нашла потому что его и не было.
Вернувшись домой я одухотворенно погрузилась в изготовление ризотто. Беспрерывно ища поддержку со всех сторон и вчитываясь в свою шпаргалку, я так старалась видимо потому что моё бессознательное в этот момент вступило в состязание с поваром того пятизвёздочного отеля. И как обычно, когда «всю душу вкладываешь» блюдо явно удалось.
И вот наконец сидим мы разложив по тарелкам пахнущие свежими овощами салаты и ризотто на белом вине с грибами и пармезаном, поднимаем вилки и в этот момент…
– Твистер! О, Твистер-р-р!!!
Довольный серый красавец деловой походкой входил из сада в столовую, неся в зубах мышь. Он бросил её на пол, она побежала. Дальше был известный охотничий танец игры с дичью. Публика была просто на ушах:
– Твистер! О, Твистер! Мисливець, охотник, myśliwy!
Да просто красавец! В конце представления мышь с хрустом, без излишней спешки удалялась в пасть…
И вот насколько должно было вкусным оказаться ризотто, как голодны люди и пахнуть салат, чтоб на фоне этой картины игры кота с мышкой все смеялись и продолжали есть.
Твистера взяли пять месяцев назад из приюта. Его по сексотской наводке соседей отловили волонтёры в заброшенном дачном домике, где он самостоятельно жил. После этого волонтёры дали объявление, что молодой серый кот ищет себе дом. Это была явная ложь! Дом у Твистера уже был! Прекрасный набитый своеобразной консервацией Дом! Его у Твистера как раз забрали, со всеми вкусными сладкими мышами, наполненными полезными витаминами, белками и даже иногда жирами!
А подселили молодого серого красавца в другой дом и уже на совершенно других правах – младшего кота в семью, где старший – рослый сиамец совершенно его не приветствовал. Нет, он будучи крайне пожилым к Твистеру не приставал, но от себя отгонял, и иногда как-то раздражённо на него поглядывал, а это любому коту неприятно.
Хозяева дома не давали Твистеру возможность раз и навсегда выяснить с этим стариканом: «кто тут главный» – они прибегали на любой шум и неодобрительно их растаскивали. Даже ночью мешали честной кошачьей драке. Казалось бы – темно, спите себе. Нет! Тут же включают свет и бегут изо всех комнат.
И так Твистер блуждал по лестницам и комнатам этого здания целые пять месяцев. Его не выпускали, чтоб он не сбежал к себе домой, по ихнему «пока не социолизируется». Консервированная и сухая еда была разложена горами по мискам на обоих этажах, но… Вы когда- либо мышей ели? Вот если бы ели, то могли бы сравнить со всеми вашими консервами.
И наконец именно вчера настал день, когда я впервые приготовила ризотто, а Твистера впервые выпустили погулять! И вот же – мы пришли к финишу одновременно. Конечно, у меня на приготовление ушло значительно больше времени, чем у Твистера на настоящий охотничий обед. Он только вышел в сад и буквально тут же вернулся. А я добрый час возилась со сковородками и всеми этими: натрите крупно, нарежьте мелко, непрерывно помешивая…
И в конце своего монолога замечу, что данное происшествие служит явным доказательством, что это именно коты позволяют нам жить с ними рядом, а не наоборот.
Уехать или остаться
«Я сначала не понимала эти удивлённые взгляды, потом поняла. Да, я действительно комнатная собачка. Да, я сплю под одеялом. А в чём вопрос? Не так выгляжу? Не аристократка? Дворняга? Вы в мою душу смотрели? Что значит не аристократка?» Примерно такой текст считывался мною, когда на присланном мне подругой фото я разглядывала морду развалившегося под пледом в ее постели достаточно крупного с длинноватыми полу стоячими ушами и светло-желтыми мордочкой и лапками черного пса. С интересом разглядывая печальные глазки, в черном обрамлении и блестящий влажный носик, тоже окантованный не густыми черными волосками, отметила – усиков не видно, хоть фотка крупным планом.
Эта «наша девочка», как её с обожанием называла хозяйка, могла украсить своим постоянным неликвидным присутствием любой приют, но вот же пребывала бережно укрытая по центру двухспалки. Что особо обрушивало на зрителя когнитивный диссонанс от созерцания «комнатной собачки» – это то, что следы интеллекта на морде не очень-то и проглядывались. Их почти не было заметно.
Это была достаточно крупная с длинными лапками, явно заборзевшая от изобилия уюта и потакания бестолковая дворняга, чьё органичное место в этом мире по праву рождения в случае большого карьерного успеха было бы в будке неподалеку от курятника, где бы она гремя цепью, до хрипоты отгоняла соседских котов.
Но надлежащей по статусу карьеры не случилось, зато с пенсионом задалось – какими-то неведомыми траекториями судьбы она смогла пролезть в комнатные – то есть прямиком на двухспалку, и не куда-то «в ногах», а – со своей подушечкой посредине кровати. «Судьба », «селяви» или как там ещё говорят в подобных случаях.
Но судьба – такая переменчивая штука, она и пошутить любит, и покрутить разными частями своего тела…
Вот и на с виду удачливую псинку, которую хозяева – «родители» сокращая официоз – «Камила» ласково называли Мила, внезапно обрушилась война.
Всё посыпалось в одночасье. За окнами раздались грохот и канонада, здание стало подпрыгивать, пол – вибрировать. Через несколько дней из окон местами высыпались стекла, из февральского окна потянул холод… Короче, война как война, хоть Мила про такой беспорядок отроду не слыхивала. Она абсолютно не понимала происходящего. А кто понимал? Из собак – никто.
Мила стала сильно страдать. Да, она была далеко не боевой псиной и так называемые "посторонние" непонятные шумы ее очень пугали, она и раньше очень боялась грома и грозы, а тут такое началось. От страха Мила забивалась в самый дальний подкроватный угол, но страх от этого не уменьшался и она там крупно дрожа добавляла полу вибрации. Тогда ей туда хозяева закинули подушечку, чтоб она дальше боялась в более комфортных условиях.
Немного легче было сидеть на руках у хозяйки. Их тела, прижавшись друг к другу и вдвоем реагируя на сотрясение стен, постепенно успокаивались, взаимно поглощая дрожь. Поэтому эти дни Милу хозяйка почти постоянно носила на руках, иногда передавая ее то бабушке, то мужу.
Хозяина в самый первый день потрясений дома не оказалось. Мила по этому поводу очень переживала и часто бегала к двери: «Не прослушала ли я сквозь грохот его приход?» Но нет – в дверях все было по прежнему, никакой новой обуви не появилось. И убедившись, что изменений нет – сквозь грохот ею ничего не пропущено, растеряно виляя хвостиком она бежала обратно на кухню – к хозяйке.
А та, беспрерывно разговаривая по телефону, одновременно готовила им еду. Мила знать не знала о существовании каких-то отдельных собачьих консервов, она всю
