
- Ваше дело толковать, мое дело выпивать, - сказал Аржакон, поднимая кружку.
- На здоровье! - сказал хозяин.
Контора опытной станции. За столом сидит Василий. Рядом на стульях Муся и Судейкин.
- Как же так случилось, Сидор Иванович, что вы отобрали дом у Филата Одинцова? - спросил Василий.
- Очень просто - экспроприация экспроприаторов, - ответил бойко Судейкин.
- Какой же он экспроприатор, если у него не было батраков? - спросила Муся.
- Все равно - жил на широкую ногу. То есть паразитически-буржуазный образ вел.
- Он плотник... Середняк! Я проверяла! - крикнула Муся.
- За счет кого же он паразитировал? - спросил Василий. - За счет вас?
- Ну, это не обязательно, чтобы лично кто ему прислуживал. Он всех обирал.
- Каким образом? - спросил Василий.
- Больше всех наживался за счет продажи хлеба, - ответил Судейкин.
- Чей же он хлеб продавал? - спросила Муся.
- Свой.
- Ну и вы свой продавали бы, - сказал Василий.
- А у меня его сроду не было, - с гордостью ответил Судейкин.
- Почему? Земля-то у вас по едокам была поделена.
- Потому что у него скота много было, навозу то есть. Две лошади, две коровы да свинья с поросятами. Опять для наживы...
- И вы бы развели скот. Что в том плохого? - спросил Василий.
- А то, что я артель создавал, а он в сторону глядел.
- Мало ли кто куда глядел. Это еще не основание для репрессии. И я бы вам советовал написать письмо в РИК, чтобы пересмотрели дело Филата Одинцова.
- И не подумаю. И вам не советую связываться с его сыном. Это как же, оказывается, поддержка всяким элементам?
- А вы читали статью товарища Сталина насчет головокружения от успехов? - спросил Василий.
- Читал. Но я теперь не занимаюсь коллективизацией, значит, она меня не касается.
- Правильно! - улыбнулся Василий. - А ты оборотистый!
- Мы приехали сюда новые сорта пшеницы выращивать, а не заниматься глупостями! - вмешалась Муся.
- Вот как! - Судейкин весь залился краской и встал. - Классовая борьба поважнее всех наших пшениц и овсов. Я свое дело сделал - предупредил вас. Поступайте как хотите. - Судейкин вышел.
- Вот блоха-то на теле классовой борьбы, - усмехнулся Василий. - Ну, что будем делать?
- Надо ехать на заимку. У меня на подходе несколько колосков олекминской пшеницы. Проведу опыление там, на месте... Чувствую - тут что-то интересное может завариться.
- Ну, добро! Бери Марфу, Люсю, и Аржакон вас доставит. А я утрясу это дело в районе.
Аржакон, Муся, Марфа и Люся подходят к заимке Пантелея. Хозяин с хозяйкой встречают их еще на дороге.
- Проходите в избу! - приглашает Авдотья.
- Нет, сегодня нам некогда, - говорит Муся. - Пантелей Филатович, для начала нам хватит восьмой части десятины. Вы нам отмерьте. А рассчитываться будем так: подсчитаем средний урожай на вашем поле, и сколько придется на осьмушку, заплатим по базарной цене. Согласны?
- Дело, - ответил Пантелей. - Дак вы проходите на поле, а я сейчас принесу сажень и колья.
Пшеничное поле. Четыре женщины, пригнувшись, начали свое нелегкое кропотливое дело. А в летнем северном небе ходят кругами острокрылые стрижи. Они резвятся и над затерянной в тайге заимкой, и над обрывистыми берегами широкой таежной реки.
